ЕВАНГЕЛИЕ КАК ОНО БЫЛО МНЕ ЯВЛЕНО
416. Нищий самаритянин на Иерихонской дороге
17 мая 1944
1Вижу Иисуса, идущего по очень пыльной и освещенной солнцем главной дороге. Нет ни капли тени, ни травинки зелени. Пыль на дороге, и пыль на неухоженной земле, граничащей с дорогой. Конечно, это не пологие холмы Галилеи и не более лесистые горы Иудеи, столь богатые водой и пастбищами. Здешняя почва по природе своей не пустынная, но такой ее сделал человек, оставив ее необработанной. Это равнина: даже вдалеке я не вижу ни одной возвышенности. Совершенно не зная Палестины, я не могу сказать, чтó это за область. Очевидно, такая, которая мне еще не попадалась в предыдущих видениях[1]. Сбоку от дороги – кучи щебня. Возможно, собранные для ее починки, так как состояние ее – хуже некуда. Сейчас она утопает в толстом слое пыли. Во время дождя она должна превращаться в грязевой поток. Ни вблизи, ни вдалеке не видно ни одного дома.
[1] То есть записанных до 17 мая 1944 года.
Иисус, как всегда, идет на несколько метров опережая апостолов, которые следуют за Ним группой, перегревшиеся и усталые. Чтобы укрыться от солнца, они натянули плащи себе на голову и выглядят, как какое-то братство в разноцветных облачениях. Иисус, наоборот, с непокрытой головой. Кажется, солнце не доставляет Ему никаких помех. Одет Он в белую льняную тунику с короткими, до локтей, рукавами. Очень просторную и свободную. Нет даже привычного веревочного пояса. Одеяние прямо для этих жарких мест. Плащ Его, похоже, из окрашенного в голубой цвет льна, так как он очень тонкий и легко облегает тело, закутанное гораздо меньше обычного. Он покрывает плечи, оставляя свободными руки. Не знаю, каким образом он закреплен, что так держится.
2На одной из куч щебня сидит, а скорее, полулежит мужчина. Какой-то бедняк, видимо, нищий. Одет он (если так можно сказать) в испачканную, рваную короткую тунику, что, наверное, когда-то была белой, но теперь грязного цвета. На нем пара жалких стоптанных сандалий: две полустертые подошвы, держащиеся на обрывках бечевки. В руках посох, сделанный из ветки дерева. На лбу грязная повязка, а на левой ноге, от колена до бедра, еще одна грязная и испачканная кровью тряпица. Бедняга изможденный: кожа да кости, подавленный, грязный, лохматый и растрепанный.
Иисус подходит к нему прежде, чем тот успевает Его позвать. Приближается к бедолаге и спрашивает: «Кто ты?»
«Бедняк, который просит хлеба».
«На этой дороге?»
«Я иду в Иерихон».
«Дорога длинная, и место безлюдное».
«Знаю, но скорее мне дадут хлеба и мелочи проходящие по ней язычники, чем иудеи, от которых я возвращаюсь».
«Ты идешь из Иудеи?»
«Да, из Иерусалима. Но мне пришлось сделать большой крюк, чтобы заглянуть к одним добрым сельским жителям, что всегда мне помогают. В городе – нет, у них нет сострадания».
«Верно сказал: нет сострадания».
«У Тебя-то оно есть. Ты иудей?»
«Нет, из Назарета».
«Некогда о назарянах шла дурная слава. Но теперь надо сказать, что они лучше жителей Иудеи. Даже в Иерусалиме из добрых людей – только последователи того Назарянина, которого называют Пророком. Знаешь Его?»
«А ты Его знаешь?»
