Следующий град ударов в уже разбитую голову валит его на землю, и та пропитывается его кровью. Лежа среди камней и находясь под непрекращающимся каменным градом, он произносит, испуская дух: «Господи… Отче… прости им… не таи на них зла за этот грех… Они не знают, что…». Смерть прерывает эту его фразу, последнее содрогание заставляет его свернуться в клубок, и так он застывает. Мертвый.

   Палачи приближаются к нему и обрушивают на него в упор новый залп камней, почти погребая его под ними. Потом они одеваются и уходят, возвращаясь в Храм, опьяненные сатанинской ревностью, чтобы доложить о том, что сделали.

   ⁸Пока они общаются с Первосвященником и другими начальствующими, Саул ходит в поисках Гамалиила. Не найдя его сразу, возвращается к священникам. Говорит с ними, пылая ненавистью к христианам, и убеждает выдать ему пергамент с печатью Храма, уполномочивающий его преследовать христиан. Должно быть, кровь Стефана привела его в бешенство, словно быка, увидевшего красную тряпку, или пьяницу, которому дали крепкого вина.

  Он уже хочет выйти из Храма, когда в галерее Язычников замечает Гамалиила. Направляется к нему. Видимо, собирается затеять какой-нибудь спор или выяснение. Однако Гамалиил пересекает двор и входит в помещение, закрывая дверь перед носом у Саула, который, униженный и разъяренный, стремглав выбегает из Храма, чтобы начать преследовать христиан.

   ⁹Иисус говорит:

  «Я являлся многажды и многим, в том числе и необычайным образом. Но Мои явления воздействовали не на всех одинаково. Мы можем заметить, насколько каждому Моему явлению соответствует освящение тех, кто обладал благой волей, требующейся от людей для обретения Мира, Жизни, Праведности.

   Так, в пастухах Моя Благодать действовала в течение тридцати лет Моей сокровенной жизни, а потом расцвела колосом святости, когда пришло время отделения добрых от злых, чтобы последовать за Сыном Божиим, который проходил путями этого мира, Своим возгласом любви созывая и собирая овец вечного Стада, рассеянных и разбросанных Сатаной. Находясь среди толп, следовавших за Мной, они были Моими посланцами, ибо своими простыми и убедительными рассказами они разглашали весть о Христе, говоря: „Это Он. Мы узнали Его. В ответ на Его первый крик с Неба спустилась ангельская ко­лыбельная. А нам от ангелов было сказано, что обретут покой люди благоволения. Благоволение – это желание Блага и Истины. Последуем же за Ним! Следуйте за Ним! Мы все обретем Покой, обещанный Господом“.

   Смиренные, неученые, бедные, Мои первые посланцы среди людей выстроились, словно часовые вдоль путей Царя Израиля, Царя мира. Преданные глаза, честные уста, любящие сердца, кадильницы, благоухающие своими добродетелями, чтобы сделать не такой испорченной земную атмосферу вокруг Моей божественной Личности, что воплотилась ради них и ради всех людей, они повстречались Мне даже у подножия Креста, после того, как Я благословил их Своим взглядом на кровавом шествии на Голгофу, единственные, с немногими другими, кто не проклинал Меня вместе с распоясавшейся чернью, но любил, верил, все еще надеялся, кто смотрел на Меня с состраданием, вспоминая ту далекую ночь Моего Рождества и оплакивая Непорочного, который в первый раз уснул на неудоб­ном бревне, а в последний – на еще более мучительном древе. Вот почему Мое явление им, честным душою, освятило их.

   И то же произошло с тремя мудрецами с Востока, с Симеоном и Анной в Храме, с Андреем и Иоанном у Иордана, с Петром, Иаковом и Иоанном на Фаворе, с Марией Магдалиной на рассвете Пасхи, с Одиннадцатью, получившими на Масличной горе, а еще прежде – в Вифании, прощение за свою растерянность… Нет, Иоанн, незапятнанный, не нуждался в прощении. Он оказался верным, героем, не отпавшим от любви. Та чистейшая любовь, что была в нем, равно как и его умственная, сердечная и телесная чистота сохранили его от всяких недостатков.

   ¹⁰Гамалиил, а с ним и Гиллель, не были простыми, как пастухи, или святыми, как Симеон, или мудрыми, как те трое Мудрецов. В нем, как и в его учителе и родственнике, хитросплетения фарисейских пут препятствовали проникновению света и свободному произрастанию дерева Веры. Но в их фарисейской сущности была чистота намерений. Они считали, что поступают правильно, и стремились так поступать. Стремились к этому по наитию, ибо были праведниками, и по разуму, поскольку их дух неудовлетворенно взывал: „К этому хлебу примешано слишком много золы. Дайте нам хлеба настоящей Истины“.

