12 марта 1946

   Иисус, в сопровождении Зелота, который ведет за поводья маленького осла, на котором едет Элиза, стучится в дверь смотрителя Бетхера. Они пришли не по той дороге, что в прошлый раз, и прибыли в имение Иоанны из селения, лежащего на восточных склонах горы, на которой возвышается замок.

   Смотритель, узнав Господа, поспешил широко открыть ворота,  рядом со своим маленьким домиком, ведущие в сад перед резиденцией, который является началом страны грез, то есть розовых садов Иоанны. Сильный аромат свежих роз и эфирного масла роз застоялся в теплом воздухе сумерек, и когда первый вечерний ветерок подул с запада, заставив розовые кусты волнообразно заколыхаться, аромат стал сильнее, свежее и более естественным, потому что он исходит с холмов, засаженных розариями и преодолевает тяжелый запах эссенции, исходящий от низкого широкого сарая, расположенного напротив восточной стены имения.

   Смотритель говорит: «Моя госпожа вон там. Она ходит туда каждый вечер. Там собираются работники, которые собирают цветы и делают эссенцию. Она беседует с ними, задает им вопросы, лечит их и утешает. О! Наша госпожа добрая. Она всегда была такой. Но… с тех пор, как она стала Твоей ученицей…Я сейчас ее позову… Сейчас очень напряженное время и обычных работников недостаточно, хотя после Пасхи она взяла новых слуг и служанок. Подожди здесь, Господи…»

   «Нет, Я пойду к ней. Пусть Бог благословит тебя и дарует тебе мир», — говорит Иисус, поднимая руку, чтобы благословить старого смотрителя, которого Он терпеливо выслушал. И Он идет к низкому широкому сараю.

   Звуки Его шагов по твердой почве заставили Матфия, — довольно любознательного маленького мальчика, — выглянуть и выбежать с криком, с распростертыми руками, приглашающими и желающими объятий. «Иисус здесь! Иисус здесь!» — кричит он на бегу. И когда он уже на руках Господа, целующего его, из среды своих слуг появляется Иоанна.

    «Господь!» — тоже кричит она и падает на колени, прямо на месте, чтобы сразу почтить Его. Она простирается и затем встает, с лицом, окрасившимся в пурпурный цвет от эмоций, подобно лепестку яркой розы. Затем она идет к Иисусу. И склоняется, чтобы поцеловать Его стопы.

    «Мир тебе, Иоанна. Ты хотела Меня видеть? Я пришел».

    «Да, я хотела Тебя видеть, Господь…» Иоанна побледнела и стала серьезной.

   Иисус заметил это. «Встань, Иоанна. У Хузы все хорошо?»

   «Да, мой Господь».

   «А у маленькой Марии, которую Я здесь не вижу?»

   «Тоже, Господь… Она пошла с Эстер, чтобы взять некоторые лекарства для слуг, которые больны».

   «Ты меня позвала для этого?»

   «Нет, Господь… Это было… из-за Тебя», — Иоанна явно не желает говорить в присутствии всех людей, которые столпились вокруг них.

   Иисус понял это и говорит: « Хорошо. Пойдем и посмотрим твои розарии…»

   «Ты, должно быть, устал, Господь. Тебе нужно поесть… Ты, должно быть, испытываешь жажду…»

   «Нет. Во время жарких часов мы остановились в доме учеников из пастухов. Я не устал…»

   «Тогда пойдем… Ионафан, приготовь все для Господа и для тех, кто с Ним… Сойди Матфий…» — приказывает она управляющему, почтительно стоящему рядом с ней и маленькому мальчику, который прижался к Иисусу в Его объятиях, положив свою темноволосую голову на впадину на шее Иисуса, подобно маленькому голубку под отеческим крылом. Мальчик тяжело вздыхает, но спешит повиноваться.

