ЕВАНГЕЛИЕ КАК ОНО БЫЛО МНЕ ЯВЛЕНО
106. Изгнание из Назарета и утешение Матери. Соображения о четырех наблюдениях
Вечер 13 февраля 1944.
1Вижу квадратное помещение. Говорю помещение, хотя ясно, что это Назаретская синагога (как говорит мне мой внутренний уведомитель), потому что там нет ничего, коме голых стен, окрашенных в желтоватый цвет, да чего-то наподобие кафедры на одной из сторон. Есть также высокая подставка, на которой несколько свитков. Подставка для книг, аналой – назовите, как хотите. В общем, это нечто вроде наклонного столика, опирающегося на ножку, а на нем по порядку разложены свитки.
Присутствуют молящиеся люди, они молятся не как мы, но лица у всех обращены в одну сторону, и ладони не соединены, а примерно в таком положении, как у священника перед алтарем.
И над кафедрой, и над подставкой – несколько светильников, размещенных таким вот образом:
.
. .
. .
. .
2Я снова нахожусь в синагоге Назарета. Сейчас читает раввин. Слышу монотонное чтение в нос, но не понимаю слов, произносимых на незнакомом мне языке.
Среди людей также Иисус со Своими братьями-апостолами и с другими, тоже очевидно Его родственниками, но тех я не знаю.
После чтения раввин обводит взглядом толпу в немом вопрошании. Иисус выдвигается вперед и просит дать Ему провести сегодняшнее собрание.
Я внимаю Его красивому голосу, читающему отрывок из пророка Исайи, цитируемый в Евангелии: «Дух Господа на Мне…»[2] И слышу Его комментарий на него, где Он называет Себя «носителем Благой Вести, закона любви, который заменит первоначальную суровость милосердием, благодаря которому получат спасение все, кого Адамов грех сделал больными духовно, а как следствие – и телесно, потому что этот грех все время порождает порок, а порок – также и физическую болезнь. Благодаря которому все те, кто находится в плену Духа зла, получат свободу. Я пришел разорвать эти цепи, заново открыть путь на Небеса, даровать зрение ослепленным душам и слух – душам глухим. Наступило время Благодати Господней. Она среди вас, Она сейчас говорит с вами. Наши Патриархи желали увидеть этот день, предвозвещенный гласом Всевышнего, наступление которого предсказали наши Пророки. И они, через сверхъестественное посредничество, знают, что заря этого дня уже занимается, и их вступление в Рай уже совсем близко, и от этого торжествуют их святые души, каковым недостает лишь Моего благословения, чтобы стать гражданами Небес. Вы это увидите. Идите к Свету, что воссиял. Откажитесь от ваших страстей, чтобы суметь с легкостью последовать за Христом. Имейте благое стремление верить, исправляться, желать спасения – и спасение вам будет дано. Оно в Моих руках. Но Я дарую его только тому, кто имеет к нему благое стремление. Так как было бы оскорблением Благодати дать его тому, кто хочет продолжать служить Маммоне».
[2] Ис. 61: 1–2, Лк. 4: 18–19.
3В синагоге поднимается ропот.
Иисус оглядывается вокруг. Он читает по лицам и в сердцах, и продолжает: «Понимаю ваши мысли. Поскольку Я из Назарета, вы хотели бы находиться в привилегированном положении. Но это из-за вашего себялюбия, а не из-за сильной веры. Поэтому Я скажу вам, что поистине ни одного пророка не принимают хорошо у себя в отечестве. Другие края приняли Меня и еще примут с великой верой, даже те, чье имя для вас соблазн. Там Я найду Своих последователей, тогда как в этой земле ничего не смогу сделать, потому что она закрыта и враждебна ко Мне. Однако напомню вам об Илии и о Елисее. Первый нашел веру у финикийской женщины, а второй – у сирийца. И смогли сотворить чудо для одной и для другого. Умирающим от голода в Израиле не досталось хлеба, а прокаженным израильтянам – очищения, потому что в их сердце не было благого стремления, той чистой жемчужины, которую увидел бы Пророк. Это же произойдет и с вами, раз вы враждебны и не верите Божьему Слову».
4Толпа шумит, бранится и пытается схватить Иисуса.
Но апостолы-братья – Иуда, Иаков и Симон[3] – защищают Его, и тогда разъяренные назаретяне выпроваживают Иисуса вон из города. Они преследуют Его, угрожая, и не только словесно, до самого гребня холма. Однако Иисус поворачивается и сковывает их Своим магнетическим взглядом, и проходит посреди них целым и невредимым, исчезая на горной тропинке.
[3] Мария Валторта по незнанию называет Симона Алфеева апостолом, эту ошибку Иисус исправляет в 105.6.
5Вижу маленькое, крошечное селенье. Горстка домов. Хутор, сказали бы мы сейчас. Он выше Назарета, который виден внизу и отстоит отсюда на несколько километров. Бедный-бедный хуторок.
