20 февраля 1946.

¹Странники, хотя и уставшие от долгого перехода, совершенного, вероятно, от заката до рассвета в два этапа по, очевидно, нелегким тропам, не могут сдержать возгласа восхищения, когда, преодолев последний участок пути по склону, сверкающему брильянтами в первом утреннем солнце, оказываются перед раскрывшейся панорамой Мертвого моря целиком от берега до берега^[1].

[1] МВ приводит рисунок, где в центре помещено Мертвое море, на его западном берегу квадратиком отмечен Энгадди, а еще дальше на запад, после гряды прибрежных холмов, изображена пустыня, за которой нарисованы уже более высокие горы.

Если западный берег оставляет небольшой равнинный промежуток между Мертвым морем и линией невысоких холмов, что кажутся последним валом, завершающим цепи Иудейских гор – валом, вырвавшимся вперед, на пустынное побережье, и там застывшим со своей красивой растительностью, поместив между собою и ближайшей грядой Иудеи голую пустыню, – то берег восточный, наоборот, представляет собой горы, что почти отвесно обрываются в акваторию Мертвого моря. Создается впечатление, что земля, словно ее срезали ножом, обрушилась в результате какой-то страшной природной катастрофы, оставившей после себя вертикальные расселины до самого озера, из которых в эти мрачные проклятые воды Мертвого моря низвергаются более или менее полноводные потоки, коим суждено, испарившись, превратиться в соль. Позади, за озером и первой стеной гор, – снова горы и горы, красующиеся на утреннем солнце. На севере – сине-зеленое устье Иордана, на юге – горы, обрамляющие озеро.

Зрелище величественное, торжественное, печальное и предостерегающее, в котором смутные очертания гор сливаются с мрачным очертанием Мертвого моря, что своим видом будто напоминает, к чему может привести грех и на что способен гнев Господень. Поскольку страшно, созерцая столь обширную водную гладь, не наблюдать ни одного паруса, ни одной лодки, ни одной птицы, ни одного зверя, которые бы ее бороздили или парили над ней, или пили бы с ее берегов!

И, в противоположность этой суровой наружности моря, – чудеса солнечного света на холмах и на дюнах, и даже на песках пустыни, где кристаллы соли принимают вид драгоценной яшмы, разбросанной на песке, на камнях, на жестких стеблях пустынных растений, и всё обретает красоту благодаря покрывающей все предметы алмазной пыли. Но еще более чудесен цветущий вид возвышающегося метров на сто-сто пятьдесят над морем нагорья, изобилующего пальмами, всякого рода деревьями и виноградниками, где текут лазурные воды и раскинулся красивый город, окруженный роскошными полями. Когда переводишь взгляд с мрачного вида моря, с искалеченного вида его восточного берега, обретающего оттенок грустного покоя лишь там, где он зеленой полоской низменности вдается в море на юго-востоке, с унылого вида Иудейской пустыни, с суровых очертаний Иудейских гор на эту милую, яркую, цветущую картину, то кажется, что рассеивается какой-то болезненный кошмар, и на его место приходит сладостное тихое видение.

²«Это Энгадди, место, воспетое поэтами нашего Отечества^[2]. Полюбуйтесь, как прекрасен этот край, питаемый благодатными водами посреди такого запустения! Сойдем вниз и окунемся в его сады, потому что тут всё является садом: и луг, и роща, и виноградник. Это древний Асасон-Тамар^[3], чье имя указывает на его прекрасные пальмовые деревья, под которыми еще лучше было и ставить шатры, и возделывать землю, и любить друг друга, растить детей и умножать стада под певучий шелест пальмовых листьев. Это живописный оазис, одна из уцелевших территорий наказанного Богом Эдема, что, как жемчужина в оправе, окольцован тропами, доступными лишь козам и сернам, как сказано в книге Царей^[4], и на этих тропах перед гонимыми, усталыми и одинокими открываются гостеприимные пещеры. Вспомните нашего царя Давида и его доброту по отношению к его недругу Саулу. Это Асасон-Тамар, он же Энгадди, источник, город благословения и красоты, откуда двинулись враги на царя Иосафата и сынов его народа, напуганных, но утешенных Яазиелем, сыном Захарии, ибо в нем говорил Дух Божий. И им досталась великая победа, потому что была у них вера в Господа, и они удостоились помощи благодаря покаянию и молитве, что предшествовали сражению^[5]. Именно с этим городом Соломон в своей песни сравнивает красоту Прекраснейшей из прекрасных. Именно его упоминает Иезекииль, говоря, что он питается от вод Господних… Спустимся же вниз и принесем льющейся с Неба живой Воды этой жемчужине Израиля!» 

[2] Песнь 1:13; Сир. 24:15; Иез. 47:10.

[3] Евр. Хацецон-Тамар (Быт. 14:7; 2 Пар. 20:2); תָמָר (тамáр) – пальма.

[4] 1 Цар. 24:1–3.

[5] Эта история изложена в 2 Пар. 20.

И почти бегом Иисус начинает спуск по умопомрачительной зигзагообразно петляющей по красноватому известняку тропин­ке, которая в местах наибольшего приближения к морю идет прямо по краю горы, нависающей над ним карнизом. Тропка, способная вызвать головокружение даже у самых опытных скалолазов. Апостолы едва поспевают за Ним, и те, кто постарше, остаются далеко позади Учителя, когда Он останавливается у первых пальм и виноградников этого плодородного плоскогорья, оглашаемого журчанием кристальных вод и пением всевозможных птиц.

Белые овцы пасутся под шелестящим навесом из пальм, мимоз, бальзамических растений, фисташковых и других деревьев, источающих тонкие или острые ароматы, что смешиваются с ароматами розовых кустов, цветущей лаванды, корицы, мирры, ладана, шафрана, жасминов, лилий, ландышей, цветов алоэ, которые здесь достигают гигантских размеров, гвоздичных, а также бензойных и еще каких-то деревьев, из чьих стволов в местах надрезов истекают смолы. Поистине, это «запертый сад, родник в саду»^[6], и повсюду тут фрукты и цветы, благоухания и красоты! Я еще не видела в Палестине такого красивого места, как это, учитывая его размах и естественное происхождение. Теперь мне становятся понятны многие страницы поэзии Востока, где воспеваются красоты оазисов как разбросанных по Земле райских мест.

[6] Ср. Песнь 4:12–15.

³Апостолы – вспотевшие, но восторженные – присоединяются к Учителю, и они вместе спускаются по ухоженной дороге в сторону берега, которого можно достичь, последовательно преодолев несколько возделанных террас, с которых маленькими игривыми водопадами льются живительные воды, питающие все эти насаждения до самой равнины, что затем переходит в побережье. И на полпути вниз они вступают в белый город с шелестящими пальмами и запахами роз и тысяч цветов из его садов, и во имя Божье ищут пристанища в ближайших домах. И дома, благосклонные, как и природа, открывают свои двери без колебаний, а их обитатели интересуются, кто «этот Пророк в льняном облачении, что похож на царя Соломона и излучает красоту»…

Иисус с Иоанном и Петром заходят в один домик, где живет вдова с сыном. Остальные распределяются повсюду, получив благословение Учителя и договорившись на рассвете собраться на самой большой площади.