8 мая 1945.

   ¹Иисус на озере, в лодке Петра, идущей позади двух других лодок: одна обычная рыбацкая, сходная с Петровой; вторая изящная, богатая, для прогулок. Это лодка Иоанны, жены Хузы.

   Но сама хозяйка не у себя в лодке. Она в простой лодке Петра у ног Иисуса. Можно сказать, что случай привел их в одно и то же место у цветущего берега Генисарета, красивейшего в эту самую раннюю пору палестинской весны, которая разбрасывает облака цветущего миндаля и осыпает жемчужинами будущих цветов груши и яблони, гранаты, айву и все-все самые приятно цветущие и обильно плодоносящие деревья. Когда лодка скользит вдоль солнечного берега, показываются уже миллионы бутонов, набухающих на ветвях в ожидании цветения, в то время как лепестки рано цветущего миндаля порхают в тихом воздухе, опускаясь на прозрачные волны.

   Берега, покрытые веселой зеленью свежей травы, что кажется шелковой, усеяны золотыми глазками лютиков, лучистыми звездами маргариток; а рядом с ними на своих прямых стебельках, будто маленькие коронованные царицы, улыбаются легкие, безмятежные как детские глаза, тонкие, голубоватые и такие нежные незабудки, словно бы говоря свое «да, да» солнцу, озеру и своим родственницам-травам, что счастливы цвести и цвести под голубоглазым взором своего Господа.

   В этой начальной стадии весны на озере еще нет того изобилия, что в последующие месяцы придаст ему торжественности, еще нет того пышного, я бы сказала, чувственного великолепия тысяч и тысяч древовидных или стелющихся розовых кустов, торчащих пучками в садах или свешивающихся со стен, тысяч и тысяч соцветий ракитника и акации, тысяч и тысяч рядов цветущих тубероз, тысяч и тысяч  матовых звезд цитрусовых, всего этого смешения оттенков, буйных, нежных и пьянящих ароматов, что окружают и возбуждают человеческую жажду наслаждений, которая опошляет, слишком опошляет этот столь чистый уголок земли, каким является Тивериадское озеро, место, от века выбранное быть сценой для наибольшего количества чудес нашего Господа Иисуса.

   ²Иоанна глядит на Иисуса, поглощенного красотой Своего галилейского озера, и лицо ее улыбается, словно правдивое зеркало, отражая Его улыбку.

   На других лодках разговаривают. Здесь царит молчание. Единственный звук – глухой топот босых ног Петра и Андрея, которые приводят в порядок снасти, да вздохи воды, ударяющей в носовую часть судна и шепчущей о своих печалях его бортам, чтобы затем превратиться в смех за кормой, когда ее рана зарастет, образовав серебристый кильватер, искрящийся на солнце, словно алмазная пыль.

   Наконец Иисус выходит из Своего созерцания и обращает взор на ученицу. Улыбается ей и спрашивает: «Мы почти прибыли, не так ли? И ты скажешь, что твой Учитель не очень-то любезный спутник. Я не сказал тебе ни слова».

   «Но я прочла их на Твоем лице, Учитель, и поняла все, что Ты говорил тем вещам, что нас окружают».

   «Что же Я в таком случае говорил?»

   «Любите, будьте чистыми, будьте добрыми. Потому как вы происходите от Бога, а из Его рук не выходило ничего злого и нечистого».

   «Ты прочла правильно».

   «Но, Господин мой, растения так и будут поступать. Животные тоже. А человек… Почему он этого не делает, он, самый совершенный?»

   «Потому что только в человека проник зуб Сатаны. Он вознамерился опорочить Творца в самом великом Его чуде, наибольшем подобии Его самого».

   ³Иоанна опускает голову и задумывается. Похоже, она колеблется и взвешивает два противоположных стремления. Иисус за ней наблюдает. Наконец она поднимает голову и говорит: «Господь, Ты не был бы против пообщаться с моими подругами, язычницами? Ты знаешь… Хуза при Дворе. А Тетрарх – и тем более истинная хозяйка Двора, Иродиада, чьей воле подчиняется всякое желание Ирода, следуя… моде, чтобы показать себя более утонченными, чем остальные палестинцы, чтобы быть под защитой Рима, восхищаясь Римом и всем римским – заигрывают с римлянами из проконсульского дома… и чуть ли не навязывают их нам. На самом деле я должна сказать, что эти женщины не хуже нас. Среди нас, и на этих самых берегах, тоже есть некоторые, что опустились довольно низко. Что говорить, можно упомянуть хотя бы Иродиаду… Когда я потеряла своего ребенка и была больна, они оказались очень добры ко мне, хотя я их и не просила. А после эта дружба сохранилась. Но если Ты скажешь мне, что это нехорошо, я ее прекращу. Нет? Благодарю, Господин. Позавчера я была у одной их этих подруг. Для меня это был дружеский визит, для Хузы – по долгу службы. Это было распоряжение Тетрарха, который… хотел бы вернуться сюда, но чувствует себя не слишком уверенно и поэтому… налаживает более меркантильные связи с Римом, чтобы прикрыть тылы. Кроме того… прошу Тебя… Ты родственник Крестителя, так ведь? Тогда скажи ему, чтобы он не слишком доверялся. Пусть ни за что не выходит за пределы Самарии. Более того, если это не вызовет у него возмущения, пусть укроется на некоторое время. Змея приближается к ягненку, и ягненку надо очень опасаться. Всего. Ему надо быть настороже, Учитель. И пусть он не знает, что это сказала я. А то это станет катастрофой для Хузы».

