15 ноября 1945.

   ¹«Учитель – с тобой?» – спрашивает старый крестьянин Иона Иуду Фаддея, входящего в кухню, где уже сверкает огонь, чтобы разогреть молока и нагреть помещение, в котором холодновато в эти ранние часы прекрасного утра конца января или начала февраля: прекрасного, но довольно зябкого.

   «Видимо, вышел помолиться. Он часто выходит на рассвете, когда знает, что может побыть один. Скоро придет. Почему ты о Нем спрашиваешь?»

   «Я и других спрашивал, они теперь разбрелись и ищут Его, потому что тут, у моей жены, одна женщина оттуда. Она из селения с той стороны границы, и я просто не понимаю, как она смогла узнать, что здесь Учитель. Но она знает. И хочет с Ним поговорить».

   «Хорошо. Она с Ним поговорит. Может, это та, которую Он ждет, с больной дочуркой. Наверное, она пришла сюда по духовному наитию».

   «Нет. Она одна. Детей при ней нет. Я ее знаю, ведь наши селения так близко… а долина у нас общая. К тому же, я думаю, если хочешь служить Господу, не нужно быть жестокими по отношению к соседям, пускай они и финикийцы. Может, я ошибаюсь, но…»

   «Учитель тоже всегда говорит, что надо быть сострадательными ко всем».

   «Он сам такой, не правда ли?»

   «Такой».

   «Анна сказал мне, что теперь к Нему тоже плохо относятся. Плохо, одинаково плохо!.. В Иудее, как и в Галилее, везде. Почему же Израиль так враждебен к своему Мессии? Я имею в виду, самые влиятельные среди нас израильтяне. Народ-то  Его любит».

   «Откуда ты знаешь об этом?»

   «О! живу я тут, далеко. Но я же верный израильтянин. Достаточно ходить в Храм на предписанные праздники, чтобы знать всё хорошее и плохое! И хорошего узнаёшь меньше, чем плохого. Потому что добро смиренно и само себя не похвалит. Объявлять о нем должны были бы сами облагодетельствованные. Но мало тех, кто остается благодарен, получив благодать. Человек получает благодеяние и забывает о нем… Зло же, наоборот, громко трубит во все трубы и заставляет слышать свои слова даже тех, кто их не хочет слышать. Вы Его ученики – и не знаете, сколько в Храме злословий и обвинений против Мессии! Книжники только об этом и говорят в своих поучениях. Я думаю, они завели себе сборник поучений на тему как обвинить Учителя, и фактов, которые они предъявляют в качестве правдоподобных и заслуживающих обвинения. И нужно иметь очень чистую, непоколебимую и независимую совесть, чтобы быть в состоянии сопротивляться и судить мудро. Он-то знает об этих манипуляциях?»

   «Он обо всем знает. И мы тоже, более или менее, знаем. Но Его это не смущает. Он продолжает Свое дело, а учеников и верующих в Него становится больше день ото дня».

   «Дай Бог, чтобы они остались такими до конца. Но человек изменчив в своих помыслах. И слаб… ²Вон Учитель подходит к дому с тремя учениками».

   И старик выходит наружу, а за ним Иуда Фаддей, чтобы почтительно приветствовать Иисуса, который степенно идет к дому.

   «Мир да пребудет с тобою, Иона, и ныне, и всегда».

   «А с Тобою – слава и мир навеки, Учитель».

   «Мир тебе, Иуда. Андрей с Иоанном еще не вернулись?»

   «Нет. А я и не слышал, как они ушли. Ничего не слышал. Был уставший и крепко спал».

   «Заходи, Учитель. Заходите. Сегодня утром воздух прохладный. В лесу, наверное, было очень холодно. Там для всех есть горячее молоко».

   Они пьют молоко, и все, кроме Иисуса, макают в него здоровенные куски хлеба, когда вдруг появляются Андрей и Иоанн вместе с пастухом Анной.

   «А, Ты здесь? А мы шли сказать, что не нашли Тебя…» – восклицает Андрей.

