28 ноября 1944.

   ¹Сегодня утром у меня было приятное пробуждение. Еще в дремотной дымке я услышала чистейший голос, который сладко пел протяжную колыбельную. Она казалась рождественской пасторалью, такая она была неторопливая и архаичная. Следя за той мелодией и за тем голосом, я все больше наслаждалась им и под его колебания приходила в сознание. Наконец, я проснулась и поняла. Я проговорила: «Приветствую Тебя, благодатная Мария!», потому что именно Маме принадлежало это пение. И сказав мне: «Я тоже тебя приветствую. Иди сюда и возрадуйся!» – Она запела еще громче.

   И я увидела Ее. В Вифлеемском доме, в комнате, которую Она занимала, сосредоточенно убаюкивающей Иисуса. В комнате был ткацкий станок Марии и всякое шитье. Похоже было, что Мария прервала работу, чтобы покормить Младенца грудью, поменять Ему пеленки, точнее, одёжки, поскольку Малышу уже не один месяц, думаю, шесть или – максимум – восемь, и рассчитывала снова за нее взяться, когда Ребенок уснет.

   Дело было к вечеру. Закат, уже почти закончившийся, разбросал по ясному небу золотистые клочки. Стада возвращались в загоны, пощипывая последнюю травку на цветущем лугу, и блеяли, подняв кверху мордочки. Младенец засыпал неохотно. Видимо, немного беспокоили зубки или какая другая детская «болячка».

   ²Эту песню я записала, как смогла, в сумерках раннего-раннего утра, на обрывке бумаги, и теперь переписываю сюда:

   «Золотые барашки идут

   Прямо пó небу – в Божий приют

   А с лугов разноцветных глядят

   На них пятнышки белых ягнят

   Но пускай соберутся сюда,

   На луга, все на свете стада,

   Никогда не сравниться с Тобой

   Никому из них, Мой золотой

   Засыпай, засыпай, засыпай,

   Успокойся и баюшки-бай

   А на небе вверху, над Тобой,

   Ярких звезд зажигается рой

   Не мигая, глядят они: ах!

   Твои нежные глазки в слезах…

   Драгоценные очи Твои –

   Мои синие звезды любви

   Лишь заплачут они, как уже

   Сразу горестно Мне на душе

   Засыпай, засыпай, засыпай,

   Успокойся и баюшки-бай

   Сонмы ангелов: все, что в Раю, –

   Окружают кроватку Твою

   И, сверкая, ведут хоровод

   Покидая ночной небосвод,

   Чтоб увидеть невинный Твой лик,

   А Ты плачешь… Ты к Маме приник,

   Хочешь к Маме, ведь Мама – Твой Рай,

   Успокойся и баюшки-бай

   Засыпай, засыпай, засыпай,

   Успокойся и баюшки-бай

   Незаметно часы протекут

   Розоветь на востоке начнут

   Небеса, только Мама не спит –

   Над Твоею кроваткою бдит,

   Ты проснешься – и Маму искать

   Что за счастье – к груди прижимать

   Тебя, Сын! И отдам Я легко

   Свою жизнь Тебе, как молоко

   Засыпай, засыпай, засыпай,

   Успокойся и баюшки-бай

   Ведь без Мамы остаться нельзя,

   Пусть во сне Твои видят глаза

   Само Небо… Скажу Я: приди!

   И усни у Меня на груди

   Вот подушка Тебе, а вокруг –

   Колыбелька из Маминых рук

   Под покровом все страхи пройдут

   Я с Тобой, спи спокойно, Я тут

   Засыпай, засыпай, засыпай,

   Успокойся и баюшки-бай

   Я навеки останусь с Тобой,

   Ты сроднился с Моею душой,

   Как на лоне природы цветок,

   Что прижился в земле… Мой Сынок,

   Он уснул – не будите Его

   Вдруг Он видит Отца Своего,

   Чья любовь осушает росу

   С Твоих глаз, милый Мой Иисус

   Засыпай, засыпай, засыпай,

   Успокойся и баюшки-бай…»

   ³Невозможно передать красоту этой картины. Это всего лишь мать, качающая ребенка. Но какая Мать и какого Ребенка! Только представьте, сколько красоты, любви, чистоты, Неба в этой маленькой, грандиозной, нежной картине, услаждающей меня своим воспоминанием, в котором как подтверждение присутствует та мелодия, что я про себя повторяю. Чтобы и вам дать возможность услышать ее. Однако у меня нет чистейшего серебристого голоса Марии, девственного голоса Приснодевы!.. И это будет напоминать осипший баян. Не важно. Напою, как сумею. А что за чудесная пастораль, должно быть, звучала над Рождественскими Яслями!

   Сначала Мама медленно качала деревянную колыбель. Потом, видя, что Иисус не утихомиривается, взяла Его себе на руки, присев около открытого окна сбоку от колыбельки и слегка покачиваясь в такт мелодии, повторила эту колыбельную дважды, пока маленький Иисус не закрыл глазки и не повернул головку к материнскому сердцу, и в таком положении заснул, прижавшись личиком к теплой материнской пазухе, одной ладошкой – возле Своей розовой щечки – прислонившись к Маминой груди, а другую уронив Ей на колени. Покрывало Марии послужило сенью для святого Создания.

   Затем Мария с бесконечной осторожностью встала и положила Своего Иисуса в колыбельку, накрыла Его детским бельем, развесила покрывало для защиты от мух и от сквозняка и принялась созерцать Свое спящее Сокровище. Держа одну руку на сердце, другой все еще придерживая колыбель, готовая качать ее в случае намека на пробуждение, Она, немного склонившись, счастливо улыбается, в то время как тени и безмолвие опускаются на землю и заполняют Ее девичью комнатку.

   Какой покой! Какая красота! Меня охватывает блаженство!

   ⁴Это не такое уж величественное видение, и возможно, в ряду других его сочтут необязательным, поскольку оно не раскрывает ничего особенного. Знаю. Но для меня оно поистине благодатно, и таковым я его почитаю, потому что оно наполняет мой дух безмятежностью, чистотой, любвеобилием, как будто меня приласкали Мамины руки. Думаю, и Вам оно, в этом смысле, понравится. Мы же «дети». Так лучше! Такими мы нравимся Иисусу. Остальные же, ученые и глубокомысленные, пусть думают, что хотят, и считают нас «наивными». Мы об этом не станем волноваться, правда?