«Нет. Я и ходил-то туда, потому что – видишь? – нога у меня усохла и окоченела, и я передвигаюсь с большим трудом. Не могу работать и умираю от голода и побоев. Надеялся, встречу Его, потому что мне рассказывают, что Он исцеляет тех, к кому прикоснется. Дело в том, что я не из избранного народа… но Он, говорят, добр со всеми. Мне сказали, на праздник Седмиц Он будет в Иерусалиме. Но хожу я медленно… и к тому же меня побили, и я заболел по пути… Когда добрался до Иерусалима, Он уже ушел, потому что, сказали мне, иудеи с Ним тоже плохо обошлись».
«А они и с тобой плохо обращались?»
«Всегда. Только римские солдаты дают мне поесть».
3«А что в Иерусалиме об этом Назарянине говорит народ?»
«Что Он Сын Божий, великий пророк, святой, праведник».
«А ты как думаешь – кто Он?»
«Сам я… идолопоклонник. Но думаю, что Он Сын Божий».
«Как ты можешь так думать, если даже незнаком с Ним?»
«Я знаком с Его делами. Один Бог может быть так добр и так говорить, как Он».
«Тебе кто-то пересказал Его слова?»
«Другие бедняки, исцеленные больные, дети, приносящие мне хлеб… Дети добрые и ничего не знают о правоверных и идолопоклонниках».
«А откуда ты?»
«…»
«Скажи. Я такой же, как эти дети. Не бойся, главное – будь откровенным».
«Я… самаритянин. Не бей меня…»
«Я никогда никого не бью. Никого никогда не презираю. И всех жалею».
«Тогда… Тогда Ты тот Рабби из Галилеи!»
Нищий падает ниц перед Иисусом, сваливаясь, словно мертвец, со своей кучи камней лицом в пыль.
«Вставай. Это Я. Не бойся. Встань и посмотри на Меня».
Нищий поднимает голову, всё еще оставаясь на коленях, весь искривленный из-за своей увечности.
«Дайте этому человеку хлеба и попить», – велит Иисус подоспевшим ученикам.
Откликается Иоанн, давая хлеб и воду.
«Помогите ему сесть, чтобы он спокойно поел. Поешь, брат».
Бедняга плачет и не ест. Глядит на Иисуса глазами жалкой бродячей собаки, которая впервые видит, что кто-то сострадательный ее гладит и кормит.
«Поешь!» – велит Иисус улыбаясь.
Бедолага пытается есть в промежутках между всхлипываниями, и его хлеб пропитывается слезами. Но при этом еще и улыбается сквозь слезы. Мало-помалу он приободряется.
4«Кто нанес тебе эту рану?» – спрашивает Иисус, дотрагиваясь Своими пальцами до грязной повязки на лбу.
«Какой-то богатый фарисей нарочно наехал на меня своей повозкой… Я стоял на перекрестке и просил хлеба. Он направил лошадей прямо на меня, и так быстро, что я не успел отойти. Я чуть не умер от этого. До сих пор у меня дыра в голове, и из нее вытекает гной».
«А тут кто тебя ударил?»
«Я подошел к дому одного саддукея, где было пиршество, попросить остатков от трапезы после того, как псы выбрали из них самое лучшее. Он увидал меня и натравил на меня этих псов. Один из них разодрал мне бедро».
«А этот огромный шрам, искалечивший твою руку?»
«Это от удара палкой, который мне нанес один книжник три года тому назад. Признал во мне самаритянина и ударил меня, переломав мне пальцы. Поэтому я и не могу работать. Правая рука покалечена, одна нога усохла – как я могу заработать на жизнь?»
«А почему ты ушел из Самарии?»
«Нужда – страшная вещь, Учитель. Нас, несчастных, много, и на всех хлеба не хватает. Вот если б Ты мне помог…»
«Чего бы ты от Меня хотел?»
«Исцелиться, чтобы работать».
«А ты веришь, что Я могу это сделать?»
«Да, верю, потому что Ты Сын Божий».
«Ты и в это веришь?»
«Верю».
«Ты, самаритянин, веришь? Почему?»
«Почему, не знаю. Знаю, что верю в Тебя и в Того, кто Тебя послал. Теперь, когда Ты пришел, уже нет различий в поклонении. Чтобы воздать поклонение Твоему Отцу, вечному Господу, достаточно поклониться Тебе. Где Ты, там и Отец».