   Иисус приветствует их троих Своим приветствием и добавляет: «Живо. Берите свою часть и тронемся в путь, потому что к вечеру Я хочу быть хотя бы у подошвы горы Ахзив. Сегодня же вечером начинается суббота».

   «А как же мои овцы?» – растерянно вопрошает пастух.

   Иисус улыбается и отвечает: «Они поправятся после того, как их благословили».

   «Но я стою на восточной стороне горы! А ты пойдешь на запад, чтобы отправиться к той женщине…»

    «Предоставь действовать Богу – и Он обо всем позаботится».

   ³Трапеза окончена, и апостолы поднимаются наверх взять свои дорожные мешки, готовясь к отбытию.

   «Учитель… та женщина, что сейчас там… Ты ее не выслушаешь?»

   «Нет времени, Иона. Путь долгий, и в конце концов Я пришел ради овец Израиля. Прощай, Иона. Да воздаст тебе Бог за Твое человеколюбие. Мое благословение – на тебе и на всех твоих родных. Мы пойдем».

   Но старик принимается во весь голос кричать: «Дети! Женщины! Учитель уходит! Сюда!»

   И подобно выводку цыплят, рассеянных по курятнику, что сбегаются на крик зовущей их наседки, со всех сторон дома сбегаются оторвавшиеся от дел или еще полусонные женщины и мужчины, а также полуодетые дети с улыбающимися личиками, только-только со сна… Они собираются вокруг Иисуса, стоящего посреди хозяйственного двора, и матери заворачивают деток в свои широкие юбки, пряча от холода, или держат на руках, пока не прибегает служанка с одёжками, которые быстро оказываются на них.

   ⁴Однако прибегает и еще одна женщина, не из домашних. Несчастная, плачущая, стесняющаяся… Она пробирается согнув­шись, чуть ли не ползком, а добравшись до группы, в центре которой находится Иисус, принимается кричать: «Сжалься надо мной, о Господь, Сын Давидов! Мою дочку сильно мучает бес и заставляет ее делать постыдные вещи. Сжалься, потому что я очень страдаю из-за этого, а все надо мной издеваются. Как будто моя детка виновата в том, что она делает… Сжалься, Господь, Ты ведь всё можешь. Возвысь Свой голос и Свою руку и прикажи нечистому духу выйти из моей Пальмы. У меня только она одна, и я вдова… О, не уходи! Помилуй!..»

   Действительно, Иисус, закончив благословлять отдельных членов семейства и при этом укорив взрослых за то, что они проговорились о Его приходе – они же оправдываются, заявляя: «Мы ничего не говорили, поверь, Господь!» – уходит, проявляя необъяснимую черствость по отношению к бедной женщине, которая ползет на коленях, простирая руки в горькой мольбе и продолжая говорить: «Это я, я увидела Тебя вчера, когда Ты переходил поток, и услышала, что Тебя называют: „Учитель“. Я шла за вами, прячась по кустам, и слышала, о чем они беседуют. И поняла, Кто Ты… А этим утром, еще до рассвета, пришла сюда и оставалась тут на пороге, как собачонка, пока не встала Сара и не впустила меня. О, Господь, сжалься! Сжалься! Над матерью и над девочкой!»

   Но Иисус быстро удаляется, не обращая внимания на все эти призывы.

   Домашние обращаются к женщине: «Смирись! Он не хочет тебя слушать. Он сказал, что пришел ради израильтян…»

   Однако она, отчаянная и в то же время исполненная веры, встает и отвечает: «Нет. Я буду умолять до тех пор, пока Он не услышит». И пристраивается вслед за Учителем, продолжая выкрикивать свои мольбы, в результате чего в дверях домов селения показываются все, кто успел проснуться, и подобно обитателям дома Ионы пускаются вслед за ней, чтобы увидеть, чем всё это закончится.

   ⁵Тем временем апостолы удивленно переглядываются и бормочут: «Почему Он так поступает? Никогда Он так не делал!..»

   Иоанн говорит: «В Александроскенах Он ведь исцелил тех двоих».

   «Всё-таки они были прозелиты», – отвечает Фаддей.

