ЕВАНГЕЛИЕ КАК ОНО БЫЛО МНЕ ЯВЛЕНО
415. Краткая передышка в Вифании
11 апреля 1946
1Иисус добирается до Вифании, когда закат окрашивает небо. За Ним, перегревшиеся и покрывшиеся пылью, следуют Его ученики. И они – Иисус и апостолы – единственные, кто отважился в это пекло отправиться в дорогу, которую плохо защищают растущие на Масличной горе до самых склонов Вифании деревья.
Лето свирепствует. Но еще сильнее свирепствует ненависть. Поля оголены и выжжены, и раскалены, словно пышущие жаром печи. Но души врагов Иисуса оголены еще сильнее, лишенные – не говорю любви, но честности, да и просто человеческой нравственности, сожжены своей ненавистью… И у Иисуса остается лишь один дом, где можно укрыться: Вифания. Там любовь, облегчение, защита, преданность… Туда и направляется гонимый Странник в Своем белом облачении; вид Его опечаленный, походка усталая, свойственная человеку, идущему без остановки, потому что сзади по пятам идут враги, взгляд – безропотный, как у того, кто уже предвидит собственную смерть, приближающуюся с каждым часом, с каждым шагом, и кто уже принял ее из послушания Богу…
Дом, расположенный посреди обширного сада, стоит наглухо закрытым и безмолвным в ожидании более прохладных часов. В саду пусто и тихо, и только солнце распоряжается в нем по-хозяйски.
2Фома громко зовет своим мощным баритоном.
Отодвигается занавеска, выглядывает чье-то лицо… Затем крик: «Учитель!» – и наружу выбегают слуги, а за ними – удивленные хозяйки, которые никак не ждали Иисуса в этот, еще знойный, час.
«Раббони!» «Мой Учитель!» Марфа и Мария здороваются издалека, уже склоняясь, готовые поклониться в землю, что они и делают, едва только открывается калитка, отделявшая от них Иисуса.
«Марфа, Мария, мир вам и вашему дому».
«Мир Тебе, Учитель и Господь… Но почему в такой час?» – спрашивают сестры, отпуская слуг, чтобы Иисус мог говорить непринужденно.
«Чтобы отдохнуть телом и душой там, где нет ненависти…» – грустно произносит Иисус, протягивает ладони, словно бы говоря: «Вы не против?» и силится улыбнуться, но улыбка эта довольно печальная, и ей противоречит взгляд Его скорбных глаз.
«Тебя обидели?» – вспыхивая, спрашивает Мария.
«Что с Тобой случилось? – спрашивает Марфа и по-матерински прибавляет: – Иди сюда, я дам Тебе освежиться. Сколько же Ты идешь, что такой уставший?»
«С рассвета… и можно сказать, беспрерывно, потому что короткая остановка в доме члена Синедриона Хелкии была хуже, чем долгий переход…»
«Это там Тебя огорчили?..»
«Да… а до этого в Храме…»
«Но зачем же Ты пошел к этой змее?» – вопрошает Мария.
«Поскольку не пойти туда – значило бы оправдать их ненависть, которая обвинила бы Меня в презрительном отношении к членам Синедриона. Но теперь уже… пойду Я или не пойду – мера фарисейской ненависти переполнена… и никакого перемирия больше не будет…»
«Вот оно что? Оставайся с нами, Учитель. Здесь они не причинят Тебе вреда…»
«Тогда Я не выполню Свою миссию… Многие души ждут своего Спасителя. Я должен идти…»
«Да они не дадут Тебе прохода!»
«Нет. Они будут ходить за Мной, позволяя Мне передвигаться, чтобы следить за каждым Моим шагом, позволяя Мне говорить, чтобы следить за каждым словом, наблюдая за Мной, как ищейки за добычей, чтобы получить… что-нибудь, что могло бы показаться грехом… и сгодится всё…»
Марфа, всегда такая сдержанная, до того прониклась жалостью, что поднимает руку, словно хочет погладить Его исхудавшую щеку, но, покраснев, останавливается и говорит: «Прости! Мне за Тебя так же больно, как за нашего Лазаря! Прости меня, Господь, что я почувствовала к Тебе любовь, как к страдающему брату!»
