ЕВАНГЕЛИЕ КАК ОНО БЫЛО МНЕ ЯВЛЕНО

621. Явление Лазарю

   3 апреля 1945.

   1Солнце ясного апрельского утра наполняет сиянием заросли роз и жасмина в саду у Лазаря. Самшитовые и лавровые изгороди, прядь высокой пальмы, что слегка колышется у края аллеи, а также густейший лавр возле пруда с рыбами – все они как будто начищены какой-то таинственной рукой. Обильная ночная роса так сильно увлажнила и омыла листву, что кажется, будто она сейчас покрыта новой эмалью, настолько она блестящая и чистая.

   Однако дом стоит безмолвным, словно бы он был полон мертвецов. Окна открыты, но ни одного голоса, ни единого шума не доносится из комнат, погруженных в полумрак, так как все занавески опущены.

   Внутри, за пределами вестибюля, в который выходит множество распахнутых дверей – и странно видеть эти залы, в которых обыкновенно проходят более или менее людные званые пиры, без какого-либо убранства, – находится просторный мощеный внутренний двор, окруженный галереей, уставленной скамьями. На них, а также на полу, циновках, и даже на самом мраморе, расположились многочисленные ученики. И среди них я вижу апостолов Матфея, Андрея, Варфоломея, братьев Иакова и Иуду Алфеевых, Иакова Зеведеева, а также пастухов с Манаилом[1], не считая остальных, которые мне незнакомы. Не видно ни Зелота, ни Лазаря, ни Максимина[2].

[1] Манаил – бывший придворный Ирода Антипы, ученик Иисуса (Деян. 1:13).

[2] Максимин – управляющий в имении Лазаря.

   Наконец, последний появляется вместе с несколькими слугами и предлагает всем хлеб и различные закуски, а именно: оливки или сыр, или мед, или даже свежее молоко – тем, кто пожелает. Однако есть никто не хочет, сколько бы Максимин их не уговаривал. Совершеннейший упадок духа. За несколько дней лица осунулись и приобрели землистый оттенок, вместе с краснотой, вызванной слезами. Особенно подавленный вид у апостолов и у тех, кто сбежал в первые же часы, тогда как пастухи с Манаилом не столь угнетены, точнее, им не так стыдно; и единственный, кто мужественно переносит скорбь – это Максимин.

   2Почти бегом входит Зелот и спрашивает: «Здесь Лазарь?»

   «Нет, он в своей комнате. Чего ты хочешь?»

   «Там, в конце тропинки, около родника Солнца – Филипп. Пришел с Иерихонской равнины. Обессилен. И не хочет идти сюда, потому что… как все, чувствует себя грешником. Но Лазарь его убедит».

   Варфоломей встает и говорит: «Схожу и я тоже…»

   Они идут к Лазарю, который на их зов выходит с измученным лицом из полутемной комнаты, где он, очевидно, плакал и молился.

   Вместе они выходят – и сначала пересекают сад, потом селение в той его части, что находится у склонов Масличной горы, а после достигают границы этого же самого селения там, где оно заканчивается вместе с плоскогорьем, на котором оно построено, чтобы продолжить путь по единственной горной дороге, что естественными уступами спускается и поднимается по горам, понижающимся по направлению к равнине на востоке и возвышающимся в сторону Иерусалима на западе.

   Вот и родник с широким бассейном, где, конечно, и стада, и люди, утоляют жажду. В этот час здесь безлюдно и свежо, поскольку сплошная тень от густых деревьев простирается вокруг водоема, наполненного чистой водой, которая постоянно обновляется из какого-то горного ключа и разливается, увлажняя почву.

   3Филипп сидит на более высоком краю водоема с опущенной головой, растрепанный, запылившийся. С разбитых ступней свисают разорванные сандалии.

   Лазарь сострадательно окликает его: «Филипп, иди ко мне! Будем любить друг друга ради Его любви. Будем едины во Имя Его. Пока мы так поступаем, мы Его любим!»

