10 декабря 1945.

   ¹Иисус уже в Заиорданье. И, насколько я понимаю, тот город, что виден на вершине зеленого холма, это Гадара, и это первый город на их пути после того, как они высадились на юго-восточном берегу Галилейского озера, ибо высадились они именно там и не стали сходить на берег у Иппо, куда еще раньше прибыли лодки, перевозившие враждебно настроенных к Иисусу людей. Думаю, поэтому они высадились прямо напротив Тарихеи, там, где Иордан вытекает из озера.

   «Ты ведь знаешь более короткий путь в Гадару, не так ли? Помнишь его?» – спрашивает Иисус.

   «А как же! Когда мы окажемся у горячих источников возле Ярмука, нам надо будет просто идти по дороге», – отвечает Петр.

   «А где ты найдешь эти источники?» – спрашивает Фома.

   «О, для этого достаточно иметь нос. Они воняют на несколько миль вокруг!» – восклицает Петр, с отвращением морща нос.

   «Не знал, что ты страдаешь от болезней…» – роняет Иуда Искариот.

   «Я – от болезней? Это когда же?»

   «Хм! Ты так хорошо знаком с горячими источниками на Ярмуке, что наверняка там бывал».

   «Никогда не нуждался в источниках, чтобы быть здоровым! Хвори из костей у меня вышли вместе с пóтом честного труда… и вообще, поскольку я больше трудился, а не веселился, хвори редко проникали в меня, очень редко…»

   «Это в мой адрес, не правда ли? Ну да! Я виновен во всём!..» – раздраженно говорит Иуда.

   «Да кто тебя ужалил? Ты спрашиваешь, я отвечаю тебе, как ответил бы Учителю или любому товарищу. И думаю, что никто из них, даже Матфей, который был… любителем удовольствий, не стал бы обижаться».

   «И всё-таки мне это обидно!»

   «Не знал, что ты такой нежный. Ну, прошу у тебя прощения за высказанный намек. Ради Учителя, понимаешь? Учителя, у которого и так столько скорбей от посторонних, что Ему не нужны лишние скорби от нас. Чем поддаваться своей обидчивости, лучше погляди на Него – и увидишь, что Ему необходим покой и любовь». 

   Иисус ничего не говорит, только смотрит на Петра с признательной улыбкой.

   ²Иуда на справедливое замечание Петра не отвечает. Он замк­нут и раздражен. Хочет казаться вежливым, но его внутренняя досада, дурное настроение и разочарованность проступают во взгляде, в голосе, в выражении лица и даже в самой его несдержанной походке, в этом громком хлопанье подошвами по земле, словно он отводит душу, яростно топая по дороге, чтобы дать выход всему тому, что кипит у него внутри.

   Однако он изо всех сил старается казаться спокойным и вежливым; у него это не выходит, но он пытается. Спрашивает у Петра: «А тогда откуда ты знаешь эти места? Вероятно, ты оказался тут из-за своей жены?»

   «Нет, я проходил здесь, когда в месяц Этаним мы с Учителем ходили в Авранитиду. Я сопровождал Его Мать и учениц до владений Хузы, так что, идя из Боцры, я здесь проходил», – Петр отвечает искренне и осторожно.

   «И ты был один?» – ехидно спрашивает Иуда.

   «А что? Разве, по-твоему, я один не стою многих, когда есть подходящий случай и когда мне доверяют какую-то работу, которую, к тому же, надо сделать с любовью?»

   «О! Какая спесь! Вот бы я на тебя посмотрел!»

   «И увидел бы серьезного мужчину, сопровождавшего святых женщин».

   «А ты действительно был один?» – переспрашивает Иуда, прямо как настоящий инквизитор.

   «Я был с братьями Господа».

   «А, вот как! Начинаются признания!»

   «А для меня начинается нервотрепка! Можно узнать, что с тобой?»

   «Правда. Это как-то некрасиво», – говорит Фаддей.

   «И пора уже это заканчивать», – прибавляет Иаков Зеведеев.

   «Тебе не следует насмехаться над Симоном», – с упреком говорит Варфоломей.

   «Который, как ты должен помнить, старший над всеми нами», – заканчивает Зелот.

   Иисус не говорит.

   «О, я ни над кем не насмехаюсь, ничего такого. Просто мне приятно его немного поддеть…»

   «Это неправда! Ты лжешь! Ты задаешь коварные вопросы, потому что хочешь что-то выяснить. Хитрец считает, что все вокруг хитрецы. У нас тут нет секретов. Мы все там были и все делали одно и то же: исполняли распоряжение Учителя. И больше ничего. Ты понял?» – по-настоящему рассерженно кричит другой Иуда.

   «Тише. Вы как склочные женщины. Вы все неправы. И Мне за вас стыдно», – строго говорит Иисус.

   ³Устанавливается глубокая тишина, и они продолжают идти по направлению к городу на холме.

   Молчание прерывает Фома: «Какой противный запах!»

