Когда Неемия был отправлен персидским царем обратно в Иерусалим, то в восстановленном Храме, на очищенном алтаре решили принести жертвы. Неемия помнил, как во время пленения персами священники, приставленные к богослужению, взяли огонь с жертвенника и спрятали его в потаенном месте, на дне некой долины, в глубоком сухом колодце, и сделали это так удачно и настолько тайно, что только они сами и знали, где этот священный огонь. Неемия помнил об этом и, помня, велел внукам тех священников отправиться в то место, о котором перед смертью священники поведали своим сыновьям, а те – своим, передавая таким образом этот секрет от отца к сыну, и принести тот священный огонь, чтобы зажечь огонь жертвенный. Но, опустившись в потаенный колодец, внуки обнаружили там не огонь, а густую жидкость, какую-то илистую грязь, зловонную и тяжелую, просочившуюся туда из всевозможных засоренных сточных канав разоренного Иерусалима. И сказали об этом Неемии. Однако тот распорядился, чтобы ему взяли и принесли этой жидкости. И, велев возложить на жертвенник дрова, а на дрова – жертвы, он обильно всё окропил, дабы всякая вещь была смочена этой маслянистой жидкостью. Удивленный народ глядел, а смущенные священники все это тщательно исполняли лишь потому, что это было распоряжение Неемии. Но с каким унынием в сердце! С каким недоверием! Подобно тому, как покрытое тучами небо делало этот день унылым, так и сомнение, что было у людей на сердце, наводило на них тоску.

  Но вот солнце пробилось сквозь тучи, и его лучи упали на жертвенник, и дрова, окропленные маслянистой жидкостью, вспыхнули громадным пламенем, которое вмиг поглотило жертву, в то время как священники произносили составленные Неемией молитвы и прекраснейшие славословия Израиля, пока всё жертвенное не было сожжено. А чтобы убедить народ, что Бог может творить чудеса даже с помощью малопригодных, но используемых с праведной целью средств, Неемия велел вылить остатки этой жидкости на большие камни. И смоченные камни воспламенились и догорели в ярком свете, исходящем от жертвенника.

  ⁷Всякая душа – это священный огонь, помещенный Богом на алтарь сердца, чтобы воспламенять жертву нашей жизни любовью к ее Создателю. Всякая жизнь – это всесожжение, если она правильно потрачена, всякий день – это жертвоприношение, которое следует приносить в святости. Но приходят грабители, угнетатели человека и человеческой души. Ее огонь низвергается в глубокий колодец. И не по святой необходимости, а по злосчастной глупости. И там, погруженный в сточные воды всевозможных пристанищ пороков, он превращается в гнилую отяжелевшую грязь, пока в те глубины не спустится какой-нибудь священник и не вынесет на солнечный свет эту грязь, положив ее на всесожжение своей собственной жертвы. Ибо, имейте в виду, недостаточно, чтобы подвижником был один только обращающийся. Нужно подвижничество и от того, кто обращает. Более того, это последнее должно предшествовать первому, поскольку нашими жертвами спасаются души. Ведь именно так можно достичь того, чтобы грязь превратилась в пламя, а Бог принял предложенную жертву как безупречную и угодную Его святости.

   И вот тогда, поскольку мир еще недостаточно убежден, что покаявшаяся грязь пылает ярче обычного огня, пусть даже и священного (ведь обычный огонь способен зажечь только дрова и жертвенных животных, то есть вещества, пригодные к сожжению), вот тогда эта пережившая покаяние грязь обретает такую силу, что воспламеняет и сжигает даже камни, вещества негорючие. А вы не спросите, отчего у этой грязи появляется такая способность? Не знаете? Я вам скажу: оттого что в пылу покаяния они сливаются с Богом, пламя с пламенем; пламя поднимающееся и пламя нисходящее; пламя, по любви предлагающее себя в жертву, и пламя, по любви отдающее себя в дар; объятие двоих, любящих друг друга, что находят друг друга и соединяются, образуя одно целое. Учитывая же, что более сильное пламя – это пламя Божье, именно оно изливается вовне, превозмогает, проникает и поглощает, и огонь пережившей покаяние грязи становится уже не относительным горением чего-то сотворенного, а беспредельным огнем Нетварного: Всевышнего, Всемогущего, Бесконечного, – огнем Бога.

