22 февраля 1946

   Похоже, что они покидают город раньше, чем собирались, и, возможно, делают это по совету обитателей Ен-Геди, потому что происходит это глухой ночной порой и почти полная луна освещает город очень ярким светом. Узкие улицы выглядят как серебряные ленты, лежащие между домами кубической формы и стенами садов, известковая побелка которых кажется превратившейся в скульптурный мрамор под волшебными лучами лунного света. Пальмы и другие деревья выглядят таинственно, окутанные лунным фосфоресцирующим светом. Источники и ручейки стали маленькими водопадами и алмазными ожерельями. Соловьи изливают золотые трели из ветвей деревьев, присоединяя, таким образом, свои чудесные голоса к журчанию вод, которое очень ясно слышится в тишине ночи.

   Город спит. С Иисусом, покидающим город, только немногие. Это люди из домов, оказавших гостеприимство Иисусу и Его ученикам, и присоединившиеся к ним другие люди. Глава синагоги идет рядом с Иисусом. О! Он не желает перестать сопровождать Его, даже когда Иисус просит его вернуться назад, перед тем как выйти на открытое пространство за городом. Они идут прямо к дороге, ведущей к Масаде, не к нижней дороге вдоль Мертвого моря, которая, как я слышу, нездорова и опасна ночью, но к внутренней, проложенной по склонам почти у гребней холмов, окаймляющих озеро.

    Оазис изумителен в лунную ночь! Кажется, что идешь по сказочной стране. Затем оазис кончается, и пальмы становятся редкими. А вот и настоящие горы с их лесными деревьями, лугами и склонами, усеянными пещерами, подобно почти всем палестинским горам. Но я бы сказала, что здесь пещеры более многочисленны с их странными входами, длинными или короткими, прямыми или косыми, круглыми или подобными расщелинам, которые в лунном свете выглядят устрашающе.

   «Авраам, дорога далее спускается вниз. Почему ты взбираешься вверх, собираясь идти длинным путем в обход, по этой непроходимой тропе?» — говорит кто-то из Ен-Геди, предупреждая старого главу синагоги.

    «Потому что мне нужно показать кое-что Учителю и попросить Его сделать еще что-то вдобавок к тем великим дарам, которые Он уже даровал нам. Но если вы устали, то идите домой, или подождите меня здесь, я пойду сам», — отвечает старик, идущий с трудом, запыхаясь, по крутой трудной тропе.

   «О! Нет! Мы пойдем с тобой. Но нам больно видеть тебя таким уставшим. Ты задыхаешься…»

     «О! Это не от крутизны тропы!… Это от кое-чего еще! Это меч, пронзающий мое сердце… и это надежда, которая переполняет его. Пойдем, дети мои, и вы увидите, как много печали было в сердце человека, который избавлял вас от всех скорбей! Как много… не отчаяния, нет, конечно, но… тот, кто всегда говорил вам, чтобы вы надеялись на Господа, Который может все, понимая, что ему более невозможно ожидать радости… я учил вас верить в Мессию… Помните ли вы, когда я стал говорить о Нем без страха, когда я мог делать это, не нанося Ему вреда? А вы говорили мне: «А как же бойня, устроенная Иродом?» Да. Это было болезненным шипом в моем сердце! Но я крепко держался за надежду всем своим существом… Я говорил: “Если Бог послал  Свою звезду трем людям, которые были даже не из Израиля, чтобы пригласить их поклониться Ребенку Мессии, и привел их с ее помощью к бедному дому, неизвестному раввинам Израиля, первосвященникам и книжникам, если во сне Он сообщил им, чтобы они не возвращались к Ироду, чтобы спасти Дитя, то возможно ли, чтобы Он, с даже еще большей силой, не сообщил Его отцу и Матери, чтобы они бежали, надеясь на Бога и мужа в безопасное место?” И моя вера в Его невредимость становилась сильнее, и тщетно ее атаковали человеческие сомнения и слова других людей… И когда… и когда глубочайшая печаль, которая может постигнуть отца, охватила меня… когда я отвел живое существо в гробницу и сказал ему: “Оставайся здесь, пока будет длиться твоя жизнь… и учти, что если желание ласки твоей матери или какая-либо другая причина побудит тебя пойти в город, то я прокляну тебя и буду первым поразившим тебя и сославшим тебя туда, где даже моя самая безутешная любовь не сможет помочь и принести тебе облегчение”. Когда я должен был сделать это… я стал даже еще больше держаться своей веры в Бога, Спасителя Его Спасителя, и сказал самому себе и своему сыну… своему прокаженному сыну… понимаете?… прокаженному: “Вместе склоним наши головы перед волей Господа и верой в Его Мессию! Я Авраам… ты Исаак, принесенный в жертву болезни, не огню, предложим (в жертву) нашу скорбь, чтобы случилось чудо…” И каждый месяц, в каждое новолуние, когда я тайно приходил сюда, нагруженный едой… одеждами… любовью… которую я должен был держать вдали от моего сына… потому что я должен был возвращаться к вам… моим детям…  к моей слепой жене, к моей слабоумной жене, чье ужасное горе сделало ее слепой и тупой… я должен был возвращаться в свой бездетный дом… лишенный мира взаимной осознанной любви… и в мою синагогу, чтобы говорить вам о Боге… о Его чудесах… о чудесных вещах, которые Он распространяет во вселенной… и при этом я должен был видеть своими глазами разрушающийся образ своего сына… которого я не мог даже защитить, когда слышал, как люди говорят о нем дурное, что он был неблагодарным сыном, или преступником, который сбежал из дома… и каждый месяц, когда я совершал это паломничество к гробнице моего живого сына, как я уже сказал, я повторял ему, чтобы воодушевить его: “Мессия уже на земле. Он придет. Он исцелит тебя…” В прошлом году во время Пасхи, когда я искал Тебя в Иерусалиме, в то короткое время, которое я мог быть вдали от своей слепой жены, мне сказали: “Он действительно существует. Вчера Он был здесь. Он также исцелил нескольких прокаженных. Он ходит по всей Палестине, исцеляя, утешая, обучая”. О! Я вернулся так быстро, что выглядел как молодой человек, собирающийся на свадьбу! Я даже не остановился в Ен-Геди, но пришел сюда и позвал моего сына, моего мальчика, мое умирающее семя, и сказал ему: “Он придет!” Господь… Ты сделал столько доброго для нашего города. Ты уходишь, но здесь не осталось больных людей…  Ты благословил даже наши деревья и животных… Не будешь ли Ты…  Ты уже исцелил мою жену… но не окажешь ли Ты милость плоду ее чрева?…  Сыну матери! Верни сына его матери, Ты,  совершенный Сын Матери всех милостей! Во имя Твоей Матери будь милостив ко мне, к нам!…»