   «О! Лазарь! Лазарь! Я убежал… а вчера, за Иерихоном, узнал, что Он мертв!.. Я… я не могу простить себя за это бегство…»

   «Все мы разбежались. Кроме Иоанна, который остался верен Ему, и Симона, который собрал нас по Его распоряжению после того, как мы трусливо бежали[3]. И больше… из нас, апостолов, никто не оказался верным», – говорит Варфоломей.

[3] Имеется в виду, конечно же, Симон Зелот.

   «И ты можешь себе это простить?»

   «Нет. Но я намерен, насколько можно, исправиться, не впадая в бесплодное уныние. Нам надо объединиться между собой. Объединиться с Иоанном. Узнать о Его последних часах. Иоанн все время следовал за Ним», – отвечает Филиппу, своему собрату, Варфоломей.

   «И не погубить Его Учение. Нужно проповедать его миру. По крайней мере, сохранить его живым, раз уж мы, будучи такими медлительными и неповоротливыми, не сумели вовремя уберечь Его от Его врагов», – добавляет Зелот.

   «Вы и не могли спасти Его. Его никто не мог спасти. Он мне об этом говорил. Повторяю это еще раз», – веско говорит Лазарь.

   «Ты знал это, Лазарь?» – спрашивает Филипп.

   «Знал. В этом и заключалось мое мучение – знать, с вечера субботы, о Его участи от Него самого, во всех подробностях, зная, при этом, как мы себя поведем…»

   «Нет, ты не причем. Ты лишь повиновался и переносил страдания. Это мы повели себя как малодушные. Ты и Симон пожертвовали собой ради послушания», – вырывается у Варфоломея.

   «Да. Ради послушания. О! Как это тяжело – сопротивляться любви ради послушания Возлюбленному! 4Пойдем, Филипп. Почти все ученики у меня в доме. Приходи и ты».

   «Мне стыдно появляться в миру, перед собратьями…»

   «Мы все таковы!» – вздыхает Варфоломей.

   «Да. Но мое сердце не прощает меня».

   «Это гордость, Филипп. Пойдем. Он сказал мне в тот субботний вечер: „Они не простят себе. Скажи им, что Я их прощаю, ибо знаю, что они поступают так не по своему произволению. Это Сатана сбивает их с пути“. Пойдем».

   Филипп рыдает еще громче, однако уступает. И, сгорбленный, как будто он постарел за несколько дней, шествует рядом с Лазарем до самого двора, где все его ждут. Тот взгляд, который он бросает на товарищей, и те, которыми они встречают его, яснее ясного выдают их полное уныние.

   5Лазарь, замечая это, берет слово: «Еще одна овца стада Христова, напуганная появлением волков и убежавшая после задержания Пастыря, присоединилась к Его друзьям. Для нее, потерявшейся, познавшей горечь одиночества, не имев даже утешения оплакать общую беду в кругу братьев, я повторю Его проникнутое любовью завещание.

   Он, клянусь в этом в присутствии небесных ликов, сказал мне, вместе со многими другими вещами, которых ваша человеческая слабость в настоящее время не сможет вынести, поскольку они, в самом деле, столь неутешительны, что разрывают мое сердце вот уже десять дней – и если бы я не знал, что моя жизнь служит моему Господу, хотя она так убога и незначительна, я бы совершенно погрузился в душевную боль, скорбя как друг и как ученик о том, что потеряв Его, я потерял все – Он сказал мне: „Ядовитые испарения развращенного Иерусалима сведут с ума даже Моих учеников. Они разбегутся и придут к тебе“. Действительно, видите – все вы пришли. Можно сказать, все. Потому что, кроме Симона Петра и Искариота, все вы пришли к моему дому и приблизились к моему дружескому сердцу. Он сказал: „Ты их соберешь. Воодушевишь Моих потерянных овец. Скажешь им, что Я их прощаю. Доверяю тебе передать им Мое прощение. Они не будут находить себе места оттого, что бросились бежать. Скажи им, чтобы они не впали в еще больший грех, отчаявшись в Моем прощении“.

