17 февраля 1944.

  ¹Я вижу трапезную, где должна совершиться Пасха. Вижу ее отчетливо. Я могла бы пересчитать все неровности стен и трещины в полу.

   Это комната, не вполне квадратная, но скорее прямоугольная. Разница между размерами ее большей и меньшей сторон – около метра или даже менее. Она с низким потолком. Может быть, это так кажется из-за того, что ее высота не соответствует ее величине. И она немного сводчатая, а именно: две более короткие стороны образуют с потолком не прямой угол, а несколько закругленный.

   В тех двух стенах, что покороче, есть два широких окна, широких и низких, глядящих друг на друга. Не вижу, куда они выходят, во двор или на улицу, так как сейчас ставни, которые висят на них, закрыты. Я сказала: ставни. Не уверена, правильное ли это слово. Их створки из досок, хорошо подогнанных благодаря железной поперечине.

   Пол состоит из широких квадратных терракотовых кирпичей, выцветших от времени.

   С середины потолка свисает многолампадный масляный светильник.

  Из двух более длинных стен одна не имеет никаких отверстий. В другой, напротив, в углу есть дверца, к которой подходит лесенка в шесть ступенек и без перил, оканчивающаяся площадкой в квадратный метр. На ней, у стены, есть еще один уступ, на уровне которого открывается дверь. Не знаю, сумела ли я объяснить.

  Стены просто побелены, без украшений или орнаментов. В центре комнаты находится прямоугольный стол из самого простого дерева, сильно вытянутый в длину, поставленный параллельно длинной стене. Вдоль длинных стен стоят скамьи. Возле коротких стен, под окном с одной стороны, – что-то вроде сундука, на котором стоит несколько тазов и амфор, под другим окном – длинный и низкий шкафчик, на нем пока ничего нет.

   ²Вот описание комнаты, в которой должна будет совершиться Пасха. Я видела ее отчетливо весь день, так что могла пересчитать ступеньки и наблюдать все детали. Теперь, после, когда наступает ночь, мой Иисус показывает мне оставшуюся часть видения.

  Я вижу, что лесенка с шестью ступенями ведет из этой большой комнаты в темный коридор, который влево, по отношению ко мне, выходит на улицу широкой дверью, низкой и очень массивной, укрепленной металлическими заклепками и полосами. Напротив дверцы, открывающейся из трапезной в коридор, есть еще одна дверь, ведущая в другую комнату, менее просторную. Я бы сказала, что трапезная получилась благодаря разнице между уровнем пола остальной части дома и улицей, и фактически представляет собой полуподвал, почти погреб, который очистили и привели в порядок, но все же углубили в землю на добрый метр, возможно, чтобы он стал повыше и соответствовал своей площади.

   В комнате, которую я вижу теперь, находится Мария с другими женщинами. Я узнаю Магдалину и Марию, мать Иакова, Иуды и Симона. Кажется, они только что пришли в сопровождении Иоанна, так как они снимают плащи и, свернув их, кладут на табуретки, расставленные в комнате. Пока они прощаются с апостолом, который тут же уходит, на их прибытие спешно являются какие-то женщина и мужчина, по виду – хозяева этого дома и, видимо, ученики или симпатизирующие Назарянину, поскольку они полны заботы и дружеского участия по отношению к Марии. Она одета в цвета темного неба, в темно-синее. Когда Она снимает плащ, накрывавший Ее с головой, обнаруживается, что на голове у Нее белая накидка, а у самой у Нее очень истощенное лицо. Выглядит Она постаревшей. И очень грустной, несмотря на то что кротко улыбается. Она очень бледна. Даже Ее движения – усталые и неуверенные, как у человека, погруженного в раздумья.

  ³Через приоткрытую дверь я вижу владельца дома, снующего между коридором и трапезной, которая теперь наполнена светом, так как он зажег на люстре оставшуюся часть лампад. Потом он идет к уличной двери, открывает ее, и входит Иисус с апостолами. Видно, что стемнело, поскольку ночные тени уже опустились на дорогу, зажатую между высоких домов.

   С Ним все апостолы. Он приветствует хозяина Своим обычным приветствием: «Мир этому дому», и потом, между тем как апостолы спускаются в трапезную, заходит в комнату, где остановилась Мария. Благочестивые женщины с глубоким почтением здороваются с Ним и удаляются, прикрывая дверь и оставляя Мать и Сына одних.

