ЕВАНГЕЛИЕ КАК ОНО БЫЛО МНЕ ЯВЛЕНО

474. Иисус и прокаженные грешники Вифлеема Галилейского

   19 августа 1946

   1. Необитаемый горный массив Ифтах-эля доминирует на севере, перекрывая вид. Но там, где начинаются крутые склоны этой горной гряды, — а они кажутся почти отвесными на караванном пути, ведущем от Птолемаиды к Ципори и Назарету, — там находится множество пещер среди каменных глыб, выступающих из горы, нависающих над бездной, и образующих подобия кровель и оснований этим пещерам.

   Как это обычно бывает поблизости от наиболее важных дорог, здесь селится некоторое количество прокаженных, держащихся поодаль, но достаточно близко, чтобы их замечали и оказывали им помощь путники. Это небольшая колония прокаженных, которые пронзительно выкрикивают свои предупреждения и мольбы о помощи при виде Иисуса, идущего по дороге с Иоанном и Авелем. Авель смотрит на них снизу вверх и говорит: «Это Тот, о Ком я вам говорил. Я привел Его к тем двум людям, которых вы знаете. Вы ничего не попросите у Сына Давидова?»

   «То, что мы просим у всех: хлеба, воды, чтобы поесть и насытиться, пока мимо идут паломники. Позже, зимой, мы будем голодать…»

   «Сегодня у меня нет пищи. Но со мной Здоровье…»

   Но приглашение, внушающее мысль обратиться с просьбой о помощи к Здоровью, не принимается. Прокаженные поворачиваются спиной и удаляются с выступа скалы, обходят его, чтобы посмотреть, есть ли еще какие-нибудь паломники, подходящие по другим дорогам.

  «Я думаю, что это моряки-язычники или идолопоклонники. Они пришли недавно, изгнанные из Птолемаиды. Они прибыли из Африки. Я не знаю, как они заболели. Мне известно, что они были здоровы, когда покидали свою страну и после долгого плавания вдоль африканского побережья за слоновой костью, думаю, что также за жемчугом, для продажи латинским купцам. Они прибыли сюда уже больными. Чиновники в гавани изолировали их и сожгли даже их корабль. Некоторые из них пошли на дороги в Сирофиникию, а другие пришли сюда. Эти больны более опасно, потому что они едва  могут ходить. Но их души даже еще более больны. Я пытался вселить в них какую-то веру… Но они не просят ничего кроме пищи…»

   «Для обращения требуется настойчивость. То, что не удается в один год, может удастся в два года или более. Следует продолжать говорить о Боге, даже если они кажутся подобными скалам, приютившим их».

   «Значит я был неправ, снабжая их хлебом?… Я всегда приносил им немного пищи перед Субботой, потому что евреи не путешествуют по Субботам и никто не думает о них…»

   «Ты правильно поступал. Ты сам сказал, что они язычники, это значит, что они больше заботятся о своих телах и крови, чем о своих душах. Любовная забота, с которой ты стремишься утолить их голод, пробудит их любовь к незнакомому человеку, который заботится о них. А когда они полюбят тебя, они начнут слушать тебя также тогда, когда ты будешь говорить о чем-то, что не связано с пищей. Любовь предшествует желанию следовать за тем, кого научились любить. Однажды они последуют за тобой на пути духа. Телесные дела милосердия прокладывают путь для духовных дел, которые возводят первые на такую ступень и степень свободы, что вселение Бога в человека, подготовленное таким образом для божественной встречи происходит без ведома данной личности. Он обнаруживает в себе Бога и не знает, откуда Он вошел. Откуда! Порой вслед за улыбкой, вслед за сострадательным словом, вслед за куском хлеба происходит инициация, открывающая дверь сердца, закрытого для Благодати, и начинается путешествие Бога ради вселения в это сердце.