   Вот что такое действительно обратившиеся великие грешники, всецело обратившиеся, без остатка отдавшиеся обращению, ничего не сохраняя из своего прошлого, сжигающие в первую очередь самих себя, самое тяжелое в себе, пламенем, что поднимается из их грязи, устремившейся навстречу Благодати и Ею затронутой. Истинно, истинно говорю вам, что многие камни в Израиле будут охвачены Божьим пламенем благодаря этим пылающим очагам, что будут разгораться все сильнее и сильнее, пока не поглотят человеческое существо, и продолжат воспламенять эти камни: всякое равнодушие, неуверенность, боязливость на Земле, – со своих Небесных престолов как настоящие зажигательные неземные линзы, собирающие Триединое свечение, чтобы направлять его на человеческую природу и воспламенять ее Божественной.

  ⁸Повторяю вам, у Меня не было необходимости оправдывать Свои поступки, но Мне хотелось, чтобы вы прониклись Моими воззрениями и сформировали собственные. Для нынешнего и для других подобных случаев, когда Меня с вами не будет. А ложному представлению, фарисейскому предположению, что Бога якобы можно осквернить, приводя к Нему кающегося грешника, никогда не позволяйте удержать вас от этого труда, от этого блестящего увенчания миссии, к которой Я вас предназначил. Всегда помните, что Я пришел, чтобы спасать не святых, а грешных. И вы уподобляйтесь этому, ведь ученик не больше Учителя, и если Я не брезгую взять за руку отверженных Земли, которые чувствуют нужду в Небе, которые наконец-то ее ощущают, и ликуя привожу их к Богу, поскольку это Моя миссия, а каждый приобретенный – это оправдание Моего Воплощения, умаляющего Мою Беспредельность, то и вы не брезгуйте так поступать, вы, ограниченные люди, все более или менее причастные несовершенству, сделанные из того же теста, что и ваши грешные собратья, люди, которых Я избираю спасителями, чтобы Мое дело на Земле было продолжено во веки веков, как если бы Я Сам продолжал проживать на ней вековечную жизнь.

   И так и будет, поскольку содружество Моих священников станет жизненно важной частью в громадном теле Моей Церкви, животворящим Духом которой буду Я, а вокруг этой жизненно важной части сосредоточится всё бесконечное множество верующих – частиц, образующих единое тело, что от Моего Имени получит свое наименование. Но если у священнической части не достанет жизненных сил, смогут ли обладать жизнью все эти бесконечные частицы? Поистине, пребывая в теле, Я мог бы донести Свою Жизнь до самых отдаленных частиц, пренебрегая закупоренными и бесполезными емкостями и каналами, противящимися своему служению. Ведь дождь идет там, где пожелает, и те благие частицы, способные самостоятельно устремиться к жизни, все равно жили бы Моей Жизнью. Но чем оказалось бы тогда Христианство? Множеством родственных душ. Родственных, но при этом отделенных от каналов и емкостей, которые больше не являлись бы связующими звеньями, раздающими каждой частице живительную кровь, поступающую из единого центра. Но между ними были бы стены и пропасти, через которые эти частицы смотрели бы друг на друга по-человечески неприязненно, а в более высоком плане – с печалью, рассуждая в своем духе: „Все-таки мы были братьями и таковыми мы всё еще себя ощущаем, хотя и разделены!“ Родство, но не слияние, не единый организм. И над этими руинами грустно сияла бы Моя любовь…

  И еще. Не думайте, что это относится лишь к религиозным расколам. Нет. Это имеет отношение и ко всем тем душам, что остаются одинокими, поскольку священники отказываются поддержать их, заняться ими, любить их, противореча своей миссии, состоящей в том, чтобы говорить и делать то, что говорю и делаю Я, а именно: „Придите ко Мне вы все, и Я приведу вас к Богу“.

   ⁹Теперь ступайте с миром, и да пребудет с вами Бог».