   «Не переживай, Иоанна. Я предупрежу Крестителя таким способом, который не причинит вреда».

   «Благодарю, Господин. Я хочу послужить Тебе… но не хотела бы этим навредить моему мужу. Кроме того… я… не смогу все время ходить с Тобой. Иногда мне придется оставаться, так как он того желает, и это справедливо…»

   «Будешь оставаться, Иоанна. Я все понимаю. Не продолжай, в этом нет необходимости».

   «Но захочешь ли Ты, чтобы я была рядом в самые опасные для Тебя моменты?»

   «Да, Иоанна. Конечно».

   «О! какой обузой мне было, что придется об этом сказать, и как тяжело было это выговорить! Но теперь мне полегчало…»

   «Если будешь иметь веру в Меня, всегда будешь утешена. ⁴Но ты говорила о своей римской подруге…»

   «Да. Она очень близка с Клавдией и, думаю, она ее родственница. Она хотела бы поговорить с Тобой, по крайней мере послушать, как Ты говоришь. И не только она. Сейчас, после того как Ты исцелил дочь Валерии, и эта новость передалась мгновенно, как молния, их желание стало еще настойчивее. В прошлый вечер на застолье было много голосов как за, так и против Тебя. Там ведь еще присутствовали иродиане и саддукеи… хотя, если бы их спросили, они бы стали это отрицать… и были также женщины… богатые и… и непорядочные. Была… мне неприятно это говорить, поскольку я знаю, что Ты дружишь с ее братом… но там была Мария из Магдалы со своим новым другом и еще одной женщиной, думаю, гречанкой, и такой же распущенной, как она. Понимаешь… у язычников женщины за столом вместе с мужчинами и это очень… очень… Так неловко! Моя подруга деликатно посадила меня рядом с моим собственным супругом, и это было для меня большим облегчением. Но остальные… о!.. И все-таки заговорили о Тебе, поскольку чудо с Фаустиной наделало шума, и если римляне восхищались Тобой как великим лекарем или магом, то – прости, Господин – иродиане и саддукеи брызгали ядом на Твое Имя, и Мария, о! Мария! Какой ужас!.. Она начала с насмешки, а потом… Нет, этого я Тебе не хочу рассказывать. От этого я проплакала всю ночь…»

   «Оставь ее. Она исцелится».

   «Но, знаешь, она здорова…»

   «Телом. Все остальное отравлено. Она исцелится».

   «Ты так считаешь… Римлянки, знаешь, какие они… сказали: „Мы не боимся колдовства и не верим сплетням. Хотим рассудить сами“; а после, уже мне, сказали: „Не могли бы послушать Его?“»

   «Скажи им, что в конце месяца Шеват Я буду у тебя в доме».

   «Скажу, Господин. Думаешь, они придут к Тебе?»

   «Много всего в них надо переделать заново. Сначала нужно разрушить, а потом строить. Но нет ничего невозможного. ⁵Иоанна, вот твой дом с его садом. В нем и трудись для своего Учителя, как Я сказал тебе. До свидания, Иоанна. Господь да пребудет с тобой. Благословляю тебя Его именем».

    Лодка подходит к берегу. Иоанна умоляет: «Ты действительно не зайдешь?»

   «Не сейчас. Мне надо разбудить пламя. За несколько месяцев Моего отсутствия оно почти погасло. А время летит».

   Лодка останавливается в маленькой бухте, что углубляется в сад Хузы. Прибегают слуги помочь своей госпоже высадиться. Хозяйская лодка причаливает к пристани вслед за Петровой, после чего Иоанн, Матфей, Искариот и Филипп сходят с нее и поднимаются в лодку Петра, которая затем медленно отчаливает и возобновляет свое плавание в сторону противоположного берега.