4 декабря 1945.

   ¹Теперь они снова в Назаретском доме. Точнее говоря, рассредоточились на уступе среди оливковых деревьев перед тем, как разойтись отдыхать. И разожгли небольшой костер, чтобы осветить ночь, так как уже вечер, а луна встает поздно. Но вечер этот теплый, «даже слишком», как рассуждают рыбаки, предвидя скорые дожди, и всем им, собранным вместе, приятно там находиться: женщинам – в цветущем садике вокруг Марии, мужчинам – тут наверху; а на краю уступа – Иисус, так что Он одинаково принадлежит и тем, и этим, отвечая то на одно, то на другое, тогда как ученицы внимательно слушают. Видимо, об исцеленном у подножия горы эпилептике было уже рассказано, и комментарии всё еще продолжаются.

   «Тут был нужен именно Ты!» – восклицает двоюродный брат Симон.

   «О! Те соколики всё равно не убедились, хотя и видели, что их заклинатели ничего не смогли, несмотря на то что, по их признанию, использовали самые сильные формулы!» – качая головой, говорит паромщик Соломон.

   «Даже если они расскажут книжникам о своих выводах, они их не убедят».

   «Ну да! Мне показалось, они высказывались хорошо, не так ли?» – спрашивает незнакомый мне мужчина.

   «Очень хорошо. Они^[1] исключили присутствие какого-либо бесовского колдовства в силе Иисуса, заявив, что ощутили, как их наполнил глубокий мир, когда Учитель совершал чудо, при том что когда от кого-то исходит злая сила, говорили они, они воспринимают ее как нечто мучительное», – отвечает Ерм.

[1] Речь, как и в предыдущих двух абзацах, идет о заклинателях.

   ²«Ну и ну, а? Какой упорный дух! Не желал уходить! Но почему он всё-таки не постоянно владел им? Или это был какой-то изгнанный, пропащий дух, или же мальчик был настолько святым, что прогонял его сам по себе?» – спрашивает другой ученик, чьего имени я не знаю.

   Иисус берет слово: «Я неоднократно объяснял^[2], что за всякой болезнью, каковая представляет собой мучение и расстройство, может стоять Сатана. Сатана может прикрываться какой-нибудь болезнью, используя и возбуждая ее, чтобы мучить человека и заставлять его богохульствовать. Мальчик был больным, а не одержимым. Чистая душа. Поэтому Я с такой радостью избавил ее от этого коварнейшего беса, который хотел господствовать над ней до такой степени, что сделать ее нечистой».

[2] Например, в 122.8.

   ³«А почему тогда, если это была простая болезнь, мы с ней не справились?» – спрашивает Иуда из Кериота.

   «Да! Понятно, что заклинатели ничего не смогли, раз он не был бесноватым! А мы…» – вставляет замечание Фома.

   Иуда же из Кериота, который не в силах примириться с тем фиаско, когда его многочисленные попытки повлиять на мальчика обернулись лишь тем, что того охватило беспокойство, если не судороги, говорит: «А мы, похоже, наоборот, сделали ему еще хуже. Помнишь, Филипп? Ты, когда помогал мне, сам слышал и видел, как он надо мной подшучивал. Даже заявил мне: „Уйди! Из нас двоих больший бес – это ты“. Что вызвало смех книжников за моей спиной».

   «И от этого ты огорчился?» – как бы невзначай спрашивает Иисус.

   «Конечно! Нет ничего хорошего быть осмеянным. А когда речь идет о Твоих апостолах, это и неполезно. Так можно утратить авторитет».

   «Когда с нами Бог, мы авторитетны, даже если над нами смеется весь мир, Иуда Симонов».

   «Хорошо. Но Ты всё-таки увеличь нашу силу, хотя бы в нас, апостолах, чтобы подобные неудачи больше не происходили».

   «Увеличивать вашу силу было бы неправильно с Моей стороны и ни к чему. Чтобы преуспеть, вы должны пользоваться тем, что у вас есть. Вы не преуспели из-за своих недостатков, а также из-за того, что умалили дарованное Мной теми вещами, которые не святы, присовокупив их в надежде на более яркий триумф».

   «Ты говоришь это для меня, Господь?» – реагирует Искариот.

   «Ты сам поймешь, относится ли это к тебе. Я говорю всем».

   Варфоломей спрашивает: «Но что же в таком случае необходимо, чтобы одолеть этих бесов?»

   «Молитва и воздержание. Ничего иного. Молитесь и воздерживайтесь. И не только по плоти. Поэтому хорошо, когда ваша гордыня остается лишенной удовлетворения. Удовлетворенная гордыня делает ум и душу бесчувственными, а молитву – вялой и ленивой, так же как пресыщенное тело становится сонливым и неповоротливым. ⁴А сейчас давайте-ка мы пойдем и как следует отдохнем. Завтра на рассвете все, кроме Манаила и учеников-пастухов, должны выйти на дорогу в Кану. Ступайте. Мир да пребудет с вами».

   Но затем задерживает Исаака и Манаила и дает им подробные инструкции на завтрашний день, день отбытия для учениц и Марии, которые вместе с Симоном Алфеевым и Алфеем сыном Сары начнут свое пасхальное паломничество.

   «Пройдёте через Ездрелон, чтобы Марциам повидался со своим стариком. Отдадите там крестьянам кошелек, который Я велел Иуде из Кериота передать вам. А по пути будете оказывать помощь всем бедным, кого встретите, из другого кошелька, который Я отдал вам недавно. Дойдя до Иерусалима, идите в Вифанию и скажите, чтобы ждали Меня на новолуние Ниссана. Вряд ли Я сильно опоздаю. Доверяю вам самого дорогого Мне человека и Моих учениц. Но уверен, что они будут в безопасности. Ступайте. Свидимся в Вифании и побудем вместе подольше».

   Он благословляет их и, пока они уходят в ночь, спрыгивает вниз, в садик, и входит в дом, где уже находятся ученицы и Его Мать, что вместе с Марциамом завязывают дорожные мешки и подготавливают всё к своему отсутствию, которое неизвестно сколько продлится.