   2. Души! Это самые переменчивые сущности. Не важно, на Земле существует так много сущностей, которые так же переменчивы в своих аспектах, как души в своих тенденциях и реакциях. Видишь этот могучий теревинф? Он растет среди леса теревинфов, похожих на него как монеты. Сколько их? Сотни и сотни, возможно тысячи, возможно больше. Они покрывают необитаемый склон горы, превосходя своим острым здоровым запахом смолы всякий другой запах в долине и на горе. Но посмотри. Их тысячи и более но, если ты посмотришь внимательнее, среди них нет ни одного подобного другим по густоте, высоте, силе, наклону, расположению. Некоторые из них прямые как клинки, некоторые обращены на север, некоторые на юг иные на восток, другие на запад. Некоторые растут в глубокой земле, некоторые на выступе и никто не знает, как он может поддерживать дерево, и как оно может стоять само, протянувшись над бездной, образуя почти мост на склоне, высоко над ручьем, который ныне сух, но так бурен в дождливый сезон. Некоторые искривлены как если бы жестокий человек мучил их, когда они были нежными, другие безупречны. Некоторые облиственны почти до самого грунта, другие же голые с пучком листьев на верхушке. У некоторых ветви только на правой стороне. У других листья только внизу, так как их верхушки были сожжены молниями. Этот зачах и выживает только благодаря одной упрямой ветви, которая проросла почти от самого корня, высасывая живительный сок, иссякающий на верхушке. А этот, первый на который Я указал тебе, так прекрасен, как может быть прекрасным дерево. Быть может, у него есть ветвь, веточка, лист, — Я говорю об одном листе из тысяч листьев, которые он несет на себе, — который подобен какому-нибудь другому? Они кажутся такими, но они не таковы. Посмотри на эту ветку, самую нижнюю. Посмотри на ее конец, просто на конец этой ветки, Сколько листьев на ее конце? Возможно две сотни тонких зеленых листочков. И все же, видишь? Есть ли среди них хоть один похожая на какой-нибудь другой своей формой, размером, свежестью, гибкостью, направлением, возрастом? Нет таких.

   То же самое с душами. Сколь бы многочисленными они ни были, столь же многочисленны различия  их тенденций и реакций. И тот, кто не способен понимать их и воздействует на них в соответствии со своими различными тенденциями и реакциями, не является хорошим учителем и врачом душ. Это не легкая задача, друзья Мои. Надо непрерывно учиться и иметь привычку к размышлениям, которые просвещают больше, чем непрерывное чтение одних и тех же текстов. Книга, которую учитель и врач душ должен изучать – это сами души. В ней столько же страниц, сколько душ, и на каждой странице множество чувств и страстей прошлого и нынешнего времени, и те, что находятся в эмбриональной фазе. Итак, то, что требуется – это постоянство, настойчивость, медитативное исследование, постоянное терпение, выносливость, мужество при исцелении самых гниющих ран, чтобы исцелять их не показывая отвращения, которое приводит в уныние пациента. И следует действовать без ложной жалости, которая для того, чтобы кого-нибудь не обидеть раскрытием гниения, не удаляя его и не исследуя гниющей части, позволяет ей стать гангренозной, отравляющей все тело. И одновременно нужна осторожность, чтобы избежать раздражения ран сердца слишком грубыми способами воздействия и не заразиться в результате своего общения: не следует быть самоуверенным настолько, чтобы не бояться заразиться, когда имеешь дело с грешниками. И где же все эти добродетели, необходимые учителю и исцелителю душ, обретают свет для виденья и понимания, где они обретают терпение, которое порой является героическим, чтобы упорно продолжать, хотя они вознаграждаются безразличием и зачастую оскорблениями, и силу, чтобы исцелять мудро, и свое благоразумие, чтобы не повредить пациентам и самим себе? В любви. Всегда в любви. Она освещает все, она дарует мудрость, силу и благоразумие. Она предохраняет от любознательности, которая становится причиной того, что люди становятся подверженными тем грехам, которые были исцелены.