   Но Иисус говорит: «Нет. Он пойдет с нами и не будет нас беспокоить. Он будет маленьким ангелом, в чьем присутствии ничто возмутительное не может быть сказано или сделано, и будет, таким образом, предохранять от возникновения малейших подозрений в чьем-нибудь сердце. Пойдем…»

   «Учитель, можем Элиза и я войти в дом, или Ты желаешь, чтобы пошли с Тобой?» — спрашивает Зелот.

   «Вы можете идти в дом».

   Иоанна ведет Иисуса по широкой аллее, разделяющей сад, к розариям,  взбирающимся вверх и спускающимся вниз по склонам напротив ее цветущего поместья. И она продолжает идти дальше, как если бы она желала остаться в стороне, только среди розовых кустов, деревьев и маленьких птичек среди ветвей, в их последних ссорах в поисках места для ночевки или устраивая своих птенцов на ночь. Розы в этот вечер покрыты бутонами, которые откроются утром и будут срезаны ножницами. Они сладко пахнут, прежде чем упокоиться в росе.

   Они остановились в маленькой лощине между двумя волнами земли, где гирлянды роз телесного цвета улыбаются с одной стороны, а розы красные как свертывающаяся кровь – с другой. Здесь находится камень, который используется как сиденье или как стол, на котором сборщики размещают свои корзины. Трава и камень усеяны увядшими розами и лепестками – свидетелями дневной работы.

   Своей украшенной кольцами рукой Иоанна сметает цветочные отходы с сиденья и говорит: «Сядь, Учитель, мне нужно о многом рассказать Тебе».

   Иисус садится, а Матфий начинает бегать по траве, пока не находит очень интересный объект для преследования, большую лягушку, которая оказалась здесь, чтобы насладиться вечерней прохладой. Он начал гоняться за несчастным созданием, радостно крича и прыгая. Затем его внимание привлекла норка сверчка, и он стал ковыряться в ней маленькой палочкой.

   «Иоанна, Я здесь, чтобы выслушать тебя… Ты не собираешься говорить?» — спрашивает Иисус после минутного молчания, перестав наблюдать за мальчиком, и посмотрев на ученицу, которая стоит перед Ним, серьезная и молчаливая.

   «Да, Учитель. Но… это очень трудно и я думаю, что это будет больно слышать…»

   «Говори с простодушием и доверием…»

   Иоанна опускается на колени на траву, полусидя на пятках, ниже Иисуса, Который сидит выше, на сидении, в суровой непреклонной позе; как человек, Он более далек, чем если бы Он был совершенно отделен несколькими препятствиями, но как Бог и как Друг, Он близок благодаря доброте Его взгляда и Его улыбки. Иоанна смотрит на Него в мягких сумерках майского вечера. Наконец она говорит: «Мой Господь… прежде чем говорить… я должна задать Тебе вопрос… чтобы узнать, как Ты думаешь… чтобы убедиться, правильно ли я поняла Твои слова. Я женщина, глупая женщина… возможно, я витала в мечтах и только сейчас узнаю о действительной ситуации… как Ты объясняешь вещи, как Ты подготавливаешь их, как Ты желаешь их для Твоего Царства… Возможно Хуза прав… а я ошибаюсь…»

   «Хуза в чем-то упрекнул тебя?»

   «И да, и нет, Господь. Он только сказал мне, с властью мужа, что если ситуация такова, как заставляют его думать о ней последние факты, то я должна оставить Тебя, потому что он, как сановник Ирода, не может позволить своей жене участвовать в заговоре против Ирода».

   «И когда ты была заговорщицей? Кто думает вредить Ироду? Его жалкий трон, который так мерзок, гораздо ниже этого сидения среди этих кустов роз. Я сижу здесь, но Я бы не сел на его трон. Хузе не нужно беспокоиться! Я не желаю трона Цезаря, не говоря уже о троне Ирода. Это не Мои троны, или Мои царства».