Иисус разговаривает с Марией, сидя на оградке у какой-то избушки. Возможно, это дом друзей или, по меньшей мере, хлебосольный дом, следующий законам восточного гостеприимства. А Иисус, после того как был изгнан из Назарета, здесь укрывается в ожидании апостолов, которые, очевидно, рассеялись по окрестностям, пока Он находился возле Матери.
С Ним только трое апостолов-братьев, что в данный момент собрались в глубине кухни и разговаривают с пожилой женщиной, которую Фаддей называет «матерью». Так я понимаю, что это Мария Клеопова. Она довольно-таки пожилая женщина, и я узнаю в ней ту, что была с Девой Марией на браке в Кане. Мария Клеопова с сыновьями удалилась сюда, несомненно, чтобы дать возможность Иисусу и Его Матери поговорить друг с другом.
6Мария опечалена. Она узнала о происшедшем в синагоге и огорчена. Иисус Ее утешает. Мария умоляет Сына держаться подальше от Назарета, где все к Нему плохо расположены, даже оставшиеся родственники, которые судят о Нем как о сумасшедшем, стремящемся вызвать кривотолки и споры. Иисус же, с улыбкой делает жест, как бы говоря: «Не в этом дело, оставь!» Но Мария не унимается.
Тогда Он отвечает: «Мама, если бы Сыну человеческому надлежало ходить только там, где Его любят, Ему пришлось бы уйти прочь с этой Земли и вернуться на Небо. У Меня враги повсюду. Ведь Истину ненавидят, а Я есть Истина. Но Я пришел не за тем, чтобы отыскать легкую любовь. Я пришел, чтобы исполнить волю Отца и искупить человека. Любовь – это Ты, Мама: та Моя любовь, что вознаграждает Меня за все. Ты – и это малое стадо, что все время увеличивается с каждой овечкой, которую Я вырываю из волчьей пасти страстей и веду в Божью овчарню. Остальное – Мой долг. Я пришел исполнить этот долг и должен его исполнять, даже разбиваясь о камни сердец, неподатливых к добру. Более того, лишь тогда, когда Я паду, омочив эти сердца кровью, Я размягчу их, запечатлев на них Мое знамение, что сотрет отметину Врага. Мама, ради этого Я сошел с Неба. И могу хотеть только того, чтобы это свершилось».
«О, Сын! Мой Сын!» Голос у Марии надорванный. Иисус Ее гладит. Замечу, что на голове у Марии, помимо покрывала, еще и плащ. Она покрыта как никогда, словно игуменья[4].
[4] Так мы передаем труднопереводимое: sacerdotessa.
7«Какое-то время Я буду отсутствовать, чтобы угодить Тебе. Когда окажусь поблизости, пошлю Тебя оповестить».
«Пошли Иоанна. Мне кажется, видя Иоанна, Я отчасти вижу Тебя. Мать его тоже очень внимательна ко Мне и к Тебе. Она надеется, это правда, на особенное положение для своих сыновей. Она женщина и мать, Иисус. Надо иметь к ней снисхождение. Она заговорит об этом и с Тобой. Но она искренне Тебе предана. И когда она освободится от того человеческого, что бродит в ней, как и в ее сыновьях, да и в остальных, во всех, Сын Мой, ее вера станет великой. Прискорбно, что все ожидают от Тебя каких-то мирских благ, и даже если не мирских – то все же личных. Но в них есть грех с его похотью. Не настал еще тот благословенный и такой устрашающий час, хотя любовь Божья и человеческая заставляют Меня желать его приближения, когда Ты уничтожишь этот Грех. О, этот час! Как трепещет перед этим часом сердце Твоей Мамы! Что они с Тобой сделают, Сын? Сын-Искупитель, которому Пророки предсказывают столько мучений».
«Не думай об этом, Мама. Бог поможет Тебе в тот час. И Мне, и Тебе поможет Бог. А потом настанет покой. Говорю Тебе об этом еще раз. Теперь иди, а то наступает вечер и путь не близок. Я благословляю Тебя».
8Иисус говорит:
«Маленький Иоанн, сегодня много работы. Но мы опаздываем на день, и нельзя двигаться медленно. Сегодня Я дал тебе на это силы.
Эти четыре наблюдения[5] дарованы тебе, чтобы ты могла рассказать о скорбях Марии и о Моих как приготовлениях к Страстям. Я должен был бы говорить о них вчера, в субботу: в день, посвященный Моей Матери. Но Я сжалился над тобой. Сегодня мы наверстаем упущенное время. После скорбей, с которыми Я познакомил тебя, у Марии были еще и эти. А с Нею и у Меня.
[5] Они соответствуют разным отрывкам. Первое относится к 106.1, второе – ко всей главе 101, третье – к 106.2–4, четвертое – к 106.5–7.