   «А та, которую Он идет исцелять сейчас?»

   «Она тоже прозелитка», – говорит пастух Анна.

   «О, да сколько раз Он излечивал неверных или язычников! Хотя бы ту девочку, римлянку?..» – безутешно говорит Андрей, что никак не может примириться с черствостью Иисуса по отношению к женщине-хананеянке.

   «Я скажу вам, в чем дело, – восклицает Иаков Зеведеев. – Просто Учитель возмущен. Его терпение закончилось после такого количества злобных нападок со стороны людей. Разве не видите, как Он изменился? Он прав! Отныне Он посвятит Себя только тем, кого хорошо знает. И правильно сделает!»

   «Да. Но пока она идет за нами и кричит, а за ней следует целая толпа народа. Может, Он и хотел пройти незамеченным, но таким образом Он обратил на Себя внимание даже этих деревьев», – ворчит Матфей.

   «Пойдем скажем Ему, чтобы прогнал ее… Посмотрите, какая славная процессия у нас за спиной! Вот мы влипнем, если в таком виде выйдем на консульскую дорогу! А эта, если Он сам ее не прогонит, от нас не отстанет… – раздраженно говорит Фаддей и даже поворачивается к женщине и требует: – Замолчи и ступай прочь!» Так же поступает и солидарный с братом Иаков Алфеев. Но та не поддается на их угрозы и требования, а продолжает умолять.

   «Пойдем скажем Учителю, чтобы Сам ее прогнал, раз Он не хочет исполнять ее просьбу. Так не может продолжаться!» – говорит Матфей, тогда как Андрей шепчет: «Бедняжка!», а Иоанн беспрерывно повторяет: «Я не понимаю… Я не понимаю…» Поведение Иисуса сбивает Иоанна с толку.

   Ускорив шаг, они наконец-то нагоняют Иисуса, который шагает быстро, словно Его преследуют. «Учитель! Да отпусти Ты эту женщину! Это же безобразие! Она кричит нам вслед! Привлекает к нам всеобщее внимание! На дороге всё больше прохожих… и многие за ней увязываются. Скажи ей, пусть уйдет».

   «Скажите сами. Я уже ей ответил».

   «Она нас не слушает. Ну давай же! Скажи Ты. И строго».

   ⁶Иисус останавливается и оборачивается. Женщина воспринимает это как знак милости, убыстряет шаги, и ее и без того пронзительный голос становится еще громче, а лицо бледнеет от пробудившейся надежды.

   «Замолчи, женщина. И возвращайся домой. Я тебе уже сказал: „Я пришел ради овец Израиля“. Чтобы исцелять среди них больных и отыскивать пропащих. Ты не из народа Израиля».

   Но женщина уже у Его ног и целует их, преклоняясь перед Ним и, крепко ухватившись за Его щиколотки, словно потерпевшая кораблекрушение, которая обнаружила спасительную скалу, стонет: «Господь, помоги мне! Ты всё можешь, Господь. Прикажи бесу, Ты ведь святой… Господь, Господь, Ты владыка всего: и милости, и этого мира. Всё Тебе подвластно, Господь. Я знаю это. Я верю в это. Так прояви Свою власть и воспользуйся ею ради моего ребенка».

   «Нехорошо взять хлеб, предназначенный деткам в доме, и бросить его уличным собакам».

   «Я верю в Тебя и, веруя, из уличной собаки стала домашней. Я говорила Тебе, что пришла до рассвета и прикорнула на пороге дома, где Ты находился, и если бы Ты вышел оттуда, Ты бы споткнулся об меня. Но Ты вышел с другой стороны и меня не увидел. Не увидел эту бедную измученную собаку, жаждущую Твоей милости, надеявшуюся проскользнуть к Тебе, чтобы вот так целовать Твои ноги, прося ее не прогонять…» 

   «Нехорошо бросить детский хлеб собакам», – повторяет Иисус.