   Так Он сказал. И я дал вам от Него прощение. И мне было неловко даровать от Его Имени такую святую вещь, столь связанную с Ним, как Прощение, иными словами, совершенную Любовь, поскольку тот, кто прощает виновного, то любит в совершенстве. Это поручение смягчило мое строгое послушание… Потому что мне хотелось бы находиться там, как Мария и Марфа, мои милые сестры. И если Он был распят на Голгофе людьми, то я здесь, клянусь вам, распят своим послушанием, и это весьма тяжкое мучение. Но если это послужит утешением Его Духу, если это поможет сберечь для Него Его учеников до той поры, когда Он соберет их, чтобы усовершенствовать в вере, то вот, я еще раз пожертвую своим желанием пойти и хотя бы поклониться Его останкам, пока еще не истек третий день.

   6Знаю, что вы сомневаетесь. Вы не должны. Я знаю о Его словах на пасхальной трапезе только то, что вы мне рассказали. Но чем дольше я о них размышляю, тем значительнее становятся – одно за другим – эти бриллианты Его истин, и тем больше я ощущаю в них достоверное указание на завтрашний день. Он не мог сказать: „Иду к Отцу, а после вернусь“, если бы на самом деле не собирался вернуться. Он не мог сказать: „Когда вы снова увидите Меня, вы будете полны радости“, если бы уходил насовсем. Он всегда говорил: „Я воскресну“. Вы рассказывали мне, как Он говорил: „На семена, посеянные в вас, уже готова упасть роса, которая каждое из них сделает ростком, а потом придет Утешитель, который превратит их в могучие деревья“. Разве Он не говорил так? О, не допустите, чтобы это случилось лишь с последним из Его учеников, с несчастным Лазарем, который так редко бывал с Ним! Когда Он вернется, сделайте так, чтобы Он обнаружил, что Его семена проросли, орошенные каплями Его Крови.

   С того ужасного момента, когда Он поднялся на Крест, во мне не переставая вспыхивает свет, излучается энергия. Все озарено, все готово родиться и воспрянуть. Во мне не осталось ни одного слова в его убогом человеческом значении. Но все то, что я слышал о Нем или от Него, сейчас оживает, и моя бесплодная равнина действительно превращается в цветущий сад, где каждый цветок носит Его Имя и где все получает живительные соки от Его благословенного Сердца.

   Я верю, Христос! Но чтобы и они верили в Тебя, верили каждому Твоему обещанию, Твоему прощению, всему, что есть Ты, вот, я приношу Тебе свою жизнь. Возьми ее, но не дай умереть Твоему Учению! Уничтожь несчастного Лазаря. Но соедини разрозненные части апостольского ядра. Все, что хочешь, только взамен пусть будет живым и вечным Твое Слово, и пусть к нему и сейчас и во веки приходят те, кто лишь от Тебя может получить жизнь вечную».

   7Лазарь по-настоящему вдохновлен. Любовь возносит его выше и выше. И восторг его настолько силен, что передается также и собратьям. Его зовут то справа, то слева, почти как духовника, или доктора, или отца. Этот двор богатого дома Лазаря, не знаю почему, напомнил мне о жилищах христиан‑патрициев в эпоху гонений и героической веры…

   Вот он наклонился над Иудой Алфеевым, который никак не найдет оснований унять свою тоску от того, что оставил Учителя и брата, когда нечто заставляет его внезапно выпрямиться. Он поворачивается кругом, а затем четко произносит: «Иду, Господи». Его всегдашнее выражение охотного согласия. И выходит, как будто поспешая за кем-то, кто зовет его и шествует впереди.