«Я и есть страдающий Брат… Любите Меня чистой сестринской любовью… 3А что делает Лазарь?»
«Он чахнет, Господь…» – отвечает Мария и дает волю уже щиплющим глаза слезам этим своим признанием, которое прибавляется к горечи видеть ее Учителя таким удрученным.
«Не плачь, Мария. Ни из-за Меня, ни из-за него. Мы исполняем Божественную волю. Плакать нужно о тех, кто не умеет ее исполнять…»
Мария наклоняется, чтобы взять в руки ладонь Иисуса, и целует ее в кончики пальцев.
Тем временем они дошли до дома и, зайдя в него, сразу идут к Лазарю, тогда как апостолы останавливаются, чтобы освежиться тем, что предлагают слуги.
Иисус склоняется над истощенным, еще более истощенным Лазарем и целует его, улыбаясь, чтобы скрасить печаль Своего друга.
«Учитель, как Ты меня любишь! Даже не стал дожидаться вечера, чтобы ко мне прийти. По такой жаре…»
«Друг Мой, Я рад тебе, а ты Мне, а остальное неважно».
«Это верно, неважно. Мне уже нипочем даже мои страдания… Теперь я понимаю, зачем страдаю и на что способен с помощью своих страданий», – и Лазарь улыбается какой-то внутренней, духовной улыбкой.
«Так и есть, Учитель. Как будто наш Лазарь с удовлетворением взирает на свою болезнь и…» Голос Марфы прерывается от рыдания, и она умолкает.
«Ну да, говори прямо: и на свою смерть. Учитель, скажи им, что они должны мне содействовать, как левиты – священникам».
«В чём, друг Мой?»
«В принесении жертвы…»
«И всё же до недавнего времени ты страшился смерти! Значит, ты нас больше не любишь? Больше не любишь Учителя? Не хочешь Ему послужить?..» – спрашивает более стойкая, но бледная от горя Мария, гладя желтоватую ладонь брата.
«И это спрашиваешь ты, именно ты, пылкая и благородная душа? Разве я не твой брат? Разве во мне не та же самая кровь и не та же, что и у тебя, святая любовь: Иисус, наши души и вы, мои любимые сестры?.. Но на Пасху моя душа услышала великую речь. И теперь я полюбил смерть. Господь, я приношу ее в дар Тебе, на Твое усмотрение».
«Значит, ты уже не просишь Меня об исцелении?»
«Нет, Раббони. Я прошу у Тебя благословения на то, чтобы страдать… и умереть… и, если это не слишком много, то и на искупление… Ты сам это говорил[1]…»
[1] В 376.3.
«Говорил. И благословляю тебя, чтобы у тебя на всё были силы». И Он возлагает на него ладони, а затем целует.
4«Побудем вместе, и Ты меня наставишь…»
«Не сейчас, Лазарь. Я не останусь: зашел на несколько часов и ночью отправляюсь».
«Но почему?» – расстроенно вопрошают все трое.
«Потому что не могу оставаться… Вернусь осенью. И тогда… задержусь надолго и многое сделаю тут… и в окрестностях».
Грустное молчание. Потом Марфа просит: «Тогда хотя бы отдохни, подкрепись…»
«Ничто так не восстановит Мои силы, как ваша любовь. Дайте отдохнуть Моим апостолам, а Мне позвольте побыть здесь, с вами, вот так: в покое…»
Марфа выходит в слезах, чтобы вернуться с чашками холодного молока и с ранними фруктами…
«Апостолы поели и спят от усталости. Учитель мой, Ты в самом деле не хочешь отдохнуть?»
«Не настаивай, Марфа. Еще до рассвета они станут искать Меня: здесь, в Гефсимании, у Иоанны, в любом гостеприимном доме. Но на рассвете Я буду уже далеко».
«Куда пойдешь, Учитель?» – спрашивает Лазарь.
«К Иерихону, но не обычной дорогой… Сверну к Текое, а потом вернусь назад к Иерихону».
«Тяжкая дорога в эту пору!..» – тихо произносит Марфа.