   «Но собаки, тем не менее, заходят в комнату, где обедает хозяин с детьми, и едят то, что падает со стола, или те объедки, что больше не нужны, которые им отдают домашние. Я не прошу Тебя относиться ко мне как к дочери и сажать за Свой обеденный стол. Но дай мне хотя бы крошек…»

   ⁷Иисус улыбается. О, как преображается Его лицо от этой ликующей улыбки!..

   Народ, апостолы, женщина – все смотрят на Него восхищенно… чувствуя, что сейчас что-то произойдет. 

   Иисус же говорит: «О, женщина! Велика твоя вера. И этой верой ты утешаешь Мой дух. Ступай же, и да будет тебе по твоему желанию. С этой минуты бес вышел из твоей дочки. Иди с миром. И как ты сумела захотеть из бродячей собаки стать домашней, так в будущем сумей стать дочерью, сидящей за Отчей трапезой. Прощай».

   «О! Господь! Господь! Господь!.. Мне хочется поскорее увидеть мою любимую Пальму…  И хочется остаться и последовать за Тобой! Благословенный! Святой!»

   «Ступай, ступай, женщина. Иди с миром».

   И Иисус возобновляет Свой путь, а хананеянка проворнее девочки убегает обратно по дороге, и за ней уходит толпа любопытных, собравшаяся посмотреть на чудо…

   «Но почему, Учитель, Ты так долго заставлял ее молиться, а потом только выслушал?» – спрашивает Иаков Зеведеев.

   «Из-за тебя и из-за всех вас. Никакая это не неудача, Иаков[1]. Тут Меня не прогоняли, не осмеивали, не проклинали… Пусть это взбодрит ваш поникший дух. Я уже получил сегодня Свой сладчайший хлеб. И благодарю Бога за это. ⁸А теперь идем к той другой женщине, которая умеет верить и с твердой верой ждать».

[1] См. реплику Иакова в 330.1.

   «А мои овцы, Господь? Скоро мне придется пойти по другой дороге, не по Твоей, чтобы выйти на мое пастбище…» – снова спрашивает пастух Анна.

   Иисус улыбается, но не отвечает.

   Теперь, когда солнце нагревает воздух и заставляет молодые листики рощ и луговые травы сиять, как изумруды, превращая каждую чашечку цветка в оправу для капель росы, что сверкают разноцветными ореолами на полевых цветах, ходьба становится приятной. И Иисус идет улыбаясь. С улыбкой следуют за Ним и сразу приободрившиеся апостолы…

   Доходят до развилки. Пастух Анна удрученно говорит: «А здесь я должен Тебя покинуть… Ты действительно не придешь исцелить моих овец? У меня тоже есть вера, и я прозелит… Обещаешь мне прийти хотя бы после субботы?»

   «О, Анна! Неужели ты еще не понял, что твои овцы исцелены с тех пор, как Я поднял руку в направлении Лешем-Дана? Так что ты можешь пойти и посмотреть на чудо, и поблагодарить Господа».

   Думаю, что жена Лота после того, как превратилась в соляной столп, не сильно отличалась от пастуха, который так и остался стоять, как был: немного согнувшись в поклоне, с обращенным вверх, к Иисусу, лицом и наполовину вытянутой, зависшей в воздухе рукой… Он похож на статую. Хоть вешай внизу табличку: «Проситель». Но затем он вновь оживает и повергается ниц со словами: «Ты благословен! Ты благ! Ты свят!.. Но я обещал Тебе много денег, а с собой у меня лишь несколько драхм… Приходи, приходи ко мне после субботы…»

   «Приду. Не ради денег, а чтобы еще раз благословить тебя за твою простую веру. Прощай, Анна. Да пребудет с тобой мир».

   И они расстаются…

   «И это тоже вовсе не поражение, друзья! И здесь Меня тоже не осмеивали, не гнали и не проклинали… ⁹Ну, скорее! Там еще мать, которая ждет нас не один день…»

  И поход продолжается, с небольшой остановкой, чтобы поесть хлеба и сыра и попить из родника…

   Солнце стоит в зените, когда появляется разветвление дорог.

   «Вон начало Тирской лестницы, там внизу», – говорит Матфей. И радуется, рассуждая, что бóльшая часть пути пройдена.