   3. Когда кто-то полон любви, он не может иметь какого-либо иного желания или знания кроме любви. Понимаешь? Врачи говорят, что когда человек был при смерти от болезни (и выздоровел), то крайне маловероятно, что он вновь заразится той же болезнью, потому что его кровь была уже поражена ею и преодолела ее. Это понимание не совершенно, но оно и не вполне неверно. Но любовь, которая является здоровьем, а не болезнью, совершает то, о чем говорят врачи и притом в отношении всех пагубных страстей. Тот, кто глубоко любит Бога и своих братьев, не делает ничего такого, что могло бы опечалить Бога и его братьев, следовательно, даже если он приближается к людям с больным духом и узнает о каких-то фактах, которые любовь до сих пор скрывала, он не развращается ими, потому что остается верным любви и не совершает греха. Как вы можете ожидать чувственности в том, кто превзошел ее посредством милосердия? Что такое богатство для тех, кто обрел все сокровища в любви Божьей и любви душ? Что такое чревоугодие, жадность, неверие, леность, гордость для тех, кто тоскует только о Боге, для тех, кто отдает себя, даже самих себя для служения Богу, для тех, кто обретает все свое благо в Вере в Него, для тех, кто побуждается неугасимым пламенем милосердия и неутомимо действует, чтобы доставить радость Богу, для тех, кто любит Бога, — любить Его, означает знать Его, — и не могут возгордиться, потому что они видят себя такими, какими они являются в своих отношениях с Богом?

   Однажды вы станете священниками Моей Церкви. Вы станете, следовательно, целителями и учителями душ. Запомните эти Мои слова. Священниками, то есть служителями Христа, учителями и целителями душ вас сделает не имя, которое вы будете носить, не ваши одежды и не обязанности, которые вы будете исполнять, но любовь, которою вы будете обладать.  Она даст вам все, что вам будет нужно, чтобы быть священниками, и если вы знаете как воздействовать на души с любовью, то они, хотя и отличные друг от друга, приобретут только одно подобие – подобие Отцу»,

   «О! Какой прекрасный урок, Учитель!» — говорит Иоанн. «Но станем ли мы когда-нибудь такими?» — спрашивает Авель.

    Иисус смотрит на них, затем обнимает их за шею и привлекает к Себе, одного по правую, а другого по левую руку и целует их волосы со словами: «У вас все получится, потому что вы поняли любовь».

   4. Они продолжают идти некоторое время со все большим и большим трудом, потому что тропа становится труднопроходимой. Она высечена почти по краю обрыва. Далеко внизу дорога, и видно как по ней идут люди.

   «Давайте остановимся, Учитель.  Видишь, вон там, с той каменистой площадки двое прокаженных опускают на веревке корзину прохожим, а их пещера находится за этой площадкой. Сейчас я позову их». И он издает крик, выдвинувшись вперед, тогда как Иисус и Иоанн остаются сзади, скрытые среди густых кустов.

    Через несколько мгновений появляется лицо… — давайте назовем это лицом, потому что это расположено сверху тела, но это могло быть названо также мордой, чудовищем, ночным кошмаром… — и оно смотрит вниз из-за куста ежевики.

    «Это ты? Но разве ты не пошел на праздник Кущей?»

    «Я нашел Учителя и вернулся, Он здесь!»

   Если бы Авель сказал: «Яхве парит над вашими головами», то вполне возможно, что крик, жесты, энтузиазм двух прокаженных, — пока Авель говорил, появился и второй, — не были бы такими внезапными и почтительными. Они выскакивают на площадку, на яркий солнечный свет, простираются ниц и кричат: «Господь, мы согрешили. Но Твоя милость больше, чем наш грех!» Они кричат это даже не удостоверившись, действительно ли Иисус здесь, или Он еще на подходе, на пути к ним. Их вера такова, что она заставляет их видеть то, что их глаза, — из-за язв на их веках и немедленного падения ниц, — конечно, не видят.

   Иисус выходит вперед, пока они повторяют: «Господь, наш грех не заслуживает прощения, но Ты само Милосердие! Господь Иисус, ради Имени Твоего, спаси нас. Ты есть Любовь, которая может превзойти Справедливость».

