7 февраля 1946.

¹«Куда мы пойдем, ведь уже вечер?» – спрашивают друг друга апостолы. И вполголоса обсуждают случившееся. Но громко не говорят, чтобы не огорчать Учителя, который на вид очень задумчив.

Наступает вечер, а они всё так же идут за своим задумавшимся Учителем. Но вот у подножия гряды сильно изрезанных гор показывается какое-то селенье.

«Остановимся здесь переночевать, – распоряжается Иисус. – Точнее, остановитесь вы. А Я пойду в те горы помолюсь…»

«Один? Э, нет! На Адомин Ты один не пойдешь! При том, что Тебя подстерегают все эти разбойники – нет, Ты туда не пойдешь!..» – крайне решительно говорит Петр.

«И что они, по-твоему, Мне сделают? У Меня же ничего нет!»

«У Тебя есть… Ты сам. Я говорю о настоящих разбойниках, о тех, кто Тебя ненавидит. А им хватит и Твоей жизни. Нельзя допустить, чтобы Тебя убили, как… как… вот так трусливо, из засады. А Твои враги получили бы тогда повод невесть что напридумать, чтобы заодно отвести массу людей от Твоего учения», – возражает Петр.

«Симон Ионин прав, Учитель. Они вполне способны спрятать Твое тело и сказать, будто Ты сбежал, понимая, что разоблачен. А то и… пожалуй, даже доставить Тебя в нехорошие места, в дом какой-нибудь блудницы, а потом заявить: „Видите, где и как Он умер? В драке за блудницу“. Ты правильно сказал: „Преследовать какое-либо учение – значит усиливать его влиятельность“, и я заметил, так как никогда не упускал его из вида, что сын Гамалиила утвердительно кивал головой, когда Ты это говорил. Но однако не ошибаются и те, кто говорит, что высмеять святого и его учение – это самое верное оружие, каким можно опровергнуть это учение и разрушить почтение людских масс к этому святому», – говорит Иуда Фаддей.

«Да. А этого с Тобой произойти не должно», – подытоживает Варфоломей.

«Не поддавайся на уловки Своих врагов. Подумай, что не только Ты, но и та Воля, что Тебя направила, из-за этой неосторожности могла бы остаться бесплодной, и могло бы показаться, пускай даже на миг, что сыновья Тьмы одержали победу над Светом», – прибавляет Зелот.

«Ну да! Ты всё время повторяешь – и этим пронзаешь наше сердце, – что Тебе надлежит быть убитым. Я помню Твой упрек Симону Петру и не стану говорить: „Да не будет этого никогда“. Но полагаю, что не окажусь Сатаной, если скажу: „Пусть это, по крайней мере, произойдет таким образом, чтобы стать Твоим прославлением, несомненной печатью Твоей Святой Сущности и безусловным приговором Твоим врагам. Чтобы народ знал и мог иметь основания, помогающие различать и верить“. Хотя бы это, о Учитель. Святая миссия Маккавеев никогда не проявлялась так ярко, как в тот момент, когда Иуда, сын Маттафии, умер как герой и спаситель на поле брани^[1]. Ты хочешь идти на Адомин? И мы с Тобой. Мы ведь Твои апостолы! Куда Ты, Глава, туда и мы, Твои служители», – говорит Фома, и мне редко приходилось от него слышать столь убедительную и торжественную речь.

[1] 1 Макк. 9:1–22.

«Верно! Верно! А если они нападут на Тебя, им сначала придется напасть на нас!» – говорят сразу несколько человек.

«О! не так-то легко будет им на нас напасть! Они залечивают свои ожоги от слов Клавдии и… они очень, слишком хитры! Они не преминут сообразить, что теперь Понтий знает, кого наказывать за Твою смерть. Они слишком явно выдали себя, причем на глазах у Клавдии, и будут размышлять и выдумывать более надежные ловушки, чем примитивное нападение. Наверное, наши опасения безосновательны. Мы уже не те никому не ведомые бедняки, какими были прежде. Теперь есть Клавдия!» – говорит Искариот.

«Это всё хорошо… Но не будем подвергать себя опасности. ²Так что же Ты хочешь делать на Адомине?» – спрашивает Иаков Зеведеев.

«Помолиться и подыскать какое-то место, где в будущем мы все могли бы помолиться и подготовиться к новой, еще более ожесточенной борьбе».

«С врагами?»

«А также с нашим я. Оно очень нуждается в укреплении».

«Но разве Ты не говорил, что пойдешь к окраинам Иудеи и в Заиорданье?»

«Говорил, и пойду. Но после того, как помолюсь. Пойду в Ахор, а потом, через Доко, в Иерихон».

«Нет, нет, Господь! Для святых Израиля это бедственные места^[2]. Не ходи туда, не ходи. Я говорю Тебе это, я это чувствую! Чувствую в себе что-то, и оно говорит: не ходи! Во имя Бога не ходи туда!» – кричит Иоанн, который, кажется, готов лишиться чувств, находясь в состоянии какого-то пугающего исступления…

[2] Долина Ахор буквально означает: долина бедствий. Там произошла трагическая история во времена Иисуса Навина (Нав. 7:24–26).

Все изумленно глядят на него, поскольку таким его никогда еще не видели. Но никто над ним не шутит. Все ощущают себя в присутствии чего-то сверхъестественного и почтительно хранят молчание.

Иисус тоже молчит до тех пор, пока Иоанн не приходит в свое обычное состояние и не говорит: «О, мой Господь! Как мне было плохо!»

«Знаю. Мы пойдем к Кариту. Что скажет твой дух?» Меня глубоко поражает то уважение, с каким Иисус обращается к находящемуся в духе апостолу…

«Ты у меня спрашиваешь, Господь? У бедного глупого мальчишки – Ты, Святейшая Премудрость?»

«У тебя, да. Самый меньший становится самым великим, когда смиренно общается со своим Господом ради блага своих братьев. Говори…»

«Хорошо, Господь. Пойдем к Кариту. Там есть безопасные ущелья, где можно сосредоточиться на Боге, и недалеко дороги на Иерихон и в Самарию. Мы будем спускаться вниз и созывать тех, кто Тебя любит и на Тебя надеется, и будем приводить их к Тебе или отводить Тебя к ним, а затем снова насыщаться молитвой… И Господь сойдет к нам, чтобы говорить с нашим духом… открыть нам слух, что внимает Слову, но не понимает его полностью… а главное, наполнить Своим пламенем наши сердца. Потому что перенести мучения на Земле мы сумеем, только если будем пылать. Так как только претерпев вначале сладкую муку всеобъемлющей любви, мы сможем быть готовы претерпевать муки от людской ненависти… Господь… что это я сказал?»

«Мои слова, Иоанн. Не бойся. Значит, остаемся здесь, а завтра на рассвете отправимся в горы».