«Именно поэтому она пустынная. Будем идти по ночам. Ночи светлые, даже до восхода луны… И рассвет наступает так быстро…»
«А потом?» – интересуется Мария.
«А потом в Заиорданье. И на возвышенности Самарии, по ее северной части. Перейду на эту сторону реки».
«Иди скорее в Назарет. Ты устал…» – говорит Лазарь.
«Сначала Я должен сходить к морскому побережью… После… пойду в Галилею. Но они и там будут Меня преследовать…»
«Всё-таки там будет Твоя Мать, Она Тебя утешит…» – говорит Марфа.
«Да, бедная Мама!»
«Учитель, знай, Магдала в Твоем распоряжении», – напоминает Мария.
«Знаю, Мария… Я знаю всё хорошее и всё плохое…»
5«Такая разлука!.. на такое долгое время! Застанешь ли Ты меня в живых, Учитель?»
«Не сомневайся в этом. Не плачьте… Надо привыкнуть и к разлукам. Они полезны для испытания силы наших чувств. Мы лучше понимаем сердца наших любимых, глядя на них духовным взором, издалека. Тогда, не обольщаясь земной радостью видеть рядом любимого человека, можешь предаться размышлениям о его душе и его любви… и больше понимаешь суть того, кто далеко… Я уверен, что, вспоминая о вашем Учителе, вы поймете Его еще лучше, чем сейчас, когда вы видите и можете спокойно наблюдать Мои поступки и Мои чувства».
«О, Учитель! Да мы в Тебе и не сомневаемся!»
«Как и Я в вас. Я знаю. Но вы познакомитесь со Мной еще сильнее. Я ведь не прошу вас любить Меня, потому что знаю ваше сердце. Прошу только молиться за Меня».
Лазарь и сестры плачут… Иисус такой печальный!.. Как тут не заплакать?
«Что вы хотите? Бог вложил в людей Свою любовь. Но люди заменили ее ненавистью… А ненависть не только разделяет между собой врагов, но прокрадывается и к друзьям, чтобы разлучить их».
Долгое молчание. Затем Лазарь предлагает: «Учитель, Тебе надо на какое-то время уйти из Палестины…»
«Нет, Мое место здесь. Здесь Мне жить, благовествовать и умереть».
«Но Ты же позаботился об Иоанне и о гречанке. Иди к ним».
«Нет. Им надо было спастись. А Я должен спасать. Вот в чём разница, которая всё объясняет. Мой жертвенник находится здесь, и здесь Мой престол. Я не могу куда-то уйти. И кроме того… Думаете, это изменило бы то, что уже решено? Не изменило бы: ни на Земле, ни на Небе. Только омрачило бы духовную чистоту образа Мессии. Я стал бы „трусом“, который спасется бегством. Я должен дать нынешним и будущим людям пример того, что в делах Божьих, в святых делах нельзя быть малодушными…»
«Ты прав, Учитель», – вздыхает Лазарь.
6А Марфа, отодвинув занавеску, говорит: «Ты прав… Наступает вечер. Солнце уже зашло…»
Мария начинает горько плакать, словно эти слова повлияли на ее душевную стойкость, благодаря которой она сдерживала рыдания, ограничиваясь беззвучными слезами. Ее плач более мучителен, чем в доме фарисея, когда она в слезах просила прощения у Спасителя…
«Почему ты так плачешь?» – спрашивает Марфа.
«Потому что ты сказала правду, сестра! Солнце уже зашло… Учитель уходит… У меня… у нас больше не будет солнца…»
«Будьте умницами. Я благословлю вас, и пусть Мое благословение пребудет с вами. А сейчас оставьте Меня с Лазарем, он устал и нуждается в тишине. Я побуду около Моего друга и отдохну. Позаботьтесь об апостолах и проследите, чтобы они были готовы к наступлению темноты…»
Ученицы удаляются, Иисус же, молча погруженный в Себя, остается сидеть возле Своего немощного друга, и тот, довольный таким соседством, засыпает с легкой улыбкой на лице.
7Иисус говорит: «Поместите сюда видение об Иисусе и нищем на Иерихонской дороге, полученное 17.05.44, а непосредственно после – видение об обращении Закхея, полученное 17 июля 1944».