   «Я Любовь. Это верно. Но надо Мной Отец. И Он есть Справедливость», — сурово говорит Иисус, двигаясь вперед по тропе вместе с Иоанном.

    Двое поднимают свои обезображенные лица и смотрят на Него сквозь слезы, стекающие по их щекам вперемешку с гниющей плотью. Как ужасно выглядят их лица! Старые? Молодые? Который из них слуга? Который Асер? Невозможно различить. Болезнь поглотила их, превратив в два образа ужаса и отвращения.

   5. Я не знаю, каким им должен казаться Иисус, так Он стоит посередине тропы, и солнце окутывает Его своими лучами и воспламеняет Его золотые волосы. Я знаю, что они смотрят на Него, а затем прикрывают свои лица со стоном: «Яхве! Свет!» Затем они вновь кричат: «Отец послал Тебя спасать. Он назвал Тебя Своим Возлюбленным Сыном. Он доволен Тобой. Он не откажет Тебе простить нас».

    «Прощение или здоровье?»

   «Прощение», — кричит один. А другой кричит: «… и затем здоровье. Моя мать умирает с разбитым сердцем из-за меня».           

   «Если Я прощу тебя, справедливость людей, — для тебя в частности, — все еще останется. Так каким же образом Мое прощение поможет счастью твоей матери?» — говорит Иисус, искушая его, чтобы побудить его сказать слова, которых Он ожидает, чтобы сотворить чудо.

   «Оно будет великой помощью. Она истинная израильтянка. Она желает для меня лона Авраама. Но место ожидания Небес не для меня, потому что я совершил слишком большой грех».

   «Слишком большой. Ты сказал это».

   «Слишком большой!… Это верно… Но Ты… О! Твоя Мать была там в тот день… Где сейчас Твоя Мать? Она чувствовала жалость к матери Авеля. Я заметил это. И если бы Она слышала меня сейчас, Она была бы милостива ко мне. Иисус, Сын Божий, во имя Твоей Матери, будь милостив ко мне!…»

   «И что бы ты делал после этого?»

   «После этого?» Они испуганно смотрят друг на друга. «После этого» – это приговор людей, это презрение, или бегство, изгнание. Они трепещут и боятся потерять шанс на выздоровление, как если бы теряли спасение. Как привязаны люди к жизни! Эти двое оказавшиеся перед дилеммой быть исцеленными, а затем быть осужденными человеческим законом, или жить как прокаженные, едва не предпочитают жить как прокаженные. Они признают это и говорят: «Наказание ужасно!» Я понимаю, что это говорит, в частности, Асер, один из двух убийц…

   «Оно ужасно. Но оно, во всяком случае, справедливо. Вы собирались наложить его на этого невинного человека, ты… с похотливыми целями, а ты … за пригоршню монет».

   «Это правда! О, мой Бог! Но он простил нас. Мы умоляем Тебя также простить нас. Это означает, что мы должны умереть. Но наши души будут спасены».

   «Жена Иоиля была побита камнями, потому что была прелюбодейкой. Ее четверо детей живут с ее матерью и едва сводят концы с концами, потому что братья Иоиля изгнали их как незаконнорожденных детей и захватили собственность своего брата. Вы знали об этом?»

    «Авель сказал нам…»

    «А кто возместит им за их несчастье?» — голос Иисуса гремит как гром, это действительно глас Бога-Судьи и он устрашает. Его фигура, возвышаясь в одиночестве в солнечном сиянии, тоже внушает страх. Двое взирают на Него со страхом. Хотя солнечный свет обостряет чувствительность их язв, они неподвижны, неподвижен и Иисус, Который полностью окутан им. Стихии утрачивают свою власть в эти часы души…

   6. Через некоторое время Асер говорит: «Если Авель желает полностью возлюбить меня, пусть он пойдет к моей матери и скажет ей, что Бог простил меня и…»

    «Я еще не простил тебя».

«Но Ты простишь, потому что Ты можешь видеть мое сердце… И он скажет ей, что я желаю, чтобы все принадлежащее мне перешло к детям Иоиля. Буду ли я жить или умру, я отказываюсь от богатства, которое сделало меня порочным».

