ЕВАНГЕЛИЕ КАК ОНО БЫЛО МНЕ ЯВЛЕНО
330. Иаков и Иоанн Зеведеевы становятся „сынами грома“. Около Ахзива с пастухом Анной
14 ноября 1945.
1Иисус передвигается пешком по весьма гористой местности. Это не высокие горы, но холмы, где надо постоянно то подниматься, то спускаться, и где текут потоки, резвые в это свежее и прохладное время года, прозрачные, как небо, и юные, как первые листья, которых на ветвях всё больше и больше. Но несмотря на такое прекрасное, радостное и бодрящее сердце время года, не похоже, чтобы у Иисуса было очень бодрое настроение, а у Его апостолов – и того меньше. Они тихонько идут по низу долины. Лишь пастухи и стада попадаются им на глаза. Однако Иисус словно бы их и не замечает.
К действительности Иисуса возвращает печальный вздох Иакова Зеведеева и его неожиданные слова, результат невесёлых размышлений… Иаков говорит: «Одни неудачи!.. одни неудачи! Словно мы какие-то прóклятые…»
Иисус кладет ему руку на плечо: «Разве не знаешь, что таков удел лучших?»
«Эх! Знаю, с тех пор как я с Тобой! Но время от времени хотелось бы чего-нибудь иного, чтобы оживить сердца и веру, и вначале оно у нас было…»
2«Ты сомневаешься во Мне, Иаков?» Сколько боли сквозит в голосе Иисуса!
«Не-е-ет!..» Это нет, по правде говоря, не очень-то уверенное.
«Но ты всё-таки сомневаешься. В чем же дело? Не любишь Меня так, как любил раньше? Неужели то, что Меня изгнали или осмеивали, или даже просто игнорировали в этих финикийских краях, ослабило твою любовь?» В этих словах Иисуса слышится плач, хотя нет ни рыданий, ни слез. Плачет сама Его душа.
«Ничего подобного, мой Господь! Наоборот, моя любовь к Тебе возрастает, чем больше я вижу Тебя непонятым, отверженным, униженным, удрученным. И я готов пожертвовать своей жизнью, чтобы не видеть Тебя таким, чтобы изменить сердца людей. Ты должен мне верить. Не разбивай мне сердце, и так уже страждущее, Своим сомнением в моей любви к Тебе… Иначе… Иначе я выйду из себя. Вернусь назад и отомщу тем, кто Тебя оскорбляет, чтобы доказать Тебе, что я Тебя люблю, и устранить это Твое сомнение; а если меня схватят и убьют, мне будет всё равно. С меня будет достаточно, что я докажу Тебе мою любовь».
«О, сын грома! Откуда такая порывистость? Или ты хочешь стать истребляющей молнией?» Иисус улыбается этой горячности и намерениям Иакова.
«О, я хотя бы вижу Тебя улыбающимся! Это уже некоторый результат моих намерений. Что скажешь, Иоанн? Не стóит ли нам на деле воплотить мой замысел, чтобы утешить Учителя, удрученного таким огульным неприятием?»
«Конечно! Пойдем. Вернемся и поговорим с ними. И если они опять будут Его оскорблять, считая Его царем лишь на словах, каким-то игрушечным, безденежным или безумным царем, мы их хорошенько поколотим, пока они не поймут, что у Царя есть также войско Его приверженцев, которые не расположены шутить. В некоторых случаях полезна грубая сила. Пойдем, брат», – отвечает ему всегда мягкий Иоанн, который настолько сейчас разгневан, что сам на себя не похож.
