7 февраля 1946

  «Темнеет, куда же мы идем?» — спрашивают апостолы друг у друга. Они беседуют вполголоса о том, что произошло. Громко не говорят ничего, не желая огорчать Учителя, Который явно очень печален.

   Пока они шли, следуя за Учителем, Который все еще очень задумчив, опустилась ночь. Показалось селение у подножья цепи суровых гор.

    «Остановимся здесь на ночь», — приказывает Иисус. «Или, вернее, вы остановитесь здесь. Я пойду в эти горы помолиться…»

   «Один? Ах! Нет! Ты не пойдешь один на гору Адомин! Со всеми этими ворами, которые залегли в ожидании Тебя, нет, Ты не пойдешь!…» — совершенно твердо говорит Петр.

    «Что они могут Мне сделать? У Меня ничего нет!»

   «У Тебя есть… Ты Сам. Я говорю о настоящих ворах, о тех, кто ненавидит Тебя. И Твоей жизни для них вполне достаточно. Ты же не собираешься быть убитым как… как… таким образом, я имею в виду, из трусливой засады. Этим Ты дал бы Твоим врагам возможность придумать невесть какую историю, чтобы отвлечь толпу и от Твоего учения», — настаивает Петр.

    «Симон Ионин прав, Учитель. Они были бы вполне способны избавиться от Твоего тела, а затем говорить, что Ты cбежал, потому что понял, что разоблачен. Или… они могли бы даже взять Тебя в место, пользующееся дурной славой, в дом проститутки, а затем сказать: “Видите где и как Он умер? В перебранке с проституткой”. Ты совершенно верно сказал: “Преследование учения повышает его силу и влияние”, и я заметил, что сын Гамалиила, которого я не упускал из вида, согласно кивал, когда Ты говорил это. Но так же верно, что осмеяние святого и его учения – это самое надежное оружие для того, чтобы опровергнуть его учение и лишить его уважения толпы», — говорит Иуда Фаддей.

    «Конечно. И этого с Тобой случиться не должно», — заключает Варфоломей.

   «Не поддавайся на уловки Твоих врагов. Прими во внимание, что не только Тебе может быть нанесен ущерб, но и Воля Того, Кто послал Тебя, может оказаться недейственной из-за такой  неосторожности, и тогда сыны Тьмы победят, по крайней мере, временно, сынов Света», — добавляет Зелот.

    «Верно! Ты всегда говоришь, и пронзаешь этим наши сердца, что будешь убит. Я помню, как Ты упрекал Симона Петра и не скажу Тебе: “Пусть это никогда не случится”. Но я не думаю, что стану Сатаной, если скажу: «Хотя бы позволь, чтобы это было Твоим прославлением, ясной печатью Твоей Святости и недвусмысленным осуждением Твоих врагов. Так, чтобы толпы могли узнать об этом и иметь веские основания для того, чтобы различать и верить”. Хотя бы это, Учитель. Святая миссия Маккавеев никогда так очевидно не являла свою святость, как когда Иуда, сын Маттафии, пал как герой и спаситель на поле битвы. Ты хочешь пойти на гору Адомин? Мы пойдем с Тобой. Мы Твои ученики! Куда Ты пойдешь как наш Глава, мы пойдем как Твои слуги», — говорит Фома, и я редко слышала, чтобы он говорил с таким торжественным красноречием.

    «Совершенно верно! И если они нападут на Тебя, то им нужно будет сначала напасть на нас», — говорят некоторые из них.

    «О! Им сейчас не так просто будет напасть на нас! Их излечила жгучая боль от слов Клавдии и… они очень… слишком хитрые! Они должны, конечно, понимать, что Понтию будет известно, кого следует наказать за Твою смерть. Они выдали самих себя на глазах у Клавдии, и они будут размышлять об этом и о ловушках более надежных, чем грубое нападение. Возможно, нам теперь глупо бояться. Мы теперь больше не бедные неизвестные люди, какими были в прошлом. Сейчас есть Клавдия!» — говорит Искариот.

     «Очень хорошо… Но давайте не будем прибегать ни к чему рискованному. Что Ты хочешь делать на горе Адомин?» — спрашивает Иаков Зеведеев.

    «Я хочу помолиться и найти место, где вы все могли бы молиться в следующие дни, чтобы быть готовыми к новой все более и более жестокой борьбе».

     «Против наших врагов?»

     «Также против наших “я”. Я очень нуждаюсь в поддержке».

     «Но разве Ты не сказал, что хочешь пойти к границам Иудеи и за Иордан?»

     «Да, Я пойду. Но после того, как помолюсь. Я хочу пойти к Ахору, а затем в Иерихон через Доко».

     «Нет, Господь! Это зловещие места для святых Израиля. Не ходи туда. Я говорю Тебе, я могу чувствовать это. Есть что-то во мне, что говорит мне. Не ходи! Во имя Божье, не ходи!» — кричит Иоанн, который, кажется, находится на грани потери сознания, как если бы он был охвачен исступленным страхом… Все смотрят на него в изумлении, потому что никогда раньше не видели его в таком состоянии. Но никто не насмехается над ним. Все чувствуют, что находятся в присутствии сверхъестественного явления и пребывают в почтительном молчании.

   Иисус также молчит, пока не видит, что Иоанн возвращается к своему обычному самообладанию и слышит как он говорит: «О, мой Господь! Как сильно я страдал!»

   «Я знаю. Мы пойдем к горе Хорафа. Что говорит твой дух?» Я глубоко впечатлена уважением, с которым Иисус обращается к Своему вдохновенному апостолу.

    «Ты спрашиваешь меня, Господь? Ты, Святейшая Премудрость, спрашиваешь у бедного глупого мальчика!»

    «Да, Я спрашиваю у тебя. Малейший становится величайшим, когда он смиренно общается со своим Господом ради блага своих братьев. Скажи Мне».

    «Да, Господь. Давайте пойдем к горе Хорафа. Там есть ущелья, где мы сможем в покое собраться с мыслями в медитации, и дороги на Иерихон и Самарию проходят недалеко. Мы сойдем с горы, чтобы собрать тех, кто любит Тебя и надеется на Тебя, мы будем приводить их к Тебе, или отводить Тебя к ним, и будем также питать наши души молитвою… И Господь будет нисходить и говорить нашему духу… и раскроет наши уши, которые слушают Слово, но не полностью понимают Его… и, прежде всего, воспламенит наши сердца Своим огнем. Потому что мы сможем переносить мучения Земли, только если будем воспламенены. Потому что только если мы сначала перестрадаем сладостным мученичеством всеобщей любви, мы станем готовы страдать мучением человеческой ненависти… Господь… что я сказал?»

   «Мои слова, Иоанн. Не бойся. Тогда остановимся здесь, а завтра на рассвете мы поднимемся в горы».