   Какая-то женщина прислонилась прямо к римскому мильному столбу. У ее ног, на одеяльце – девочка лет семи-восьми. Женщина смотрит по всем направлениям. В сторону лестницы в скале. В сторону дороги на Птолемаиду. В сторону той, по которой идет Иисус; и то и дело наклоняется, чтобы приласкать свою девочку, защитить полотном ей голову от солнца, прикрыть платком ее ноги и руки…

   «Вон та женщина! Но где же она спала в эти дни?» – интересуется Андрей.

   «Может быть, в том доме, что на распутье. Других домов поблизости нет», – отвечает Матфей.

   «Или на открытом воздухе», – говорит Иаков Алфеев.

   «Нет. Не с девочкой же!» – реагирует его брат.

   «О, ради благодати-то!..» – отзывается Иоанн.

   ¹⁰Иисус не говорит, но улыбается. Выстроившись в ряд – Он посередине, трое с одной стороны, трое с другой, – они занимают всю дорогу в этот час, когда путешественники делают привалы, останавливаясь поесть там, где их застанет полдень. Иисус улыбается в середине этой шеренги, высокий, красивый. И кажется, что весь солнечный свет сконцентрировался на Его лице, до того оно лучезарно. Оно словно испускает лучи.

   Женщина поднимает глаза. Они уже на расстоянии метров пятидесяти. Возможно, ее внимание, отвлеченное плачем дочери, притягивает к себе устремленный на нее взгляд Иисуса. Она смотрит… и подносит руки к сердцу, непроизвольно и беспокойно вздрагивая.

   Иисус улыбается еще шире. И эта невыразимо сверкающая улыбка, видимо, так много говорит женщине, что та, больше не беспокоясь, но улыбаясь, словно она уже счастлива, наклоняется взять свою девочку и, поддерживая ее на одеяле на вытянутых руках, словно преподнося в дар Богу, идет вперед, а возле ног Иисуса становится на колени, поднимая как можно выше распростертую девочку, которая восторженно глядит на прекрасное лицо Иисуса.

   Женщина не говорит ни слова. И что существенного может она добавить к тому, о чем говорит весь ее внешний вид?..

   Иисус же произносит только одно слово, короткое, зато могущественное и услаждающее слух, как Божье «Да будет» при сотворении мира: «Да». И возлагает ладонь на детскую грудь простертой.

   И дитя, словно выпущенный из клетки жаворонок, кричит: «Мама!» и вдруг садится, соскальзывает вниз, встает на ноги и обнимает мать, и уже та, истощенная, начинает шататься и вот-вот упадет на спину в обмороке, который вызван усталостью, утихающей тревогой и радостью, что перенапрягает сердечные силы, уже ослабленные всей перенесенной болью.

   Иисус спешит ее поддержать. Его помощь более действенна, чем помощь девчушки, которая, хоть и давит своей тяжестью на материнские руки, но этого явно недостаточно, чтобы удержать мать на коленях. Иисус усаживает ее и придает ей сил… И глядит на нее, в то время как по лицу женщины, одновременно усталому и блаженному, скатываются немые слезы.

   ¹¹Затем приходят слова: «Благодарю, мой Господь! Благодарю и благословляю! Моя надежда была вознаграждена… Я так долго Тебя ждала… Но теперь я счастлива…»

   Женщина, преодолев свое полуобморочное состояние, снова благоговейно опускается на колени, держа перед собой исцеленную девочку, которую ласкает Иисус. И поясняет: «Два года у нее разрушался позвоночник, это ее парализовало, причиняло сильные боли, и она медленно умирала. Мы показывали ее лекарям из Антиохии, Тира и Сидона, и даже из Кесарии и Панеады, и столько потратили на врачей и лекарства, что продали дом, который был у нас в городе, и перебрались в загородный, отпустив домашних слуг и оставив только тех, что на полях, и продавая те продукты, которые раньше потребляли сами… И ничто не помогало! Я увидела Тебя. Знала о том, чтó Ты совершаешь в других местах. Надеялась, что и мне выпадет милость… И я ее получила! Теперь вернусь домой с легким и веселым сердцем… и обрадую супруга… Моего Иакова, ведь именно он и вселил в меня эту надежду, рассказав мне, чтó Твоя сила творит в Галилее и Иудее. О, если бы мы не боялись Тебя не встретить, мы бы пришли вместе с нашей дочкой. Но ты всегда в пути!..»