3Иисус встает между ними двумя, хватает их за руки, удерживая, и говорит: «Ну послушайте их! И чего ради Я так долго проповедовал? О неожиданность из неожиданностей! Даже Иоанн, Мой голубь, стал ястребом! Вы поглядите на него, как он некрасив, мрачен, взъерошен, обезображен ненавистью! О! стыдно! И вы еще удивляетесь, почему финикийцы проявляют безразличие, почему евреи злобны, почему римляне Меня изгоняют, когда вы сами, первые, так ничего и не поняли за два года, проведенных со Мной, когда вы сами сделались желчными от охватившей ваши сердца ненависти, когда вы сами выкидываете из своих сердец Мое учение о любви и прощении, изгоняете его как нечто бессмысленное, а в качестве хорошего союзника принимаете грубую силу! О, святой Отец! Вот уж действительно неудача! Вместо того, чтобы уподобляться многочисленным ястребам, навостряющим клювы и когти, не лучше ли вам быть ангелами, умоляющими Отца послать утешение Своему Сыну? Где это видано, чтобы ураган приносил пользу своими молниями и градами? И всё же в память об этом вашем грехе против любви, в память о том, что Я видел, как на ваших лицах проступает человек-зверь вместо человека-ангела, какого Я всегда хотел в вас видеть, Я дам вам прозвище „сыны грома“».
Иисус наполовину серьезен, обращаясь к двум пылким сыновьям Зеведея. Но ввиду их раскаяния Его обличение длится недолго, и с лицом, сияющим любовью, Он прижимает их к сердцу и произносит: «И никогда больше так не безобразничайте. А за вашу любовь спасибо. И за вашу тоже, друзья, – говорит Он, обратившись к Андрею, Матфею и двум двоюродным братьям. – Идите сюда, Я вас тоже обниму. Неужели вы не понимаете, что не имей Я ничего, кроме радости исполнять волю Моего Отца и вашей любви, Я всё равно был бы счастлив, даже если бы весь мир бил Меня по лицу? Я печален не из-за Себя, не из-за Моих неудач, как вы их называете, а из-за сожаления о тех душах, что отвергают Жизнь. Ну вот, теперь мы все довольны, не так ли, о великовозрастные дети? Тогда вперед. 4Пойдите к тем пастухам, что доят своих коз, и попросите немного молока во имя Божье. Не бойтесь, – говорит Он, заметив огорчение на лицах апостолов. – Повинуйтесь с верой. Вы получите молоко, а не удары дубинкой, пускай тот человек и финикиец».
И шестеро отходят, а Иисус ждет их на дороге. И тем временем молится – грустный Иисус, который никому не нужен.
Апостолы возвращаются с маленьким ведерком молока и говорят: «Тот мужчина просил Тебя подойти туда, ему нужно с Тобой поговорить, но он не может оставить своих капризных коз на молодых пастушков».
Иисус говорит: «Тогда пойдемте и поедим наш хлеб там».
И все они ступают на склон, на котором удерживаются те прихотливые козы.
5«Благодарю тебя за то, что ты дал Мне молока. Чего ты от Меня хочешь?»
«Ты ведь Назарянин, верно? Тот, который творит чудеса?»
«Я Тот, кто проповедует вечное Спасение. Я Путь к истинному Богу, Истина, которая дарит сама себя, Жизнь, оживотворяющая вас. Я не волшебник, творящий дивные вещи. Чудеса – это только проявление Моей доброты и вашей немощи, которая нуждается в доказательствах, чтобы поверить. Так чего же ты от Меня хочешь?»
«Сейчас… Ты был два дня назад в Александроскенах?»
«Был. И что?»
