27 августа 1946

   1. Погода действительно сдержала свое обещание и превратилась в наводящий уныние нескончаемый моросящий дождь. Люди в повозках хорошо защищены. Но путешествующие пешком или на осликах, мокнут и недовольны им, особенно те, которые страдают не только от воды, увлажняющей их головы и плечи, но и от грязи, которая становится все более и более водянистой и, таким образом, проникает в сандалии, липнет к лодыжкам и забрызгивает одежды. Паломники натягивают на головы мантии или одеяла, которые складывают вдвое, и выглядят подобно монахам в капюшонах.

   Иисус и Иоанн, идущие пешком, промокли насквозь. Но они заботятся больше о защите своих сумок, содержащих запас одежд, чем о себе. Так они прибывают в Ен-Ганним и начинают искать апостолов, расставшись, чтобы найти их быстрее.

   2. И Иоанн находит их, то есть, он находит Иакова Зеведеева, покупающего провизию для Субботы.

   «Мы беспокоились. Если бы вы не пришли, мы бы пошли пешком обратно, невзирая на Субботу… Где Учитель?»

   «Он ищет вас. Первый, кто найдет вас, должен пойти к кузницам».

   «Тогда… Смотри. Мы остановились в этом доме. Она хорошая женщина с тремя дочерями. Сразу же иди к Учителю и возвращайся…» Иаков понижает голос и шепчет, оглядываясь вокруг: «Здесь много фарисеев… и… они, конечно, недоброжелательно настроены. Они спрашивали нас, почему Его нет с нами. Они хотели узнать, идет ли Он впереди нас, или позади. Сначала мы говорили: “Мы не знаем”. Они не верили нам. И они были правы, потому что как могли мы говорить, что не знаем, где Он. Затем Искариот, — он не так щепетилен, —  сказал: “Он идет впереди нас”, и так как они не поверили этому и спрашивали с кем Он, с чем, когда Он ушел, потому что знали, что в прошлую пятницу Он был у Гискалы, то он сказал: “Он отплыл в Птолемаиде и потому прибудет раньше нас. Он хочет сойти на берег в Иоппии и войдет в Иерусалим через Дамаскские ворота, и сразу пойдет повидаться с Иосифом Аримафейским в его доме в Безетте”».

   «Но зачем столько лжи?» — спрашивает возмущенный Иоанн.

   «Кто знает?! Мы тоже ему говорили. Но он смеялся и говорил: “Око за око, зуб за зуб, и ложь за ложь. Ради безопасности Учителя. Они ищут Его, чтобы навредить. Я знаю”. Петр указал ему, что упомянув имя Иосифа, он может причинить ему неприятности. Но Иуда ответил: “Они бросятся туда и, увидев удивление Иосифа, поймут что это была неправда”. “Тогда они возненавидят тебя, за то, что поставил их в глупое положение…” – возражали мы. Но он смеялся и говорил: “О! Я не дам и фиги за их ненависть. Я знаю, как сделать ее безвредной…” Но иди, Иоанн. Найди Учителя и возвращайся вместе с Ним. Дождь помогает нам, так как фарисеи сидят под крышей, чтобы не замочить своих обширных одежд…»

   Иоанн отдает своему брату сумку и собирается бежать, но Иаков удерживает его чтобы сказать: «Не упоминай о лжи Иуды Учителю. Даже если она была сказана с хорошей целью, она все же остается ложью. А Учитель ненавидит обман…»

   «Я не скажу», — и Иоанн убегает. То, что сказал Иаков, верно. Богатые люди уже дома. Только бедняки суетятся на улицах в поисках убежища…

   Иисус под навесом рядом с кузницей. Иоанн подходит к Нему и говорит: «Пойдем быстрее. Я нашел их. Мы сможем переодеться в сухую одежду». Он не говорит больше ничего, чтобы оправдать свою спешку.

    3. Вскоре они достигают дома и входят в него через дверь, оставленную приоткрытой. Сразу же Иисуса окружают одиннадцать апостолов, как если бы они не видели Его в течение нескольких месяцев. Хозяйка, маленькая иссохшая сморщенная женщина, украдкой заглядывает к ним, через приоткрытую дверь.

   «Мир вам», — говорит Иисус, улыбаясь, и обнимая всех с равной любовью.

   Все они говорят разом, желая рассказать Иисусу так много всего. И Петр восклицает: «Замолчите! И дайте Ему уйти. Разве вы не видите, как Он промок и устал?» И говорит Учителю: «Я приготовил для Тебя теплую ванну… и дай мне Твою мокрую мантию… и теплые одежды. Я достану их из Твоей сумки…» Затем он оборачивается к внутренней части дома и кричит: «Эй! Женщина! Гость прибыл. Принеси воду, потому что я позабочусь об остальном».

   И женщина, робкая как все, кто страдали, —  по ее лицу видно, что она страдала, — молча проходит через коридор в сопровождении трех девочек, похожих на нее худобой и выражением лиц, чтобы пойти на кухню и принести котелки полные кипящей воды.