   «Это источники. Вон там Ярмук, а те строения – это купальни римлян. За ними – хорошая мощёная дорога, которая идет в Гадару. Римляне любят путешествовать с удобствами. А Гадара красивая!» – говорит Петр.

   «И будет еще красивее, так как сейчас мы не встретим там определенного рода… особей, по крайней мере, их не будет слишком много», – ворчит сквозь зубы Матфей.

   Они переходят мост через реку, вдыхая резкий запах сернистых вод. Проходят мимо купален, среди римских повозок и выходят на хорошую, вымощенную широкими плитами дорогу, которая ведет к красивому опоясанному стеной городу на вершине холма.

   Иоанн приближается к Учителю: «А правда, что где эти воды, туда в древности в недра земли низвергся какой-то проклятый грешник? Моя мать с детства говорила нам об этом, чтобы мы поняли, что нельзя грешить, а то под ногами проклятого Богом разверзнется преисподняя и поглотит его. А после в качестве напоминания и предостережения остаются расселины, через которые выходят запах, жар и воды преисподней. Я бы опасался в них купаться…»

   «Чего бы ты опасался, дитя? Ты бы там ничем не заразился. Намного легче заразиться от тех людей, у кого ад внутри, и оттуда исходят зловоние и яды. Но заражаются лишь те, кто и сам уже имеет к этому склонность».

   «А я мог бы заразиться?»

   «Нет. Даже если бы оказался в сонме бесов – нет».

   «Почему? Чем это он так отличается от остальных?» – тут же спрашивает Иуда из Кериота.

   «Тем, что он чист во всех отношениях и потому видит Бога», – отвечает Иисус.

   На что Иуда недобро усмехается.

   Иоанн спрашивает опять: «Значит, те источники – это не вход в преисподнюю?»

   «Нет, напротив, это полезные вещи, устроенные Создателем для Своих чад. Преисподняя не сокрыта в Земле. Она на Земле, Иоанн. В сердце людей. А полноты достигает за ее пределами».

    ⁴«Да есть ли на самом деле эта преисподняя?» – вопрошает Искариот.

   «Что ты такое говоришь?» – спрашивают его возмущенные товарищи.

   «Говорю: есть ли она на самом деле? Я, и не я один, в это не верю».

   «Язычник!» – в ужасе кричат они.

   «Нет. Израильтянин. Нас много в Израиле, кто не верит в разного рода басни».

   «Но как тогда ты можешь верить в Рай?» «И в Божью справедливость?» «Где же ты поместишь грешников?» «Как истолкуешь Сатану?» – кричат ему вразнобой.

   «Скажу то, что думаю. Меня недавно упрекнули во лжи. Я покажу, что я искренен, даже если это возмутит вас и сделает меня ненавистным в ваших глазах. В конце концов, я не один в Израиле – с тех пор, как Израиль продвинулся в знании путем общения с эллинистами и римлянами, – кто так считает. Да и Учитель, единственный, чье мнение я уважаю, не может упрекнуть ни меня, ни Израиль, ведь Он сам покровительствует грекам и римлянам и явно с ними дружит… Я исхожу из следующего философского представления. Раз всё управляется Богом, то и всё, что мы делаем, происходит по Его воле, и поэтому Он должен одинаково вознаграждать нас, ведь мы лишь автоматы^[1], приводимые Им в движение. Мы – существа, лишенные воли. Сам Учитель так говорит: „Воля Всевышнего. Воля Отца“. Вот единственная Воля. И она настолько бесконечна, что подавляет и превращает в ничто ограниченную волю Его созданий. Поэтому как добро, так и зло, которое, нам кажется, мы совершаем, творит Бог, который и навязывает его нам. Так что Он не будет наказывать нас за зло, и таким образом проявится Его справедливость, ведь наши грехи не являются добровольными, но предписаны Тем, кто желает, чтобы мы их творили и на Земле были бы и добро, и зло. Порочный человек – это средство искупления для менее порочных. И он сам от себя страдает, оттого что не может считаться хорошим, и таким путем искупает свою часть вины. Иисус же сказал: преисподняя находится на Земле и в сердце людей. Сатана – я его не чувствую. Его нет. Когда-то я в него верил. Но с некоторых пор я уверен, что всё это басни. И если верить так, то обретешь покой».

[1] Слово αύτόματος (самодвижный) фигурировало еще у Гомера и широко применялось философами в эпоху классической Греции.

   Иуда излагает эти… теории с такой потрясающей самоуверенностью, что у остальных перехватывает дыхание…

   ⁵Иисус молчит. И Иуда Его подначивает: «Разве я не прав, Учитель?»

   «Нет». Это «нет» настолько резкое, что кажется взрывом.

   «И всё-таки я… не чувствую Сатану и не допускаю, что у Зла есть свободная воля. А вместе со мной и все саддукеи, а также многие другие, по крайней мере, в Израиле. Нет, Сатана не существует».

   Иисус смотрит на него. В Его взгляде столько перемешано, что его невозможно охарактеризовать. Это взгляд и судии, и врача, и опечаленного, и потрясенного… В нем всё…

   Иуда, которого теперь не удержать, подытоживает: «Возможно, я преодолел человеческий ужас перед Сатаной потому, что я лучше, совершеннее других».