«Я тоже был там со своими козлятами и когда понял, что завязалась драка, слинял оттуда, потому что обычно их провоцируют, чтобы украсть что-нибудь из товаров. Они все воры, как финикийцы, так и… остальные. Я не должен был бы говорить это Тебе, ведь у меня отец – прозелит, мать – сирийка, и сам я тоже прозелит. Но это правда. Ладно, вернемся к моей истории. Я разместился в каком-то невзрачном хлеву со своими животными в ожидании сына с повозкой. И вечером, на выходе из города, я встретил плачущую женщину с дочуркой на руках. Она проделала восемь миль, чтобы к Тебе прийти. Поскольку живет за городом, в сельской местности. Я спросил, что с ней. Она прозелитка. Пришла продавать и покупать. Услышала о Тебе – и у нее в душе появилась надежда. Она побежала домой, взяла девочку. Но с тяжестью быстро не пойдешь! Когда она пришла к лавке братьев, Тебя там уже не было. Они, братья, ей сказали: „Его прогнали отсюда. Но Он вчера вечером говорил, что обратно пойдет через Тирскую лестницу“. Я – я ведь тоже отец – сказал ей: „В таком случае иди туда“. Но она мне ответила: „А если после всего случившегося Он, возвращаясь в Галилею, пойдет другими путями?“ Я ей сказал: „О, слушай! Или этим, или тем, пограничным. Я пасу между Реховом и Лешем-Даном, как раз на пограничной дороге между этой землей и Неффалимской. Если увижу Его, расскажу Ему: слово прозелита“. И я Тебе рассказал».
«И да вознаградит тебя за это Бог. Я пойду к этой женщине. 6Мне надо вернуться в Ахзив».
«Ты идешь в Ахзив?[a] Тогда мы можем пойти вместе, если не погнушаешься пастухом».
[a] Пастух называет этот город Ахзи́ва.
«Я никем не гнушаюсь. А тебе зачем в Ахзив?»
«У меня там ягнята. Если только… они еще есть».
«Что так?»
«Болезнь… Не знаю, было ли это колдовство или что-то другое. Но мое прекрасное стадо заболело. Поэтому я отвел сюда коз, пока еще здоровых, чтобы отделить их от овец. Они тут останутся с двумя сыновьями. Сейчас они в городе, делают покупки. А я вернусь туда… чтобы увидеть, как они умирают, мои прекрасные шерстистые овечки… – мужчина вздыхает… смотрит на Иисуса и извиняется: – Глупо говорить о таких вещах Тебе, Тому, кто Ты есть, и огорчать Тебя, когда Ты и так наверняка огорчен тем, как с Тобой обращаются. Но овцы для нас – и привязанность, и деньги, понимаешь?..»
«Понимаю. Но они поправятся. Ты их кому-нибудь показывал из тех, кто знает в них толк?»
«О! все мне сказали одно и то же: „Забей их и продай с них шкуры. Больше ничего не сделать“, и даже угрожали мне, если я их выпущу… Боятся, как бы их овцы не заболели. Вот мне и приходится держать их взаперти… и они еще быстрее умрут. Они злые – знаешь? – те люди из Ахзива…»
Иисус просто говорит: «Знаю».
«Я думаю, мне их сглазили…»
«Нет. Не верь подобным россказням… Когда твои сыновья придут, ты сразу отправишься?»
«Сразу. Они будут здесь с минуты на минуту. 7Эти люди – Твои ученики? Это все?»
«Нет. Есть и другие».
«А почему они не пришли сюда? Я однажды встретил их группу вблизи Мерона. За главного у них был пастух. Так он себя называл. Высокий, крепкий, по имени Илия. Это было, кажется, в октябре. До или после Кущей. Они теперь покинули Тебя?»
«Никто из учеников Меня не покидал».
«Мне говорили, что…»
«Что же?»
«Что Ты… что фарисеи… В общем, что ученики покинули Тебя из страха и потому, что Ты…»
«Демон. Договаривай уж. Знаю. Это для тебя двойная заслуга, раз ты всё равно веришь».
«А ради такой заслуги не мог бы Ты… но, может быть, то, что я прошу, кощунственно…»
«Говори. Если это что-то нехорошее, Я тебе скажу».
«Не мог бы Ты, проходя мимо, благословить мое стадо?» Мужчина аж весь разволновался…
«Я благословлю твое стадо. Это… – и Он поднимает руку, благословляя разбегающихся козочек, – и то, овечье. Веришь ли, что Мое благословение спасет их?»