    «Пойдем, Учитель. И ты тоже, Иоанн. Вы холодные как утопленники. У меня было немного можжевельника, прокипяченного в уксусе, и я смешал его с водой. Это вам будет полезно». Действительно, запах уксуса и других ароматов распространяется от котелков, когда их проносят мимо.

   Иисус, войдя в маленькую комнату, в которой находятся две большие кадки (то есть два маленьких чана, которые, вероятно, используются как корыта) смотрит на женщину, выходящую вместе со своими дочерьми, и приветствует их: «Мир тебе и твоим дочкам. И пусть Господь вознаградит вас».

   «Благодарю Тебя, Господь…» — отвечает она и незаметно исчезает.

    Петр входит вместе с Иисусом и Иоанном. Он закрывает дверь и шепчет: «Помни, что она не знает Кто Ты… Мы паломники… все мы, а Ты наш ребе, мы Твои друзья. Что верно, в конце концов… это не… Х’м! Конечно! Это только полускрытая правда…. Слишком много фарисеев… и слишком интересуются Тобой. Действуй соответственно… мы поговорим позже», — и он оставляет их одних и возвращается к своим товарищам, которые сидят в маленькой комнате.

   «А теперь? Что мы скажем Учителю? Если мы скажем Ему, что солгали, Он будет опечален. Но… мы не можем скрывать от Него правду», — говорит Петр.

   «Не приноси себя в жертву. Я лгал – я и скажу Ему».

   «И тем самым еще больше опечалишь Его. Разве ты не заметил, как Он подавлен?»

   «Да, заметил. Но это потому, что Он устал… Во всяком случае.. Я могу также сказать фарисеям: “Я сказал неправду”. Это пустяк. Самое важное, это чтобы Он не страдал».

   «Я бы никому ничего не говорил. Если Ты расскажешь Ему, ты больше не сможешь держать это в тайне. Если ты скажешь им, ты больше не сможешь уберечь Его от их ловушек…» — замечает Филипп.

   «Посмотрим», — с уверенностью говорит Иуда.

   4. Чуть позже в комнату заходит Иисус, одетый в сухие одежды и освеженный купанием. Иоанн следует за Ним.

   Они говорят обо всем, что произошло с апостолами и с Учителем и Иоанном. Но никто не упомянул о фарисеях, пока Иуда не сказал: «Учитель, я точно знаю, что те, кто ненавидят Тебя, следят за Тобою. И для того, чтобы спасти Тебя я распространил слух, что Ты не собираешься идти в Иерусалим по привычному маршруту, но поплывешь морем до самой Иоппии… Они бросятся туда, ха! ха!»

   «Но зачем было лгать?»

   «А почему лгут они?»

   «Но они – это они, а ты нет, ты не должен походить на них…»

   «Учитель, я всего-навсего знаю их и люблю Тебя. Ты хочешь быть уничтоженным? Я готов воспрепятствовать этому. Выслушай меня внимательно и услышь, что мое сердце говорит Тебе посредством моих слов. Завтра Ты не должен выходить отсюда…»

   «Завтра Суббота…»

   «Прекрасно.  Но Ты не должен выходить. Ты будешь отдыхать, Ты…»

   «Все кроме греха, Иуда. Никакое соображение не заставит Меня пренебречь освящением Субботы».

   «Они…»

   «Позволь им делать то, что хотят. Я не буду грешить. Если бы Я сделал это, то в дополнение к Моему греху, который давил бы на Меня, Я вложил бы им в руки оружие для уничтожения Меня. Разве ты не помнишь, что они уже говорят, что Я нарушаю Субботу?»

   «Учитель прав», — говорят остальные.

   «Хорошо… Ты можешь в Субботу делать что хочешь. Но не в том, что касается дороги. Давайте не пойдем той дорогой, по которой идут все, Учитель. Послушай меня. Дезориентируй их…»

   «Теперь слушай! Что ты знаешь точно, раз так много говоришь?» — кричит Симон потрясая своими короткими руками. «Учитель, скажи ему, пусть говорит!»

   «Мир, Симон. Если твой брат узнал об опасности, которая может быть риском также и для него, и предупреждает нас о ней, то мы не должны обращаться с ним как с врагом, но должны быть ему благодарны. Если он не может сказать нам всего, потому что это может затрагивать третьих лиц, которые не достаточно храбры для того чтобы взять на себя инициативу и высказаться открыто, но все же достаточно честны, чтобы не допустить преступления, то почему ты желаешь вынудить его говорить. Поэтому позволь ему говорить, а Я приму то, что хорошо в его прожекте и отвергну то, что может быть не хорошо. Говори, Иуда».

