ЕВАНГЕЛИЕ КАК ОНО БЫЛО МНЕ ЯВЛЕНО
194. Откровение маленькому Явé по пути из Сихема в Берот
19 июня 1945.
1Словно какая-нибудь река, что обогащается все новыми и новыми притоками, дорога, ведущая из Сихема в Иерусалим, все сильнее заполняется народом по мере того, как по другим второстепенным дорогам из селений стекаются направляющиеся в святой Город верующие. Это в немалой степени помогает Петру отвлекать мальчика, идущего мимо родных холмов, под земляными обвалами которых погребены его родители, и не догадываться об этом.
После долгого перехода, прерванного – когда слева остался Силом на своей отвесной горе – ради того, чтобы отдохнуть и подкрепиться в зеленой долине с журчащей кристально-чистой водой, путники возобновляют шествие и преодолевают небольшую известняковую возвышенность, практически лишенную растительности, где солнце жжет немилосердно. Начинается спуск через вереницу прекрасных виноградников, что повесили свои гирлянды на откосах этих известковых гор, чьи вершины освещаются солнцем.
Петр с понимающей улыбкой на губах подает знак Иисусу, и Тот в свой черед улыбается. Мальчик ничего не замечает, сосредоточенно слушая Иоанна из Эндора, который рассказывает ему об иных виденных им краях, где растет сладчайший виноград, предназначенный, однако, не столько для вина, сколько для изготовления сладостей, что вкуснее, чем медовые лепешки.
2Вот опять очень крутой подъем, так как компания, оставив пыльную и многолюдную главную дорогу, предпочла срезать путь по этой лесистой тропе. И когда они достигают вершины, вдали уже отчетливо начинает сиять море света, подвешенное над скоплением чего-то белого: видимо, беленых известью домов.
«Явé, – зовет Иисус, – иди сюда. Видишь то золотое пятно? Это Дом Господень. Там ты будешь приносить обет повиновения Закону. Ты же хорошо его знаешь?»
«Мама мне о нем рассказывала, а отец учил меня заповедям. Читать я умею и… и думаю, знаю то, о чем они говорили мне до своей смерти…» Мальчик, прибежавший на зов Иисуса с улыбкой, теперь плачет, опустив головку, и его рука дрожит в руке Иисуса.
«Не плачь. Послушай, знаешь, где мы? Это Бетэль. Здесь святой Иаков увидел свой ангельский сон. Знаешь это? Помнишь?»
«Да, Господин. Он увидел лестницу, которая от Земли доходила до Неба, и по ней вверх и вниз ходили ангелы, а мама мне говорила, что в час смерти, если мы всегда будем хорошими, мы увидим то же самое и отправимся по этой лестнице в Дом Божий. Мама мне столько всего рассказывала… Но теперь она уже со мной не заговорит… Все эти рассказы у меня здесь, и это все, что у меня от нее осталось…» Слезы скатываются на его очень грустное личико.
«Ну не плачь ты так! Слушай, Явé. У Меня тоже есть Мать, Ее зовут Мария, Она святая и добрая и может много чего рассказать. Она мудрее учителя и добрее и прекраснее ангела. Мы теперь пойдем к Ней. Ты Ей очень понравишься, и Она расскажет тебе много всего. А еще с Ней мама Иоанна, она тоже очень добрая и тоже Мария. И мать Моего брата Иуды – она тоже нежна, как медовый хлеб, и тоже носит имя Мария. Ты им очень понравишься. Ну очень! Потому что ты славный мальчик, и по причине той любви, что Я к тебе испытываю. А потом ты вырастешь у них и, став большим, будешь Божьим святым, будешь, как законоучитель, проповедовать Иисуса, который дал тебе здесь новую мать и который откроет врата Небес твоей умершей матери, твоему отцу, а в свое время откроет их и тебе. Тебе даже не придется взбираться по длинной лестнице Небес в час твоей кончины. Будучи хорошим учеником, ты преодолеешь ее уже в течение своей жизни и окажешься там, на пороге открытого Рая, и там буду Я и скажу тебе: „Иди сюда, Мой друг, сын Марии“, – и мы будем вместе».
Сверкающая улыбка Иисуса, ступающего чуть согнувшись, чтобы быть ближе к обращенному вверх личику ребенка, шествующего с Ним за руку, и этот чудесный рассказ осушают его слезы и вызывают у него улыбку.