   Иисус улыбается. Улыбаясь, Он преображается. Выражение Его лица из сурового становится сострадательным и изменившимся голосом Он говорит: «Я могу видеть ваши сердца. Встаньте. И возвысьте ваши души к Богу, благословляя Его. Так как вы отрезаны от мира, то вы можете уйти, не ставя мир об этом в известность. И мир ждет вас, чтобы дать вам возможность страдать и искупать».

    «Ты спасаешь нас, Господь?! Ты прощаешь нас?! Ты исцеляешь нас?!»

   «Да. Я позволю вам жить, потому что жизнь печальна, особенно для тех, у кого есть воспоминания подобные вашим. Но вы не можете уйти отсюда прямо сейчас. Авель должен пойти со Мною, как все евреи он должен пойти в Иерусалим. Ждите до его возвращения. Оно совпадет с вашим выздоровлением. Он отведет вас к священнику и сообщит твоей матери. Я скажу Авелю, что он должен делать и как. Можете ли вы поверить Моим словам, даже если Я уйду, не исцелив вас?»

    «Да, Господь, мы верим. Но скажи нам еще раз, что ты прощаешь наши души. Сделай это. Затем пусть все случится, когда Ты пожелаешь».

    «Я прощаю вас. Пусть вы возродитесь с новым духом и больше не грешите. Помните, что в дополнение к воздержанию от греха, вы должны совершать акты справедливости, направленные на полное погашение вашей задолженности в глазах Божьих, и что, следовательно, ваше покаяние должно быть непрерывным, потому что ваша задолженность поистине тяжела! Твоя, в частности, касается всех заповедей Божьих. Подумай об этом и ты увидишь, что ни одна из них не исключена. Ты забыл о Боге. Ты сделал чувственность своим идолом. Ты превращал дни праздника в бессмысленную праздность, ты оскорбил и обесчестил свою мать, ты помогал в убийстве, а ты желал убить, ты украл жизнь и ты хотел отнять у матери ее сына, ты лишил четверых детей их отца и матери, ты был похотливым, ты лжесвидетельствовал, ты развратно желал женщину, которая была верна своему мертвому мужу, ты позарился на то, что принадлежало Авелю, настолько, что ты желал убить его, чтобы завладеть его собственностью».

    Асер стонет при каждом слове: «Это правда, это правда!»

   «Как видите, Бог мог бы превратить вас в пепел, не прибегая к человеческим наказаниям. Он пощадил вас, чтобы Я мог спасти другого человека. Но глаза Божьи наблюдают за вами и Его Разум помнит. Идите», — и Он поворачивается и идет обратно к зарослям рядом с Авелем и Иоанном, которые ждали под деревьями на склоне горы.

   7. А двое мужчин, все еще обезображенные, возможно, улыбаются, — но кто может сказать, когда прокаженный улыбается? – и характерным резким прерывистым голосом прокаженных они интонируют псалом 114 с внезапными изменениями тона, пока Иисус спускается с горы, идя по опасной тропе…

    «Они счастливы!» — говорит Иоанн.

    «Я тоже счастлив», — говорит Авель.

    «Я думал, что Ты собирался исцелить их сразу», — вновь говорит Иоанн.

    «Я тоже. Как Ты обычно делаешь».

   «Они были большими грешниками. Это справедливое ожидание для тех, кто так много грешил. Теперь слушай, Анания…»

   «Меня зовут Авель, Господь», — говорит удивленный юноша и смотрит на Иисуса, как бы спрашивая у самого себя: «Почему Он ошибся?»

   Иисус улыбается и говорит: «Для Меня ты Анания, потому что ты действительно кажешься рожденным из доброты Божьей. Будь таким все больше и больше. И слушай. Возвращаясь после Кущей, ты пойдешь в свой город и скажешь матери Асера о том, что решил ее сын, и что это должно быть исполнено как можно скорее, отдав все во искупление менее чем одной десятой (ущерба). И это из сострадания к старой матери, которая должна покинуть Вифлеем Галилейский вместе с тобой и пойти в Птолемаиду, ожидать там своего сына, который присоединится к ней и тебе вместе со своим товарищем. Оставив женщину с несколькими учениками в городе, ты пойдешь и приготовишь все необходимое для очищения прокаженных и уйдешь только когда все будет закончено. Убедись, что священнику не известно об их прошлом, найди священника из другого города».