9Мои глаза видели насквозь сердце Иуды Искариота. Пусть никто не думает, что Премудрость Божья была не способна понять это сердце. Однако, как Я сказал Своей Матери, он был нужен. Горе ему, что он стал предателем! Однако предатель был нужен. Двуличный, хитрый, алчный, похотливый, вороватый – и при том умнее и образованнее окружающей массы, он умел поставить себя перед всеми. Дерзкий, он выравнивал Мне путь, даже когда путь был трудным. Помимо всего, ему нравилось выделяться и подчеркивать свое доверительное положение возле Меня. Он был услужлив не из благородных побуждений. Но исключительно потому, что был одним из тех, кого вы бы назвали „ловкачом“. Это также позволяло ему заведовать деньгами и контактировать с женщинами. Две вещи, которые вкупе с третьей, положением в обществе, он любил безудержно.
Пречистая, Смиренная, Отрешенная от земных богатств, не могла не испытать отвращения к этому пресмыкающемуся. Я тоже испытывал к нему отвращение. И только Мне с Отцом и Духом известно, какие борения Мне пришлось выдерживать, чтобы терпеть его рядом с Собой. Но это Я разъясню тебе в другое время.
10Равным образом Я не мог не учитывать ненависть священников, фарисеев, книжников и саддукеев. Это были коварные лисы, что норовили столкнуть Меня в свою яму, чтобы растерзать на части. Они жаждали Моей крови. И повсюду пытались ставить Мне ловушки, чтобы подловить Меня и иметь повод для обвинения и Моего последующего устранения. В течение трех лет продолжалась эта затяжная интрига, и она успокоилась не раньше, чем они узнали о Моей смерти. В тот вечер они заснули счастливыми. Голос их Обвинителя был заглушен навсегда. Они так думали. Нет. Он еще не затих. И никогда не затихнет, а будет греметь, греметь и проклинать тех, кто уподобляется им ныне. Сколько скорби перенесла Моя Мать по их вине! И Я не забуду ту скорбь.
11То, что толпа переменчива, не новость. Это дикая зверюга, которая лижет руку укротителя, если та вооружена хлыстом, или подносит кусок мяса, чтобы утолить ее голод. Но достаточно, чтобы укротитель упал и больше не мог воспользоваться хлыстом, или же чтобы не оказалось добычи для утоления ее голода, как она бросится на него и растерзает. Достаточно сказать правду и быть порядочным, чтобы навлечь на себя ненависть толпы после первого мгновения энтузиазма. Правда – это укор и предостережение. Порядочность лишает хлыста и приводит к тому, что непорядочные уже не боятся ее. Отсюда: „распни его“ после того, как кричали: „осанна“. Моя жизнь как Учителя была насыщена двумя этими кличами. И „распни Его“ оказался последним. Осанна же словно передышка, которую берет певец, чтобы набрать воздуха и взять высокую ноту. Мария в вечер Великой Пятницы вновь услышала внутри Себя все эти лживые осанны, превратившиеся в крики, осуждающие на смерть Ее Дитя, и осталась ими пронзенной. Этого Я тоже не забуду.
12Человеческое в Моих апостолах! Сколько его! Я нес на руках, поднимая их к Небу, эти глыбы, что тянули к земле. Даже те, кто не представлял себя служителем какого-то земного царя, как Иуда Искариот, те, кто не думал, как он, при случае взойти на престол вместо Меня, были, тем не менее, все равно падки до славы. Настанет день, когда даже Мой Иоанн и его брат возжелают той славы, что ослепляет вас как мираж и в предметах духовных. Это не святая жажда Рая, которой Я хотел бы от вас. А человеческое желание, чтобы ваша святость стала известна. И не только это, но и скупость меновщика, ростовщика, из-за которой за малую толику любви, оказанной Тому, кому – как Я вам говорил – вы должны целиком отдать самих себя, тот претендует на место на Небе по правую руку от Него.
Нет, чада. Нет. Сначала нужно суметь испить до конца ту чашу, которую испил Я. До конца: с ее милосердием в ответ на ненависть, с ее целомудрием в ответ на зов чувственности, с ее стойкостью в испытаниях, с ее самопожертвованием из любви к Богу и к братьям. Потом, когда сделано все, что надлежало сделать, добавить: „Мы никчемные рабы“ и ждать, пока Отец, Мой и ваш, пожалует вам по Своей благости место в Его Царстве. Нужно совлечь с себя, подобно тому, как ты видела Меня раздетым в Претории, все человеческое, оставив лишь самое необходимое, а именно: уважение к Божьему дару, то есть, к жизни, и к братьям, которым мы можем оказаться полезнее на Небе, чем на Земле, и позволить Богу покрыть вас нетленной епитрахилью[6], очищенной кровью Агнца.
13Я показал тебе скорби, подготовляющие к Страстям. Покажу тебе и другие. Несмотря на то, что это все-таки скорби, созерцать их было отрадой для твоей души. Пока достаточно. Пребывай в покое».
[6] В оригинале: стóлой. Стóла – аналог епитрахили в Римской Церкви.