3Мальчик, который, должно быть, совсем не глуп, а просто оглушен сильной скорбью и пережитыми лишениями, заинтересовавшись этой историей, спрашивает: «Но Ты утверждаешь, что откроешь врата Небес. Разве они не закрыты из-за великого Греха? Мама говорила мне, что никто не сможет войти, пока не придет прощение, и что праведники ожидают его в Преддверии».
«Это так. Но потом, проповедав слово Божие и… и добившись для вас прощения, Я пойду к Отцу и скажу: „Отец Мой, вот Я исполнил всю Твою волю. Теперь Я хочу награды за Свою жертву. Пусть ожидающие праведники придут в Твое Царство“. И Отец Мне скажет: „Да будет как Ты пожелаешь“. И тогда Я сойду, чтобы позвать всех праведных, и Преддверие, заслышав Мой голос, отворит свои врата – и выйдут ликующие святые Патриархи, светлые Пророки, благословенные жены Израиля, а потом дети: знаешь, сколько детей? Словно цветущий луг, дети всякого возраста! И с пением пойдут за Мной, поднимаясь в Рай».
«И там будет моя мама?»
«Конечно».
«Ты не сказал мне, что она будет с Тобой у ворот Неба, когда я тоже умру…»
«Ей, а с ней и твоему отцу, не нужно будет находиться у тех ворот. Словно сияющие ангелы, они будут не переставая летать туда-сюда с Неба на Землю, от Иисуса к их маленькому Явé, и когда ты уже будешь готов умереть, они будут заняты тем, чем сейчас заняты вон те две птички, там, на изгороди. Видишь их? – Иисус берет ребенка на руки, чтобы тому было лучше видно. – Видишь, как они сидят на своих маленьких яйцах? Ждут, когда те треснут, а потом они распрострут крылья над своим выводком, защищая его от всякого зла, а затем, когда потомство вырастет и будет готово лететь, станут поддерживать его своими сильными крыльями, унося его выше, выше, выше… к солнцу. Твои родители будут обращаться с тобой таким же образом».
«Неужели именно так и будет?»
«Именно так».
«А Ты им скажешь, чтобы они не забыли прийти?»
«В этом не будет нужды, потому что они тебя любят, но Я им это скажу».
«О! Как я Тебя люблю!» Мальчик, все еще на руках у Иисуса, прижимается к Его шее и целует Его с таким приливом чувств, который не может не тронуть.
Иисус целует его в ответ и ставит на землю.
4«О, ладно! Пойдем теперь вперед. К святому Городу. Нам надо оказаться там к завтрашнему вечеру. Зачем такая спешка? Можешь Мне это сказать? Не все ли равно было бы прийти послезавтра?»
«Нет. Не все равно. Потому что завтра пятница, и после захода солнца можно будет пройти всего только шесть стадий. Больше нельзя, так как началась суббота и субботний покой».
«Значит, в субботу бездельничают».
«Нет. Молятся всевышнему Господу».
«Как Его зовут?»
«Адонай. Но святые могут произносить Его Имя».
«Хорошие мальчики тоже. Произнеси, если ты его знаешь».
«Яаавé» (этот малыш произносит так: очень мягкое Ж, которое становится почти Й, и очень долгое а)[1].
[1] В машинописи МВ добавляет: тогда как é – жесткая, отрывистая, в противоположность галилеянам, которые произносят первую согласную как мягкое ж очень растянуто, а последнюю гласную – очень открыто: почти что двойное „е“ с тупым ударением, как „père“ у французов.
«А почему всевышнему Господу молятся в субботу?»
«Потому что Он так сказал Моисею, вручая ему скрижали Закона».
«Ах, да? И что Он сказал?»
«Сказал освятить субботу: „Работай шесть дней, а в седьмой отдыхай и давай отдохнуть другим, ибо Я и Сам так поступил, закончив сотворение“».
«Как? Господь отдыхал? Устал творить? А это именно Он творил? Откуда ты это знаешь? Я знаю, что Бог никогда не устает».
«Он не устал, потому что Бог не ходит и не двигает руками. Но Он так поступил, чтобы дать пример Адаму и нам, и чтобы у нас был день, когда бы мы о Нем задумывались. А сотворил все Он, точно. Об этом говорит Книга Господня».
«А Книга эта была написана Им?»
«Нет. Но это Истина. И ей надо верить, чтобы не попасть к Люциферу».
«Ты сказал Мне, что Бог не ходит и не двигает руками. Как же тогда Он творил? На что Он похож? На изваяние?»
