23 января 1946.

¹Едва-едва светает. Однако люди уже соревнуются с птицами, что начинают петь и совершать свои первые дневные полеты и труды. Дом в Гефсимании понемногу просыпается, но всех опережает Учитель, что уже возвращается с молитвы, которую Он творил при первых проблесках утренней зари, если вообще всю ночь не провел в молитве.

Постепенно вновь оживает близлежащий лагерь Галилеян, расположенный в седловине Масличной горы, и в спокойном воздухе раздаются крики и оклики, приглушенные из-за расстояния, но достаточно четкие, чтобы дать понять, что собранные там набожные паломники собираются возобновить свои пасхальные обряды, прерванные прошлым вечером.

Просыпается город там, внизу, и начинается переполняющий его в эти дни перенаселения гвалт: с рёвом ослов, принадлежащих зеленщикам и продавцам ягнят, что толпятся у входных ворот, и с таким трогательным плачем сотен самих ягнят, которые на повозках, на седлах, на перекладинах или на плечах приближаются к своей скорбной участи и зовут маму, оплакивая ее отсутствие и не зная, что надо бы оплакивать свою жизнь, подошедшую к столь преждевременному концу. Затем этот шум поднимается всё сильнее в самом Иерусалиме из-за шарканья шагов по улицам и из-за того, что начинаются переклички с одной террасы на другую, а с террас на улицы и обратно. И этот шум, приглушенный от расстояния, словно шум морского прибоя, достигает тихой Гефсиманской заводи.

²Первый солнечный луч падает прямо на один из драгоценных куполов Храма, и тот весь воспламеняется, словно сошедшее на землю солнце: уместившееся на белоснежном подножии маленькое, но такое красивое, несмотря на свою малость, солнце.

Ученики и ученицы восхищенно взирают на это золотое пятно. Это Дом Господень! Это Храм! Для понимания того, чтó значило это место для израильтян, достаточно увидеть их устремленные на него взгляды. Кажется, что в сверкании этого горящего на солнце золота они видят блистание святейшего Божьего Лика. Любовь к отечеству и преклонение перед ним, святая гордость быть евреями – читаются в их взглядах яснее всяких высказанных слов.

У Порфирии, уже многие годы не бывавшей в Иерусалиме, от волнения даже появляются слезы на глазах, и она безотчетно сжимает руку своего мужа, который указывает ей ладонью не знаю на что, и льнет к нему, словно влюбленная в своего супруга молодая невеста, восхищаясь им и блаженно выслушивая его пояснения.

Тем временем другие женщины тихо разговаривают, перебрасываясь односложными замечаниями относительно того, чéм им сегодня надо будет заняться; Анастасика же, еще не совсем привыкшая и несколько потерянная, стоит слегка поодаль, погруженная в свои мысли.

³Общавшаяся с Марциамом Мария замечает это и, подойдя к ней, обнимает рукой за талию. «Тебе немного одиноко, дочь Моя? Ну, сегодня всё поправится. Видишь? Мой Сын велит апостолам зайти в дома учениц и предупредить, чтобы они собрались и ждали Его после полудня в доме Иоанны. Очевидно, Он хочет поговорить с нами, именно с нами, женщинами, а перед тем, несомненно, представит тебе мать. Знаешь, она добрая. Я знаю ее с самого Своего пребывания в Храме. Она уже с тех пор была матерью для самых младших из тамошних дев. И поймет твое сердце, поскольку сама тоже пролила много слез. Мой Сын в прошлом году исцелил ее от смертной тоски, что охватила ее после смерти двоих ее сыновей. Я всё это говорю тебе, чтобы ты знала, ктó та женщина, которая отныне будет любить тебя, и которую будешь любить ты. Но, как Я говорила в прошлом году Симону Петру, усыновлявшему Марциама, так и тебе скажу: „Пусть эта привязанность не ослабит твоего сердца в его стремлении послужить Иисусу“. Если бы так случилось, этот Божий дар оказался бы для тебя губительнее проказы, заглушив в тебе то благое произволение, которое однажды позволит тебе обладать Царством».

«Не бойся, Мать. Насколько от меня зависит, я превращу эту привязанность в огонь, чтобы всё сильнее и сильнее пламенеть в служении Спасителю. Она не отяготит ни меня, ни Элизу, напротив: поддерживая и подстегивая друг друга, мы вместе в святой ревности при содействии Господа поспешим Его путем».

⁴Пока они разговаривают, из лагеря Галилеян, из города, из разбросанных по склонам домов и из предместья или – как ее назвать? – деревушки, расположенной прямо за городом, по одной из двух дорог, что ведут из Иерусалима в Вифанию, точнее говоря, по той, что длиннее, и которой Иисус пользуется редко, начинают подходить ученики, старые и недавние, последними же прибывают Филипп со своей семьей, Фома (один) и Варфоломей с супругой.

«А где сыновья Алфея, Симон и Матфей?» – спрашивает Фома, не видя их.

Иисус отвечает: «Ушли вперед. Последние двое – в Вифанию, предупредить наших сестер, чтобы за полдень были в доме Иоанны. Двое первых к самой Иоанне и к Анналии, сказать им, что после полудня Я буду у Иоанны. Мы с ними встретимся в третьем часу у Золотых ворот. А пока пойдем раздадим милостыню нищим и прокаженным. Варфоломей с Андреем пусть идут вперед купить для них съестного. Мы же не спеша отправимся следом и остановимся в предместье Офел около ворот, чтобы затем пойти к тем несчастным прокаженным».

«Все?» – уточняют некоторые без энтузиазма.

«Все ученики и ученицы. Нынешняя Пасха объединила нас как никогда раньше. Давайте же вместе совершим то, что в будущем станет обязанностью трудящихся во Имя Мое мужчин и женщин. ⁵А вот к нам спешит Иуда Симонов. Я рад этому, так как хочу, чтобы и он тоже был с нами».

В самом деле, подходит запыхавшийся Иуда. «Я опоздал, Учитель? Это вина моей матери. Она пришла вопреки обыкновению и тому, что я ей говорил. Я встретил ее вчера вечером у одного из друзей нашего дома. А сегодня утром она заняла меня разговорами… Хотела прийти сюда вместе со мной. Но я не согласился».

«Почему? Разве Мария Симонова не заслуживает того, чтобы находиться там, где находишься ты? Наоборот, она заслуживает этого гораздо больше тебя. Так что ступай бегом за ней и присоединяйся к нам в Храме, у Золотых ворот».

Иуда без возражений уходит. Иисус выступает впереди вместе с апостолами и учениками. Женщины с Марией посередине – позади мужчин.