    «А потом?»

   «Потом ты вернешься домой или присоединишься к ученикам. А двое исцеленных встанут на путь искупления. Я говорю только то, что существенно. Я предоставляю человеку свободу в его дальнейших действиях…»

   8. Они, не уставая, продолжают спускаться, невзирая на опасность и крутизну тропы и жар солнца… не уставая и ничего не говоря в течение долгого времени.

    Затем Авель нарушает молчание: «Могу я попросить Тебя о милости, Господь?»

    «О какой?»

    «Позволь мне пойти в мой город. Я сожалею, что покидаю Тебя. Но та мать…»

    «Иди. Но не опаздывай. Ты придешь в Иерусалим как раз вовремя».

   «Благодарю Тебя, Господь! Я только должен найти ее, несчастную старую душу, которая стыдится всего, с тех пор как Асер согрешил. Но она вновь будет улыбаться. Что я должен сказать ей от Твоего имени?»

   «Что ее слезы и молитвы достигли милосердия, и что Бог призывает ее возрастать в надежде, и что Он благословляет ее. Но прежде чем расстаться, остановимся на час. Затем ты пойдешь своим путем, а Иоанн и Я – Моим, выбрав короткую дорогу. А ты, Иоанн, пойдешь вперед Меня, к Моей Матери. Ты отнесешь Ей эту сумку с льняными одеждами и придешь с шерстяными. Ты скажешь Ей, что Я хочу видеть Ее и буду ждать Ее в лесу Маттафии, том, который принадлежит его жене. Ты знаешь, где он. Поговори с Ней наедине и сразу возвращайся».

    «Я знаю, где находится этот лес. А что же Ты? Ты останешься один?»

    «Я остаюсь с Моим Отцом. Не бойся», — говорит Иисус поднимая Свою руку и кладя ее на голову Своего любимого ученика, сидящего на траве рядом с Ним. Он улыбается ему и говорит: «Но мы должны быть там вечером…»

   «Учитель, когда я могу обрадовать Тебя, я не знаю усталости. Ты знаешь это. И пойти к Матери!… Я буду чувствовать себя так, как если бы ангелы несли меня. Но это не очень далеко».

    «То, что делается с радостью, никогда не бывает далеко… Но ты остановишься на ночь в Назарете».

    «А Ты?»

    «А Я… Я останусь со Своим Отцом, после того как побуду короткое время с Моей Матерью. А на рассвете пойду по дороге к горе Фавор, не заходя в Назарет. Ты знаешь, что Мне нужно быть в Изрееле послезавтра на рассвете».

    «Ты будешь очень уставшим, Учитель. Ты уже усталый».

   «У нас будет время для отдыха зимой. Не беспокойся. И не надейтесь, что вам удастся проповедовать все время в мире, как вы делаете это здесь. Мы столкнемся со многими препятствиями…» Иисус в раздумье опускает Свою голову, откусывая маленькие кусочки от куска хлеба, больше ради того, чтобы поддержать компанию двух учеников, — молодые и счастливые тем, что рядом с ними Учитель, они едят с аппетитом, — чем удовлетворить Свой голод. Он, фактически, перестал есть, и погрузился в глубокое молчание, которое оба ученика уважают, также храня молчание. Их овевает горный ветерок, а их босые ноги в прохладной траве, растущей у подножия могучих древесных стволов. Они бы задремали, но Иисус поднимает голову и говорит: «Пойдем. Мы расстанемся на перекрестке».

   И, обув свои сандалии, они продолжают свой путь. Лесная тень и северный ветер помогают им переносить жару знойных часов дня, хотя она не такая сильная, как в разгар лета.