«Он не идол, Он Бог. А Бог – это… Бог – это… Дай мне подумать и вспомнить, как говорила моя мама, а еще лучше нее – тот человек, что от Твоего имени навещает бедняков Ездрелона[2]… Мама, чтобы дать мне понятие о Боге, говорила: „Бог – как моя любовь к тебе. У нее нет тела, но, тем не менее, она есть“. А тот маленький человек с такой приятной улыбкой говорил: „Бог – это вечный триединый Дух, и Его второе Лицо ради любви к нам, бедным, приняло плоть, и Его имя…“ О! Господь Мой! Ведь, как я теперь понял… это Ты!» – ошеломленный мальчик бросается на землю в глубоком почтении.
[2] Пастух Иона.
Все подбегают, думая, что он упал, но Иисус, приложив палец к губам, призывает к молчанию, а затем говорит: «Вставай, Явé. Дети не должны Меня бояться!»
Мальчик благоговейно поднимает голову и глядит на Иисуса с изменившимся выражением, почти со страхом.
Однако Иисус улыбается и подает ему руку со словами: «Ты мудр, маленький израильтянин. 5Продолжим наш экзамен. Теперь, когда ты признал Меня, скажи, а знаешь, говорится ли обо Мне в Писании?»
«О! конечно, Господь! С самого начала и по сей день. Все говорит о Тебе. Ты – обещанный Спаситель. Теперь я понимаю, почему Ты отворишь врата Преддверия. О, Господь! Господь! И Ты так сильно меня любишь?»
«Да, Явé».
«Нет, не Явé. Дай мне какое-нибудь имя, которое бы означало, что Ты меня полюбил, что Ты меня спас…»
«Это имя Мы выберем вместе с Матерью. Хорошо?»
«Но чтобы оно означало именно это. И я возьму его себе с того дня, как стану сыном Закона».
«С того дня и возьмешь».
Бетэль пройден, и они останавливаются перекусить в небольшой долине, прохладной и богатой водой.
Явé все еще несколько оглушен своим открытием и ест в молчании, принимая с благоговением каждый кусок, передаваемый ему Иисусом. Но потихоньку он приходит в себя, особенно после увлекательной игры с Иоанном, пока остальные отдыхают на зеленой траве, и вместе со смеющимся Иоанном возвращается к Иисусу, и они втроем садятся в кружок.
«Ты так Мне и не сказал, кто говорит обо Мне в Писании».
«Пророки, Господь. И еще раньше Писание говорит о Тебе, с того момента, как Адам изгнан из Рая, а потом об этом говорится Иакову, и Аврааму, и Моисею… О!.. Мой отец рассказывал мне, как он ходил к Иоанну – не к этому, к другому Иоанну, который на Иордане, – и что тот великий Пророк называл Тебя Агнцем… Вот теперь я понимаю, что такое агнец у Моисея. Пасха – это Ты!»
Иоанн подначивает его: «А кто из Пророков пророчествовал о Нем лучше всего?»
«Исайя и Даниил. Но… мне больше нравится Даниил, теперь, когда я люблю Тебя, как своего отца. Могу я так сказать? Сказать, что люблю Тебя, как любил моего отца? Да? Ну так я теперь предпочитаю Даниила».
«Почему? Кто много говорит о Христе, так это Исайя».
«Да. Но он говорит о скорбях Христа. Даниил же рассказывает о прекрасном ангеле и о Твоем пришествии. Правда… он тоже говорит, что Христос будет принесен в жертву. Но я думаю, что Агнец будет заклан только одним ударом. Не так, как говорят Исайя и Давид. Я всегда плакал, когда слушал их чтение, и мама перестала мне об этом рассказывать». Он и сейчас чуть не плачет, гладя ладонь Иисуса.
«Не думай пока об этом. Слушай. Ты знаешь заповеди?»
«Да, Господь. Думаю, знаю. В лесу я повторял их, чтобы не забыть, и еще чтобы понять слова, что говорили мне мои мама и папа. Но сейчас я уже не плачу (на самом деле зрачки у него заметно блестят), потому что теперь у меня есть Ты».
Иоанн улыбается и, обнимая своего Иисуса, говорит: «Прямо мои слова! Все, у кого сердца детей, выражаются одинаково!»
«Да. Потому что их слова исходят из одной и той же мудрости. 6Сейчас надо бы уже отправиться, с тем чтобы поскорее достичь Берота. Народу прибывает, и собирается дождь. Укрытия будут брать приступом. А Я не хочу, чтобы вы заболели».
Иоанн будит товарищей, и они возобновляют путь к Бероту, пересекая равнину: не очень-то возделанную, но и не совсем засушливую, как та возвышенность, что они преодолели после Силома.