   Все плачут вместе со стариком, который говорил с такими сильными и надрывающими сердце чувствами…

   И Иисус заключает его, рыдающего, в Свои объятия, и говорит ему: «Не плачь больше! Пойдем к твоему Елисею. Твоя вера, справедливость и надежда заслужили это и даже большего. Не плачь, отец! Не будем больше медлить с освобождением человека от такого ужаса».

   «Луна уже садится. Дорога трудная. Не могли бы мы подождать до рассвета?» — говорят некоторые люди.

    «Нет. Здесь вокруг нас много смолистых растений. Сорвите несколько ветвей, зажгите их и пойдем», — приказывает Иисус.

    Они взбираются по узкой мучительной тропе; она выглядит как сухое ложе аллювиальных вод. Дымные красноватые факелы потрескивают, распространяя в воздухе сильный запах смолы.

   За узкой площадкой, расколотой посередине расщелиной, из которой вытекает вода источника, показалась пещера с узким входом, почти скрытая густыми кустами, растущими по краям расщелины.

    «Елисей провел здесь долгие годы… в ожидании смерти или милости Божьей…» — говорит старик тихим голосом, указывая на пещеру.

    «Позови твоего сына. Утешь его. Скажи ему, чтобы он не боялся, чтобы имел веру».

   И Авраам кричит громким голосом: «Елисей! Елисей! Сын!» — и повторяет свой крик, трясясь от страха, потому что ответа нет.

    «Возможно, он умер?» — спрашивают некоторые.

    «Нет. Умереть, именно сейчас, нет! В конце своих мучений! Так безрадостно, нет! О! Мой мальчик!» — стонет отец.

     «Не плачь. Позови его снова».

     «Елисей! Елисей! Почему ты не отвечаешь своему…»

     «Отец! Отец! Почему ты пришел в такое необычное время? Может быть, мама умерла и ты пришел, чтобы…» — голос, который прежде слышался издали, подошел ближе и призрак раздвинул ветви скрывающие вход, ужасный призрак, полуобнаженный разлагающийся скелет… который, увидев так много людей с факелами и палками, вообразил невесть что, и скрылся крича: «Отец, почему ты выдал меня? Я никогда не покидал этого места… Почему ты привел людей, чтобы побить меня камнями?!» Голос удалился и только колышущиеся ветви остались в напоминание людям о видении призрака.

    «Успокой его! Скажи ему, что Спаситель здесь!» — побуждает его Иисус.

    Но у старика не осталось больше сил… Он безутешно плачет…

   Тогда заговорил Иисус: «Сын Авраама и Отца Небесного, слушай. То, о чем пророчествовал твой праведный отец, сейчас совершилось. Спаситель здесь и твои друзья из Ен-Геди вместе с Ним и ученики Мессии пришли, чтобы возрадоваться твоему воскресению. Выйди и не бойся! Дойди до трещины, и Я тоже подойду к ней. Я коснусь тебя, и ты очистишься. Не бойся, подойди к Господу, Который любит тебя!»