«Как Ты спасаешь от болезней людей, так сможешь спасти и животных. Говорят, что Ты Сын Божий. Овец ведь сотворил Бог. Поэтому они принадлежат Твоему Отцу. Я… не знал, пристойно ли просить Тебя об этом. Но, раз это возможно, сделай это, Господь, а я принесу в Храме большие хвалебные жертвы. Хотя нет! Я отдам их Тебе. Для бедных. Так будет лучше».
Иисус улыбается и молчит.
8Прибывают сыновья пастуха – и вскоре Иисус со Своими спутниками и старым пастухом отправляются в путь, оставив молодых людей стеречь коз. Идут быстро, желая скорее достичь Кедеша, чтобы сразу же его покинуть и постараться выйти на дорогу, что идет от моря в сторону суши. Должно быть, это та самая дорога, что разветвляется у подножия высокого мыса, которой они шли в Александроскены. По крайней мере, так я понимаю из разговоров пастуха с учениками. Иисус впереди один.
«А у нас не будет новых проблем?» – сомневается Иаков Алфеев.
«Кедеш не зависит от того центуриона. Он вне финикийских пределов. Центурионов, главное, не раздражать, а религией они не интересуются».
«К тому же мы там не задержимся…»
«Вы сумеете пройти за день больше тридцати миль?» – спрашивает пастух.
«О, мы вечные странники!»
Они идут и идут… Достигают Кедеша. И оставляют его позади без происшествий. Выходят на прямую дорогу. На придорожном столбе – указатель Ахзива. Пастух показывает на него и говорит: «Завтра будем там. Ночевать пойдете со мной. Я знаю крестьян этих долин, правда, многие находятся на финикийских границах… Ладно! Пересечем границу. И нас тогда не сразу обнаружат… О, эта их бдительность! Лучше бы опасались разбойников!..»
Солнце заходит, и долины, тем более лесистые, ясное дело, не способны удержать свет.
Но пастух весьма опытен и идет уверенно.
9Они добираются до какой-то деревушки: буквально, горстка домов.
«Если нас здесь приютят, значит они израильтяне. Мы прямо на границе. Если же не захотят, пойдем в другое селение, финикийское».
«У Меня нет предубеждений, дружище».
Стучатся в один дом.
«Это ты, Анна?[b] С друзьями? Проходи, проходи, и да пребудет с тобою Бог», – говорит какая-то весьма пожилая женщина.
[b] Его имя Ханан, в Евангелии это имя передано как ῞Ανναν (Ин. 18;13).
Они заходят в просторную кухню, озаренную огнем. За обеденным столом собрались представители большой разновозрастной семьи, но они вежливо уступают место вновь прибывшим.
«Это Иона. Это его жена, дети, внуки и невестки. Патриархальная семья верующих в Господа, – говорит пастух Анна Иисусу. А потом, обращаясь к старому Ионе: – А этот Человек, что со мной, это Рабби Израилев. Тот, с кем ты так хотел познакомиться».
«Благодарю Бога, что могу принять Его, и что у меня есть место этим вечером. И благодарю пришедшего в мой дом Рабби, прося у Него благословения».
Анна поясняет, что дом Ионы – это своего рода гостиница для странников, идущих с моря вглубь страны.
Все усаживаются в теплой кухне, и женщины прислуживают прибывшим. Почтительность такова, что чуть ли не парализует. Однако Иисус разряжает атмосферу тем, что сразу после трапезы собирает вокруг Себя многих детей и проявляет к ним интерес, и они тут же сближаются. А вслед за ними, в короткий промежуток времени между ужином и сном, мужчины этого дома, осмелев, рассказывают то, что знали о Мессии, и спрашивают о том, что для них ново. А Иисус за непринужденным разговором благосклонно поправляет, подтверждает, объясняет, пока странники и домашние не идут спать, после того как Иисус всех их благословляет.