   «Путешествуя, Я пришел к тебе… Но где же ты в эти дни останавливалась?»

   «В том доме… А ночью там находилась только девочка. Там есть одна добрая женщина, и она за ней присматривала. Я же все время оставалась тут: из страха, что Ты ночью пройдешь мимо».

    Иисус кладет ей на голову ладонь: «Ты хорошая мать. Поэтому Бог любит тебя. Видишь, Он тебе во всём помогает».

   «О, да! Я это по-настоящему ощутила, когда шла сюда. Сначала я пошла из дома в город, думая, что найду Тебя, и поэтому почти без денег и одна. Потом, по совету того человека, пошла дальше: до этого места. Послала сообщить об этом домой и пришла сюда… и у меня ни в чем не было недостатка. Ни в хлебе, ни в крове, ни в силах».

   «И всё время с такой ношей на руках? Ты не могла воспользоваться повозкой?..» – с жалостью спрашивает Иаков Алфеев.

   «Нет. Она бы слишком сильно страдала, могла бы умереть. Моя Иоанна пришла к Благодати на руках у своей мамы».

   Иисус гладит их обеих по голове: «Теперь можете идти и будьте всегда верны Господу. Господь да пребудет с вами, и да пребудет с вами Мой мир».

   Иисус вновь продолжает двигаться по дороге на Птолемаиду.

   «И это тоже никакое не поражение, друзья! Здесь Меня тоже не гнали, не осмеивали и не проклинали».

   ¹²Держась прямой дороги, они скоро достигают кузницы возле моста. Кузнец-римлянин отдыхает на солнце, сидя у стены дома. Узнав Иисуса, он здоровается.

   Иисус здоровается в ответ и добавляет: «Позволишь Мне остановиться здесь, чтобы немного передохнуть и перекусить?»

   «Конечно, Рабби. Моя жена хотела Тебя видеть… поскольку я ей рассказал то, чего она не слышала в тот раз из Твоей беседы. Эсфирь еврейка. Но я, римлянин, не осмеливался говорить Тебе о ней. Я мог бы за ней послать…»

   «Так позови ее». И Иисус садится на лавку возле стены, в то время как Иаков Зеведеев раздает хлеб и сыр…

   Выходит женщина лет сорока, смущенная, красная от стыда.

   «Мир тебе, Эсфирь. У тебя появилось желание со Мной познакомиться? Отчего?»

   «От того, что Ты говорил… Наши рабби презирают нас, тех, кто замужем за римлянами… Но я всех своих детей носила в Храм, и мальчики все обрезаны. Мы это прежде обговорили с Титом, когда он за меня сватался… И он добрый… Всегда дает мне свободу в отношении детей. Обычаи, обряды, – здесь всё еврейское!.. Но рабби и главы синагог на проклинают. Ты нет… У Тебя для нас находятся слова сочувствия… О! знаешь, что это для нас такое? Это словно ощутить себя в объятьях отца и матери, которые отреклись от нас и прокляли, или сурово с нами обходятся… Это словно вновь вступить в свой покинутый дом и не чувствовать себя в нем чужаками… Тит добрый. На наши праздники он закрывает кузницу, теряя при этом много денег, и сопровождает нас с детьми в Храм. Поскольку он говорит, что без религии оставаться нельзя. Он говорит, что его религия – это семья и работа, а раньше это был солдатский долг… А я… Господин… я хотела с Тобой кое о чём поговорить… Ты сказал, что последователи истинного Бога должны отделить немного своей святой закваски и положить ее в хорошую муку, чтобы дать той свято закваситься[2]. Я так поступала со своим супругом. Пыталась за эти двадцать лет, что мы вместе, переделать его душу, которая добра, с помощью закваски Израиля. Но он никак не решается… да он и стар… Я хотела бы, чтобы мы были вместе в следующей жизни… Соединены верой, как сейчас соединены любовью… Я не прошу у Тебя богатств, благополучия, здоровья. Того, что у нас есть, нам достаточно, хвала за это Богу! Но этого бы мне хотелось… Помолись за моего супруга! Чтобы он принадлежал истинному Богу…»

[2] См. 327.5.