5«Слышите, друзья? (Иисус обращается к ученикам). Этот человек говорит Святым Духом, который открывает ему истину. И он, истинно говорю вам, превосходит наших книжников и фарисеев, наших жестоких саддукеев и всех этих идолослужителей, лживо называющих себя сынами Закона. Закон говорит вслед за Богом любить ближнего. А они ближнему, который страдает и просит хлеба, наносят удары; на ближнего, который их умоляет, спускают собак и лошадей; на ближнего, который никем себя не считает и ставит себя ниже псов богача, натравливают этих самых псов, делая его еще более несчастным, чем сделало его увечье. Высокомерные, жестокие лицемеры, они не хотят, чтобы Бога знали и любили. Если бы они этого хотели, то люди узнавали бы Его по их делам, как он сказал. Именно дела, а не их обряды, позволяют узреть живого Бога человеческим сердцам и приводят людей к Богу. И как же Мне, о Иуда, упрекающий Меня в неблагоразумии, как же Мне не обрушить на них Свое порицание? Молчать и притворяться, что Я их одобряю, означало бы поощрять такое их поведение. Нет. Ради славы Божьей Я, Его Сын, не могу допустить, чтобы смиренный, несчастный, добрый народ думал, будто Я одобряю эти их грехи. Я пришел, чтобы из язычников сделать Божьих сынов. Но как Я могу это сделать, если они видят, что сами сыны Закона – называющие себя таковыми, но по сути незаконнорожденные – практикуют безбожие еще более греховное, чем у них, ведь эти евреи познакомились с Божьим Законом, а теперь плюют на него, извергая из себя свои страсти, которые они удовлетворяют подобно нечистым животным? Неужели, Иуда, Я буду вынужден считать, что ты такой же, как они? Ты – ставящий Мне в упрек провозглашаемые Мною истины? Или Мне надо считать, что ты беспокоишься за свою жизнь? Кто следует за Мной, тот не должен заботиться о человеческом. Я говорил это. У тебя еще есть время, Иуда, чтобы выбрать между Моим путем и путем тех иудеев, кого ты одобряешь. Только имей в виду: Мой ведет к Богу. Другой – к Врагу Божьему. Подумай и реши. Но будь искренним. 6А ты, друг, поднимайся и иди. Сними эти повязки. Возвращайся в свой дом. Ты исцелен благодаря своей вере».
Нищий удивленно на Него смотрит, не осмеливаясь попытаться протянуть руку… Потом пробует. Она цела: снова стала такой же, как левая. Он откладывает палку, упирается руками в груду щебня и напрягает силы. Встает. Держится уверенно. Паралич, вызывавший онемение ноги, прошел. Он двигает ногой, сгибает ее… делает шаг, другой, третий. Идет… Со слезами и криком радости смотрит на Иисуса. Срывает с головы повязку. Трогает свой затылок, где была гноящаяся дыра. Ничего: всё прошло. Срывает с бедра кровавую тряпку: кожа цела.
«Учитель, Учитель и Бог мой!» – кричит он, воздевая руки, а затем падая на колени, чтобы поцеловать ступни Иисуса.
«Теперь ступай домой и всегда веруй в Господа».
«Куда же мне идти, Учитель и Бог, как не за Тобой, святым и добрым? Не отсылай меня, Учитель…»
«Иди в Самарию и рассказывай об Иисусе из Назарета. Час Искупления близок. Будь Моим учеником среди своих братьев. Ступай с миром».
Иисус благословляет его, и затем они расстаются. Исцеленный медленно уходит на север, то и дело оборачиваясь, чтобы еще раз поглядеть.
Иисус же и апостолы сходят с дороги и продвигаются через заброшенные поля на восток, идя по тропинке, что пересекает главную дорогу и лишь намного дальше становится шире. Не знаю, может быть, это дорога на Иерихон.
[…]