   Ветви вновь раздвигаются, и из-за них выглядывает испуганный прокаженный. Он смотрит на Иисуса, на белую фигуру, идущую по траве площадки перед пещерой и остановившуюся у края трещины… Он смотрит на остальных… и, в особенности, на своего отца, который кажется зачарованным и следует за Иисусом с протянутыми руками и глазами, устремленными в лицо своего прокаженного сына. Он успокаивается и выходит вперед, прихрамывая из-за язв на стопах…протягивает свои руки с их изъеденными проказой кистями… Становится перед Иисусом… Смотрит на Него…  И Иисус протягивает Свои прекрасные кисти и поднимает Свои глаза к Небу. Кажется, что Он собирает, вбирает в Себя весь свет бесчисленных звезд, льющих свое чистое сияние на нечистую, разлагающуюся, разрушающуюся плоть, которая выглядит даже еще ужасней в красном свете горящих ветвей, которыми машут люди, чтобы они давали больше света.

   Иисус наклонился над трещиной, кончиками Своих пальцев Он касается кончиков прокаженных пальцев и говорит: «Я желаю этого!», с такой прекрасной улыбкой, которую невозможно описать. Он повторяет «Я желаю этого!» еще дважды. Он молится и приказывает этими словами…

   Он отступает на один шаг, крестообразно раскрыв Свои руки и говорит: «А когда ты очистишься, проповедуй Господа, потому что ты принадлежишь Ему. Помни, что Господь любит тебя, чтобы ты мог быть хорошим израильтянином и хорошим сыном. Женись и воспитывай своих детей для Господа. Твоя невыносимая горечь устранена. Благослови Господа и будь счастлив!»

   Затем Он оборачивается и говорит: «Вы, с факелами, выйдите вперед и смотрите на то, что может сделать Бог для тех, кто заслуживает этого».

   Он опускает Свои руки, — так как раскрытые и покрытые мантией, они препятствовали людям видеть прокаженного, — и отходит в сторону.

   Первый крик издал старик, стоящий на коленях за Иисусом: «Сын! Сын! Ты такой же статный, как когда тебе было двадцать лет. И такой же здоровый! И красивый. О! Ты теперь еще красивее!… О! Доску, ветку, что-нибудь, чтобы я мог прийти к тебе!» — и он готов броситься вперед. Но Иисус сдерживает его: «Нет! Радость не должна заставить тебя пренебречь Законом. Сначала он должен быть очищен. Смотри на него! Поцелуй его своими глазами и своим сердцем, но будь сейчас таким же сильным, каким ты был на протяжении столь долгих лет. И будь счастлив…»

   И в самом деле, это абсолютное чудо. Это не только исцеление, но и восстановление того, что было разрушено болезнью, и мужчина, примерно сорока лет, такой здоровый и невредимый, как если бы он не страдал от какой-либо болезни; он только очень худ, что придает ему аскетическую красоту, не обычную, а сверхъестественную. Он машет своими руками, опускается на колени и благословляет… он не знает, как выразить Иисусу свою благодарность. Наконец он увидел несколько цветов среди травы, срывает их, целует и бросает их через трещину к стопам Спасителя.

    «Пойдем! Вы, люди Ен-Геди оставайтесь здесь с вашим главой синагоги. Мы должны идти к Масаде».

   «Но вы не знаете… Вы не сможете видеть…»

   «Я знаю путь. Я знаю все! Как пути на Земле, так и пути сердец, по которым ходят Бог и Враг Бога, и Я вижу тех, кто принимает последнего и Первого. Оставайтесь здесь с Моим миром! Во всяком случае, скоро рассветет и с горящими ветвями у вас будет свет до рассвета. Авраам, подойди сюда, чтобы Я мог поцеловать тебя на прощание. Пусть Господь всегда будет с тобой, как Он был так долго и с твоей семьей и с вашим добрым городом».

   «Ты не придешь к нам снова, Господь? Чтобы увидеть мой счастливый дом?»

   «Нет. Мой путь близится к концу. Но ты будешь со Мной на Небесах, и те, кто дороги тебе, будут с тобой. Любите Меня и воспитывайте малышей в вере Христовой… Прощайте все. Мир и благословения всем тем, кто здесь, и их семьям. Мир тебе, Елисей. Будь совершенным из благодарности к Господу. Мои апостолы, идите со Мной…»

   И Он отправляется в путь во главе небольшой процессии, идущей освещая себе путь поднятыми горящими ветвями. Он заворачивает за выступ скалы и исчезает со Своей белой мантией, затем один за другим исчезают апостолы, стихает шарканье их ног, исчезает красноватый свет горящих ветвей…

   Отец и сын остались на площадке, сидя по сторонам трещины, созерцая друг друга. Позади них, в группе, перешептываются о своем восхищении люди Ен-Геди… Они ждут рассвета, чтобы вернуться в город с новостью о чудесном исцелении.