   «Так и будет. Не сомневайся в этом. Ты просишь о святых вещах и получишь их. Ты осознала, в чём обязанности жены по отношению к Богу и к мужу. Если бы все жены так поступали! Истинно говорю тебе, что многим следовало бы тебе подражать. Продолжай в том же духе и обретешь радость видеть своего Тита рядом с собой, в молитве и на Небе. ¹³Покажи Мне твоих детей».

   Женщина созывает свое многочисленное потомство: «Иаков, Иуда, Левий, Мария, Иоанн, Анна, Элиза, Марк». А затем идет в дом и выходит оттуда еще с двумя малышами: один из них едва ходит, а другая – самое большее, трех месяцев от роду. «А это Исаак, а эта малышка – Юдифь», – говорит она, завершая представление.

   «Изобилие!» – со смехом произносит Иаков Зеведеев.

   А Иуда восклицает: «Шестеро мальчиков! И все обрезанные! И с безупречными именами! Какая молодец!»

   Женщина счастлива и воздает хвалы Иакову, Иуде и Левию, которые помогают отцу «ежедневно, кроме субботы, когда Тит работает один и устанавливает подковы, уже сделанные ранее», – говорит она. И хвалит Марию и Анну, «помощниц своей мамы». Но похвалы достаются и четверым младшим, «хорошим и не капризным. Мне их помогает обучать Тит, а он был дисциплинированным солдатом», – говорит она, любовно глядя на мужа, который, прислонившись к косяку и вытянув руку вдоль туловища, выслушал всё, что говорила жена, с искренней улыбкой на открытом лице, и теперь выпячивает грудь, услышав упоминание о своих солдатских заслугах.

   «Очень хорошо. Воинская дисциплина не противна Богу, когда солдатский долг исполняется человечно. Во всём подобает быть нравственно честными, в любой деятельности, чтобы всегда быть добродетельными. Твоя былая дисциплина, которую ты передаешь своим детям, должна подготовить тебя приступить к более высокому служению: к служению Богу. Ну, нам пора расставаться. Я едва-едва успею вовремя достичь Ахзива, до наступления заката. Мир тебе, Эсфирь, и твоему дому. Желаю вам всем поскорее прийти ко Господу».

   Мать и дети встают на колени, Иисус же поднимает руку, благословляя. Мужчина, встав по стойке «смирно», отдает честь по римскому обычаю, как будто он снова солдат Рима перед своим императором.

   ¹⁴И они уходят… Пройдя несколько метров, Иисус кладет ладонь на плечо Иакову: «И опять, уже в четвертый раз за этот день, Я замечу тебе, что это никакое не поражение, и никто нас не гонит, не осмеивает, не проклинает… Что же ты теперь скажешь?»

   «Что я глупец, Господь», – эмоционально произносит Иаков Зеведеев.

   «Нет. Ты, да и все вы пока еще продолжаете быть слишком мирскими и подвластны всем переменам настроения, свойствен­ным тем, в ком больше главенствует человеческая природа, нежели дух. Когда господствует дух, он не расстраивается из-за всякого дуновения ветра, который не бывает всегда лишь благоуханным бризом… Он может испытывать страдания, но не приходить в расстройство. Я всё время молюсь, чтобы вы пришли к такому господству духа. Но вы должны Мне помогать своими собственными усилиями… Ладно! Путешествие окончилось. Во течение его Я посеял столько, сколько необходимо для приготовления почвы к тому времени, когда благовестниками будете уже вы. Сейчас мы можем войти в субботний покой с чувством выполненного долга. Заодно подождем остальных… Потом продолжим ходить… еще и еще… всё так же… пока всё не совершится…»