14 сентября 1946

   1. Все печальнее и печальнее, но всегда приятен дом в Вифании… Присутствие друзей и учеников не развеивает печали этого дома. Здесь Иосиф с Никодимом, Манаил, Элиза и Анастасика; насколько я могу понять, две женщины не смогли выдержать пребывания вдали от Иисуса и оправдываются так, как будто проявили непослушание, хотя они точно решили не возвращаться. И Элиза приводит свои хорошие доводы, которые состоят в следующем: невозможность сестрам Лазаря следовать за Учителем и нести женскую заботу о Нем и апостолах, как это необходимо с группой из одних мужчин и, вдобавок ко всему, преследуемой.

   «Мы единственные, кто может это делать. Потому что Марта и Мария не могут покинуть своего брата. Иоанны здесь нет. Анналия слишком молода для того, чтобы пойти с нами. Нике лучше оставаться там, где она есть, чтобы она могла принимать Тебя там. Мои седые волосы оберегут меня от оскорблений. Я буду предшествовать Тебе, куда бы Ты ни шел, или оставаться там, где Ты мне скажешь, и рядом с Тобой всегда будет мать, а я буду чувствовать, как если у меня все еще был сын. Я буду делать то, что Ты пожелаешь, но позволь мне служить Тебе».

   Иисус соглашается, когда слышит, что все думают, что так поступить правильно. Возможно, с глубокой горечью в сердце, Он желает иметь рядом материнское сердце, чтобы найти в нем отражение доброты Своей Матери…

   Элиза торжествует в своей радости.

   Иисус говорит: «Я буду часто бывать в Нобе. Ты остановишься в доме старого Иоанна. Он сказал Мне, что Я могу оставаться у него, когда буду останавливаться в Нобе. Я буду находить тебя там каждый раз, когда мы будем возвращаться…»

   «Ты думаешь уйти, невзирая на влажную погоду?» — спрашивает Иосиф Аримафейский.

   «Да. Я хочу пойти к Перейе, остановившись в доме Соломона. Затем Я хочу пойти к Иерихону и Самарии. О! Я хотел бы пойти в намного большее число мест…»

   «Учитель, не уходи слишком далеко от дорог и городов, в которых размещены центурии. Они не определились. И другие также не определились. Двойные страхи. Двойной надзор в том, что касается Тебя, и притом взаимный. Но Ты можешь быть уверен, что, насколько это касается Тебя, римляне менее опасны…»

   «Они покинули нас!…» — напрямик замечает Иуда из Кериофа.

   «Ты так думаешь? Нет. Среди тех язычников, которые слушают Учителя, ты, возможно, видел посланных Клавдией или Понтием? Среди вольноотпущенников Клавдии и ее подруг есть многие, которые могли бы говорить в Бел  Нидраше, если бы они были израильтянами. Не забывай, что везде есть ученые люди, что Рим поработил мир, что его патриции любят брать лучшие трофеи, чтобы украшать свои дома. Если гимнасиархи и управляющие цирками избирают то, что может принести им прибыль и славу, то патриции избирают тех, чья ученость или красота может украсить их дома и доставить удовольствие им самим… 2. Учитель, эта тема напомнила мне о чем-то… Могу я задать Тебе вопрос?»

   «Говори».

   «Та женщина, та гречанка, которая была здесь в прошлом году… из-за которой Тебя обвиняли, где она? Многие пытались выяснить это… не ради благой цели. Но я не желаю зла… Только… Я не думаю, что возможно, чтобы она вернулась к ложному учению. Она была одарена великим разумом и искренней справедливостью. Но ее больше нет среди нас…»

   «Она в той части Земли, где она, язычница, могла оказывать милосердие гонимому израильтянину, которого Израиль не оказал».

   «Ты говоришь об Иоанне Эндорском? Он с ней?»

   «Он мертв».

   «Мертв?»

   «Да, и ему могли бы позволить умереть рядом со Мной… Ждать оставалось недолгое время… Те, и их немало, кто действовал, чтобы (вынудить Меня) отослать его, совершили убийство, как если бы они подняли на него свои руки, вооруженные ножами. Они разбили его сердце. И хотя они знают, что именно поэтому он умер, но не считают себя убийцами. Они не испытывают раскаяния в том, что они такие. Братья могут быть убиты многими способами. Оружием и словами, или некоторыми злыми делами, такими как информирование гонителей о месте, где находится гонимый человек, или лишение бедняги его спокойного убежища… О! Сколь многими способами можно убивать… Но человек не чувствует раскаяния в этом. Человек, — и это признак его духовного падения, — убил раскаяние».

   Иисус так суров, произнося эти слова, что никто не осмеливается что-нибудь сказать.

   Они украдкой смотрят друг на друга, опустив головы, и даже лучшие и самые невинные из них смущены.

    После минутного молчания Иисус говорит: «Никто не должен сообщать врагам умершего и Моим о том, что Я сказал, чтобы доставить им сатанинскую радость. Но если кто-нибудь спросит вас, вы можете ответить, что Иоанн пребывает в мире, с телом в далекой гробнице и с душой ожидающей Меня.

    «Это сильно печалит Тебя, Господь?» — спрашивает Никодим.

    «Что? Его смерть?»

   «Да».

   «Нет, не печалит. Его смерть принесла Мне мир, ибо это был его мир. Я был опечален, глубоко опечален теми, кто из низких побуждений информировал Синедрион о его присутствии среди учеников и стал причиной, вынудившей его уйти в изгнание. Но у каждого человека есть свои принципы и только великая добрая воля может изменить инстинкты и принципы. Но Я говорю: “Тот, кто доносит, будет обличен. Тот, кто приводит к смерти, вновь испытает смерть”. Но горе ему. Он думает, что победил, тогда как он в проигрыше. И суд Божий ожидает его».

   «Почему Ты так смотришь на меня, Учитель?» — спрашивает Иоанн Зеведеев, чувствуя неловкость и покраснев, как если бы он был в чем-то виноват.

    «Потому что если Я смотрю на тебя, никто, даже самый злой человек, не подумает, что ты, возможно, ненавидел брата своего».

   «Это должно быть был фарисей или римлянин… Он снабжал их яйцами…» — говорит Иуда из Кериофа.

   «Это был демон. Но он сделал ему добро, тогда как желал причинить ему вред. Он ускорил его полное очищение и мир».

   «Как Ты узнал об этом? Кто принес Тебе эту новость?» — спрашивает Иосиф.

   «Разве Учитель нуждается в том, чтобы Ему приносили новости? Разве Он не видит действия людей? Разве Он не пошел и не позвал Иоанну, чтобы она могла прийти к Нему и быть исцеленной? Что невозможно для Бога?» — страстно говорит Мария Магдалина.

   «Это верно, женщина. Но немногие люди имеют твою веру… И потому я задал глупый вопрос».

   «Все в порядке. Но сейчас пойдем, Учитель. Лазарь проснулся и ждет Тебя…» И она уводит Его резко и решительно, пресекая всякие дальнейшие разговоры и вопросы.