   Иисус хранит безмолвие, а тот провоцирует: «Ну говори же! Почему я не испытываю перед ним ужаса?» Иисус молчит. «Не отвечаешь, Учитель? Почему? Боишься?»

   «Нет. Я это Любовь. А Любовь воздерживается выносить свой суд, пока ее не вынудят это сделать… Оставь Меня и уходи, – говорит Он наконец, так как Иуда пытается Его обнять, и заканчивает тихим шепотом, стиснутый против воли в объятиях этого богохульника: – Ты Мне противен! Ты не видишь и не ощущаешь Сатану, потому что он с тобой одно целое. Иди прочь, дьявол!»

   Иуда нахально целует Его и смеется, как будто бы Учитель сказал ему по секрету что-то похвальное.

   Оборачивается к остальным, что в ужасе остановились, и говорит: «Видите? Я умею открыть сердце Учителя. И доставляю Ему радость, так как демонстрирую Ему свою откровенность и извлекаю из этого уроки. А вы наоборот!.. Никогда не осмеливаетесь заговорить. Потому что гордые. О, я буду тем, кто имеет о Нем самое лучшее представление! И смогу рассказать…»

   ⁶Они добрались до городских ворот. Входят все вместе: Иисус их подождал. Но пока они проходят через арку, Иисус отдает распоряжение: «Мои братья и Симон пусть идут вперед и соберут людей».

   «Почему не я, Учитель? Ты мне больше не даешь поручений? В этом больше нет необходимости? Ты дал мне два подряд, и они растянулись на несколько месяцев…»

   «И поэтому ты жаловался, считая, что Я хотел тебя отдалить. Теперь жалуешься, что держу тебя рядом с Собой?»

   Иуда не знает, что ответить, и умолкает. Идет вперед вместе с Фомой, Зелотом, Иаковом Зеведеевым и Андреем. Иисус останавливается, давая пройти Филиппу, Варфоломею, Матфею и Иоанну, словно хочет остаться один. Они не препятствуют этому.

   Однако любящее сердце Иоанна, у которого в продолжение споров и кощунственных высказываний Иуды в глазах не раз блестели слезы, вскоре заставляет апостола обернуться и как раз вовремя, чтобы заметить, как Иисус, думая, что Его не видно на одинокой улочке, темной от множества перекрывающих ее арок, горестно подносит ладони ко лбу и сгибается, как бывает при сильном страдании. Светловолосый Иоанн бросает своих товарищей и возвращается к своему Учителю: «Что с Тобой, мой Господь? Ты опять сильно страдаешь, как тогда, когда мы обнаружили Тебя в Ахзиве? О, мой Господь!»

   «Ничего, Иоанн, ничего! Вот ты Мне и помоги своей любовью. И никому ни слова. Помолись за Иуду».

   «Хорошо, Учитель. Он очень несчастен, правда? Он во тьме и не знает, что там находится. Думает, что обрел покой… Разве это покой?»

   «Он очень несчастен», – утомленно произносит Иисус.

   «Не унывай так, Учитель. Подумай о том, сколько грешников, закосневших в своем грехе, снова вернулись ко благу. Так будет и с Иудой. О, Ты его конечно спасешь! Ради этого я проведу наступающую ночь в молитве. Скажу Отцу, пусть сделает меня тем, кто умеет только любить, ничего другого я не хочу. Я мечтал отдать за Тебя свою жизнь или дать просиять Твоей силе в моих делах. Теперь мне ничего этого не нужно. Я откажусь от всего, избрав самую скромную и обычную жизнь, и попрошу Отца отдать всё, что у меня есть, Иуде… чтобы доставить ему радость… и чтобы через это он обратился к святости… Господь… мне нужно Тебе кое-что сказать… Думаю, я знаю, почему Иуда такой».

   «Приходи этой ночью. Помолимся вместе и поговорим».

   «И Отец услышит меня? Он примет мою жертву?»

   «Отец благословит тебя. Но ты будешь от этого страдать…»

   «О, нет! Довольно того, чтобы я увидел Тебя радостным… и чтобы Иуда… и чтобы Иуда…»

   «Хорошо, Иоанн. ⁷Гляди, нас зовут. Идем скорей».

   Улочка становится красивой улицей. А улица переходит в украшенный портиками и фонтанами бульвар, к которому добавляются площади, одна красивее другой. Он пересекается с другим таким же бульваром, в конце которого наверняка будет какой-нибудь амфитеатр. И на углу галереи в ожидании Спасителя уже собрались разные больные.

   Навстречу Иисусу идет Петр: «Они сохранили веру в то, что мы рассказывали о Тебе в месяц Этаним. И сразу же пришли».

   «И Я сразу же вознагражу их веру. Пойдем».

   И на фоне наступившего заката, придающего мрамору красный оттенок, Он идет исцелить тех, кто ждет Его с верой.