   «О! Это так, Господь? Да будешь Ты благословен! Какой мир Ты вселяешь в меня! Я целыми днями страдала из-за этого! Мой святой и божественный Учитель, мой дорогой Учитель, мой Учитель, так как я всегда понимала, видела и любила Тебя, такого высокого, так возвышающегося над Землей, такого… такого  божественного, о мой Господь и небесный Царь!» — и Иоанна берет руку Иисуса и почтительно целует тыльную сторону ладони, стоя на коленях, как если бы она поклонялась Ему.

   «Но что случилось? Что-то о чем Я не знаю, что могло так сильно расстроить тебя, что затуманило в тебе прозрачность Моей морали и духовного образа? Скажи Мне!»

   «Что? Учитель, испарения заблуждения, гордости, жадности, закоснелости поднялись как из зловонных кратеров и омрачили Твой образ во мнениях некоторых мужчин и женщин… И  то же самое пытались сделать со мной. Но я Твоя Иоанна, Твоя Милость, о Боже. И я бы не заблудилась, — по крайней мере, я надеюсь на это, — зная, как благ Бог, но тот, кто только зародыш души, пытающейся совершенствоваться, может умереть из-за обмана. И тот, кто плывет по илистому морю, загрубев от борьбы с сильными течениями, и стремится достичь берега, гавани, чтобы очиститься и найти иные места мира и справедливости, может быть побежден усталостью, если он потеряет доверие к берегу и в то, что эти места существуют, и может быть вновь унесен прочь течениями и грязью. Я сожалею и беспокоюсь о крушении таких душ, для которых прошу Твоего Света. Души, которые мы совершенствуем в вечном Свете, дороже для нас, чем тела, которым мы дали рождение в свете земном. Я сейчас поняла, что значит быть матерью тела и матерью души. Мы скорбим о смерти наших детей. Но это только наша печаль. Но о душе, которую мы стремились совершенствовать в Твоем Свете и которая умерла, мы страдаем не одни. Мы страдаем о них с Тобой, с Богом… потому что в нашей скорби о духовной смерти души присутствует также Твоя скорбь, бесконечная скорбь Бога… Я не знаю, смогла ли я выразиться понятно…»

   «Да, смогла. Но дай Мне точный отчет, если ты желаешь, чтобы Я утешил тебя».

   «Да, Учитель. Ты послал Симона Зелота и Иуду Искариота в Вифанию, верно? И это касалось той девушки еврейки, которая была передана Тебе знатными римлянками и которая была послана Тобой к Нике…»

   «Да, это так. И что?»

   «И она захотела попрощаться со своей доброй госпожой, а Симон и Иуда отвели ее к башне Антония. Ты знал об этом?»

   «Я знал. Так?»

   «Учитель… я боюсь, что должна огорчить Тебя… Учитель, Ты действительно только духовный Царь? Ты не стремишься к земным царствам?»

   «Конечно же, нет, Иоанна. Как ты можешь все еще сомневаться в этом?»

   «Учитель, только чтобы еще раз иметь радость видеть в Тебе божественное существо, ничего кроме божественного существа. И именно потому, что Ты таков, я должна причинить Тебе глубокую скорбь… Учитель, человек из Кериофа не понимает Тебя, не понимает он и тех, кто уважает Тебя как мудрого человека, великого философа, как Добродетель на Земле, восхищается  Тобой и обещает защитить Тебя как такового. Странно, что язычницы римлянки поняли то, что один из Твоих апостолов не понял, после того, как столь долгое время был с Тобой…»

   «Его человеческая природа, его человеческая любовь ослепляет его».

   «Ты прощаешь его… Но он вредит Тебе, Учитель. Пока Симон разговаривал с Плаутиной, Лидией и Валерией, Иуда говорил с Клавдией от Твоего имени, как Твой посол. Он хотел выбить из нее обещания о восстановлении царства Израиля. Клавдия задала ему много вопросов… и он рассказал ей довольно много. Он, конечно, думает, что стоит на пороге своей глупой мечты, что мечта становится реальностью. Учитель, Клавдия была возмущена. Она дочь Рима… Империя в ее крови…Возможно ли, чтобы дочь семьи Клавдиев была бы в заговоре против Рима? Она была так шокирована, что начала сомневаться в Тебе и в святости Твоего учения. Она все еще не может постигнуть или понять Святости Твоего Происхождения… Но она, в конечном счете поймет, потому что она исполнена доброй воли. Она поймет, когда успокоится относительно Тебя. В настоящее время Ты кажешься ей лживым жадным мятежником и узурпатором… Плаутина и другие римлянки пытаются разубедить ее в этом… Но она желает непосредственного ответа от Тебя».