   Гамалиил, однако, был не до такой степени стойким, чтобы иметь мужество разорвать эти фарисейские путы. Его человеческая природа еще слишком сильно господствовала над ним, а с нею и соображения человеческого признания, личной опасности, семейного благополучия. По всем этим причинам Гамалиил не сумел ни вместить „Бога, ходившего среди Своего народа“, ни воспользоваться „тем разумением и той свободой“, которые Бог даровал каждому человеку, чтобы использовать их себе во благо. И лишь знамение, ожидавшееся столько лет, знамение, что угнетало и мучило его непрекращающимися угрызениями совести, могло вызывать в нем принятие Христа и изменения в его ветхом образе мыслей, благодаря чему из заблуждающегося рабби – ибо книжники, фарисеи и законоучители извратили суть и дух Закона, подавив в нем простую и светлую истину, пришедшую от Бога, ворохом человеческих предписаний, часто ошибочных, но всегда им выгодных – он смог после долгой борьбы между его ветхим я и его подлинным я стать учеником божественной Истины.

   ¹¹Впрочем, он был не единственным, кому не хватало решительности в стремлениях и твердости в действиях. Даже Иосиф Аримафейский, а еще больше Никодим, не сумели сразу попрать иудейские путы и обычаи, и открыто принять новое Учение, до такой степени, что из страха перед иудеями привыкли приходить ко Христу „тайно“, или же встречаться с Ним как бы случайно и преимущественно в своих загородных домах или в Вифании, в доме Лазаря, поскольку знали, что там безопаснее и этого места побаиваются враги Христа, которым было хорошо известно то покровительство, что оказывал Рим сыну Теофила.

   Тем не менее, они, безусловно, больше преуспели в Добре и были смелее в сравнении с Гамалиилом – до того что отважились на милосердные поступки в Великую Пятницу. Рабби Гамалиил преуспел меньше.

  ¹²Но отметьте вы, читающие, силу его честных намерений. Благодаря им его весьма человеческая справедливость приобретает сверхчеловеческий оттенок. Намерения же Саула, наоборот, окрасились демонически, когда его злобное неистовство поставило его самого и его учителя Гамалиила перед необходимостью выбора между Добром и Злом, между праведностью и неправдой.

   Древо Добра и Зла возвышается перед каждым человеком и предъявляет ему свои плоды Зла, с самой манящей и привлекательной внешностью, в то время как в листве обманчивой трелью соловья шипит Змей искуситель. Человеку, существу, наделенному разумом и душой, дарованными ему от Бога, надлежит уметь отличить и выбрать добрый плод среди многих, не являющихся таковыми, но приносящих духу пагубу и смерть, и сорвать его, даже если для того придется потрудиться и уколоться о шипы, а плод этот покажется горьким на вкус и убогим на вид. Его превращение, после которого он станет намного более гладким и мягким наощупь, приятным на вкус, красивым для глаз, произойдет лишь тогда, когда – по велению духа и разума – человек сумеет выбрать добрый плод и начнет питаться его соком, горьким, но святым.

   Саул протянул свои жадные руки к плоду Зла, ненависти, несправедливости, злодеяния, и будет тянуть их до тех пор, пока не окажется поражен молнией, подавлен, ослеплен, лишившись плотского зрения, дабы обрести зрение духовное и сделаться не только праведным, но апостолом и исповедником Того, кого он прежде ненавидел и преследовал, преследуя Его служителей.

  Гамалиил, разорвав цепкие путы своего человечества и еврейства ради рождения и произрастания одинокого семени света и праведности, уже не только человеческой, но сверхчеловеческой, семени, которое Моя четвертая эпифания – или явление, это слово, наверно, вам будет яснее и понятнее – заронила в его сердце, в сердце, исполненное честных устремлений, семя, которое он охранял и защищал с подобающим пристрастием и редкой жаждой увидеть рождение его и произрастание, протянул руки к плоду Добра. Его устремление и Моя Кровь прорвали жесткую кожуру того одинокого семени, что десятилетиями он хранил в сердце, в том каменном сердце, которое дало трещину одновременно с завесой Храма и землей Иерусалима и которое громко объявило Мне о своем главном желании, когда Я уже не мог услышать его телесным слухом, но прекрасно слышал Своим божественным духом – там, когда он припал к земле у подножия креста. И под воздействием солнечного жара проповеди апостолов и лучших учеников, политое кровью первомученика Стефана, это семя пускает ростки, становится древом, зацветает и приносит плоды.

  Новым древом его христианства, родившимся там, где трагедия Великой Пятницы повалила, вырвала с корнем, уничтожила все старые деревья и травы. Древо его новой, христианской, веры и его новой святости появилось и поднялось у Меня на глазах.

   После того, как Я простил его, хотя и повинного в том, что он не принял Меня раньше, простил за его справедливость, которая не хотела участвовать ни в Моем осуждении, ни в осуждении Стефана, его желание стать Моим последователем, сыном Истины, Света, получило благословение также и от Отца и от Духа Освятителя, и из желания сделалось реальностью, без необходимости сильного и жестокого потрясения, какое потребовалось для Саула по пути в Дамаск, для этого упрямца, которого никакие иные средства не смогли бы обратить и привести к Праведности, Любви, Свету, Истине, вечной и славной Жизни на Небесах».