   Все удивленно переглядываются, переспрашивая друг друга.

   «Что он увидел?»

   «Ничего же не было!»

   «Ты не слышал никакого голоса?»

   «Я нет».

   «Я тоже нет».

   «И что это значит? Может быть, Лазарь снова заболел?»

   «Возможно… Он переживал больше нашего, и столько сил отдал нам, малодушным! Может, он бредит».

   «У него, правда, очень истощенный вид».

   «И глаза – когда он говорил – горели».

   «Может быть, это Иисус позвал его на Небо».

   «В самом деле, Лазарь только что пожертвовал ему свою жизнь… И Он сразу сорвал его, словно цветок… О, несчастные мы! И что нам теперь делать?»

   Бессвязные и горестные реплики.

   8Лазарь насквозь проходит вестибюль, выходит в сад, не переставая спешить, улыбаться и что-то говорить про себя, и в его возгласе: «Иду, Господи» – вся его душа. Он добирается до самшитовых зарослей, образующих живое укрытие, мы бы сказали – живую беседку, и с криком: «О! Господь мой!» – падает на колени в земном поклоне.

   Ибо на пороге этой зеленой беседки во всей красоте Своего Воскресения стоит Иисус и улыбается ему… и обращается к нему: «Все завершилось, Лазарь. Я пришел поблагодарить тебя, Мой верный друг. Пришел тебе сказать, чтобы ты передал братьям: пусть они сразу же направляются в дом Тайной Вечери. А ты – еще одна жертва, друг Мой, ради Моей любви – ты оставайся пока здесь… Знаю, что будешь переживать. Но знаю, что ты великодушен. Мария, твоя сестра, уже успокоилась, потому что Я видел ее, и она видела Меня».

   «Ты больше не страдаешь, Господь. И это возместит мне любые жертвы. Я мучился… зная, что Ты страдаешь… а меня там нет…»

   «О, ты был там! Твой дух находился у подножия Моего креста и пребывал во тьме Моей гробницы. Ты, как и все, кто всецело возлюбил Меня, раньше срока вызвал Меня из той глубины, где Я находился. Сейчас Я сказал тебе: „Лазарь, иди сюда“. Как в день твоего воскресения. Но ты уже много часов говорил Мне: „Приди“. И Я пришел. И позвал тебя. Чтобы вызволить, в свою очередь, из глубины твоего горя. Ступай. Мир и благословение на тебе, Лазарь! Возрастай в Моей любви. Я еще вернусь».

   9Лазарь все еще стоит на коленях, не смея шевельнуться. Величие Господа, хотя и смягченное любовью, таково, что оно парализует привычно деятельную натуру Лазаря.

   Но Иисус, перед тем как исчезнуть в пучине света, что поглотит Его, делает шаг и слегка касается Своей Ладонью лба верного ученика.

   Только тогда Лазарь пробуждается от своего блаженного изумления, встает и, стремительно бросившись к товарищам, с радостным сиянием в глазах и свечением на лбу – там, где коснулся Христос – восклицает: «Он воскрес, братья! Он позвал меня. Я пошел. Я увидел Его. Он говорил со мной. Он велел мне передать вам, чтобы вы сейчас же шли в дом Тайной Вечери. Идите! Идите! Я остаюсь, потому что Он так хочет. Но моя радость совершенна…» И Лазарь плачет от радости, побуждая апостолов первыми[4] отправиться туда, куда указал Иисус. «Идите! Идите! Он хочет видеть вас! Он любит вас! Не бойтесь Его… о! Он более, чем когда-либо, Господь, Доброта и Любовь!»

[4] Кроме апостолов, там было много других учеников; но именно апостолов, как ближайших последователей Христа, Лазарь побуждает первыми выйти навстречу Воскресшему.

   Ученики также поднимаются… Вифания пустеет. Остается Лазарь с его большим утешившимся сердцем…