   «Скажи ей, чтобы она не боялась. Я Царь царей, Я создал их и сужу их, и у Меня не будет никакого другого трона, кроме трона Агнца, сначала принесенного в жертву, а затем триумфального на Небесах. Пусть она узнает об этом сразу».

   «Да, Учитель. Я пойду лично. Прежде чем они покинут Иерусалим, потому что Клавдия так возмущена, что не желает больше оставаться в Антонии, как она говорит… потому что она не желает видеть врагов Рима…»

   «Кто тебе сказал это?»

   «Плаутина и Лидия. Они пришли… И Хуза при этом присутствовал… и позже… он поставил меня перед дилеммой: или Ты духовный Мессия, или я должна покинуть Тебя навсегда».

   Печальная улыбка появилась на лице Иисуса, которое побледнело от печали после отчета Иоанны, и Он спрашивает: «Хуза не приедет сюда?»

   «Завтра Суббота и он приедет».

   «Я успокою его. Не бойся. Пусть никто не боится. Хуза не должен бояться за свое положение при дворе, или Ирод возможной узурпации, или Клавдия за Рим, и ты не должна бояться того, что будешь обманута, или того, что, возможно, окажешься в разлуке… Пусть никто не боится… Только Я должен бояться… и страдать…»

   «Учитель, мне не хотелось бы так огорчать Тебя. Но не сообщить Тебе об этом было бы равносильно обману… Учитель, как Ты поступишь с Иудой?… Я боюсь его реакций… только и неизменно ради Тебя…»

   «Искренне. Я дам ему понять, что Я знаю об этом и не одобряю его поступок и его упрямство».

   «Он возненавидит меня, потому что поймет, что это я рассказала Тебе об этом…»

   «Ты сожалеешь об этом?»

   «Твоя ненависть расстроила бы меня. Но не его. Я женщина. Но я более мужественна в служении Тебе, чем он. Я служу Тебе, потому что я люблю Тебя, а не ради получения почестей от Тебя. Если бы в будущем из-за Тебя я потеряла бы свое богатство, любовь своего мужа, свою свободу и саму жизнь, я бы любила Тебя даже еще больше. Потому что в этом случае я бы любила только Тебя и была бы любима только Тобой», — импульсивно говорит Иоанна, вставая.

   Иисус также встает и говорит: «Да будешь ты благословенна, Иоанна, за то, что ты сказала. И пребывай в мире. Ни ненависть Иуды, ни его любовь не могут изменить того, что написано на Небесах. Моя миссия будет исполнена так, как это было решено. Никогда не чувствуй раскаяния. Будь такой же безмятежной как маленький Матфий, который, построив дом, — прекрасный дом, как он думает, — для своего сверчка, заснул, уткнувшись лбом в лепестки роз, и улыбается… думая, что лежит на розах. Потому что жизнь прекрасна, когда человек невинен. Я тоже улыбаюсь, даже если бы в Моей человеческой жизни у Меня не было бы цветов, но только увядшие опавшие лепестки. Но на Небесах у Меня будут все те розы, которые были спасены… Пойдем. Опускается ночь. Мы скоро не сможем разглядеть тропинки».

   Иоанна хочет взять мальчика на руки.

   «Оставь его… Я понесу его. Посмотри, как он улыбается! Он, конечно, мечтает о Небесах… о своей матери… о тебе… Я тоже, в Своей печали каждого часа, мечтаю о Небесах… о Моей Матери и о хороших ученицах».

   Они медленно идут к дому.