   Иисус обнимает Мать и целует Ее в лоб. Мария сначала целует Сыну руку, а потом правую щеку. Иисус усаживает Марию, и сам садится рядом, на соседний табурет. Помогая Ей сесть, Он держит Ее за руку, и не отпускает эту руку даже тогда, когда Она уже села.

   Иисус также погружен в себя, задумчив и печален, хотя и силится улыбнуться. Мария с тревогой рассматривает выражение Его лица. Бедная Мама, осознающая, в силу Своей любви и благодати, чтó значит этот час! Судороги боли пробегают по Ее лицу, и глаза расширяются от каких-то мучительных внутренних видений. Но Она не подает вида. И так же величественна, как и Ее Сын.

   ⁴Он заговаривает с Ней. Прощается и просит Ее молитв.

   «Мама, Я пришел позаимствовать у Тебя силы и утешения. Я как маленький мальчик, Мама, которому в печали нужно материнское сердце, и материнская грудь – чтобы почерпнуть сил. В этот час Я снова стал Твоим маленьким Иисусом, как в былое время. Я не Учитель, Мама. Я всего лишь Твой Сын, как в Назарете, когда был ребенком, как в Назарете – до того, как оставил Свою прежнюю жизнь. И у Меня есть только Ты. Мужчины, в настоящий момент, не столь дружественны и верны Твоему Иисусу. Они даже не стойки в добре. Только злодеи умеют быть постоянными и сильными в совершении зла. Но Ты Мне верна, и Ты – Моя сила, Мама, в этот час. Поддержи Меня Своей любовью и молитвой. Из тех, кто более или менее любит Меня, Ты единственная, кто может сейчас молиться. Молиться и принять. Остальные пребывают в радости, поглощенные праздничными мыслями, или же преступными мыслями, пока Я страдаю от стольких вещей. Многое умрет после этого часа. И в том числе их человеческая природа, и они научатся быть достойными Меня, все, кроме того, кто погиб, и которого никакая сила не сможет привести хотя бы к раскаянию. Но пока они еще настолько несообразительны, что не чувствуют, как Я умираю, и ликуют, как никогда веря в Мой скорый триумф. Осанны недавних дней одурманили их. Мама, Я пришел ради этого часа, и с божественной точки зрения Я смотрю на его наступление с радостью. Но, в то же время, Мое Я также страшится его, потому что эта чаша носит имя предательства, отречения, жестокости, проклятия и оставленности. Поддержи Меня, Мама. Как тогда, когда Ты Своей молитвой привлекла к Себе Духа Божия, подарив с Его помощью миру Того, кого ожидали народы, навлеки теперь на Твоего Сына силу, что поможет завершить дело, ради которого Я пришел. Прощай, Мама. Благослови Меня, Мама; и за Отца тоже. И прости их всех. Простим же вместе, простим отныне Наших мучителей».

   ⁵Иисус, еще не закончив говорить, падает на колени возле ног Матери и глядит на Нее, обнимая за талию.

  Мария беззвучно плачет, слегка приподняв лицо и молясь про себя Богу. Слезы скатываются по бледным щекам и падают на Нее и на голову Иисуса, которую Он приложил к Ее сердцу. Потом Мария кладет Свою руку Ему на голову, как для благословения, а после наклоняется и целует Ему волосы, разглаживает их, гладит плечи, руки, берет Его голову Своими руками, поворачивает лицом к Себе и прижимает ее к сердцу. Сквозь слезы целует Его еще: в лоб, щеки, в грустные глаза, и качает Его бедную усталую голову, как будто баюкает ребенка, как Она это делала в Рождественской Пещере. Однако теперь Она не поет, а только повторяет: «Сын! Сын! Иисус! Мой Иисус!». Но таким голосом, что мое сердце разрывается.

   Затем Иисус поднимается. Поправляет плащ, оставаясь прямо перед Матерью, которая все так же плачет, и в свою очередь, благословляет Ее. Потом направляется к двери. Перед тем, как выйти, говорит Ей: «Мама, Я еще приду прежде, чем совершится Моя Пасха. Молись, пока будешь ожидать Меня». И выходит.