   «Благодарю, Учитель. Ты единственный, Кто знает меня таким, какой я есть. Я говорю. Мы можем безопасно пройти в пределах границ Самарии. Потому что Рим правит больше в Самарии, чем в Галилее и Иудее, а ненавидящие Тебя не хотели бы иметь неприятности с Римом. Но я говорю, что для того, чтобы задать головоломку шпионам нам не нужно следовать прямым маршрутом, но, разделившись здесь, мы должны направиться к Дофану а затем, не идя к Самарии[1], нам следует пересечь страну (Самарию) и пройти через Сихем, затем вниз до Ефраима, вдоль горы Адуммим и Хорафа, а затем пойти к Вифании».
[1] Здесь речь идет о городе Самарии, тогда как выше и далее говорится об области Самарии.

   «Долгий и трудный путь, особенно если идут дожди».

   «Опасный! Адуммим…»

   «Ты, кажется, ищешь опасность…»

   Апостолы не испытывают энтузиазма. Но Иисус говорит: «Иуда прав. Мы пойдем этой дорогой. После у нас будет время для отдыха. Мне еще предстоит сделать и завершить другие дела, прежде чем придет Мой час, и Я не должен, по глупости, предавать Себя в их руки прежде, чем все будет исполнено. Мы, следовательно, посетим Лазаря. Он, конечно, очень болен и ждет Меня… Вы можете принять пищу.  Я пойду. Я устал…»

   «Даже ни кусочка пищи? Ты случайно не болен?»

   «Нет, Симон. Но Я не спал в постели семь ночей. До свидания, друзья Мои. Да пребудет с вами мир…» И Он выходит из комнаты.

   5. Иуда вне себя от радости: «Видите? Он скромен и справедлив и не отвергает то, что считает правильным…»

   «Да… но… Ты думаешь, что Он рад этому? Действительно рад?»

   «Нет… Но Он понимает, что я прав…»

   «Мне хотелось бы знать, как тебе удалось собрать такое количество сведений. Ведь… ты все это время был с нами!…»

   «Да. И ты все это время следил за мной, как если бы я был опасным зверем. Я знаю. Но это не важно. Запомни это: и нищий и даже вор может оказаться полезным для получения сведений, а также женщина. Я поговорил с нищим и помог ему. И я поговорил с разбойником и узнал… И с… женщиной и… как много всего может знать женщина!»

   Изумленные апостолы глядят друг на друга. Они бросают друг на друга пытливые взгляды. Когда? Где Иуда узнал все это и общался со всеми этими людьми?…

   Он смеется и говорит: «И я поговорил с солдатом! Да. Потому что женщина сообщила мне так много сведений, что они побудили меня пойти к солдату. И он подтвердил их. И я сообщил об этом людям… Все дозволено, когда это необходимо: также куртизанки и солдаты!»

   «Ты… ты…!» — восклицает Варфоломей, подавляя слова, которые он собирался сказать.

   «Да. Я это я. Никто иной, как я. Грешник – по-вашему. Но я, со всеми моими грехами, служу Учителю гораздо лучше, чем вы. Во всяком случае… Если куртизанка знает о том, что хотят сделать враги Иисуса, то это значит, что они ходят к куртизанкам или держат их при себе, танцовщиц или мимов, чтобы потешиться… И если они всегда имеют их под рукой… То и я также могу их иметь. Понимаете? Они… они были мне полезными. Вы должны принять во внимание, что на границах Иудеи Его могли бы схватить. И поскольку я предотвратил это, вам следует признать, что я был мудрым…»

   6. Все погрузились в раздумья и едят вяло. Затем встает Варфоломей. «Куда ты идешь?»

   «Посмотреть на Него… Я не верю, что Он спит. Я отнесу Ему немного теплого молока… и посмотрю».

   Он выходит и некоторое время отсутствует. Затем возвращается.

   «Он сидел на кровати … и плакал. Ты огорчил Его, Иуда. Именно как я и думал».

    «Он так сказал? Я пойду и объясню».

   «Нет. Он этого не говорил. Напротив, Он сказал, что у тебя тоже есть свои заслуги. Но я понял Его. Не ходи. Оставь Его в покое».

   «Вы все глупцы. Он страдает оттого, что Его преследуют и препятствуют Его миссии. Причина в этом», — отвечает Иуда бунтарским тоном.

   А Иоанн подтверждает: «Это верно. Он плакал и перед встречей с вами. Он горько страдает, за Свою Мать, Своих братьев, несчастных крестьян. О! Такая глубокая печаль!…»

   «Расскажи нам…»

    «Ему тяжело покидать Свою Мать… и видеть, что Его не понимают, что никто не понимает Его. И Он печалится, что крестьяне Йоханнана…»

   «Да! Видеть их действительно печально!… Я рад, что Марциам не видел их. Он бы страдал и возненавидел фарисеев…» — говорит Петр.

   «Но разве мои братья вновь заставили Иисуса страдать?» — резко спрашивает Иуда Фаддей.

   «Нет, напротив. Они встретились и поговорили с любовью и расстались с миром и с добрыми обещаниями. Но Он хотел бы, чтобы они были похожи на нас… и более, чем все мы… Он бы желал, чтобы все мы были убеждены в Его Царстве и его природе. А мы…» Но Иоанн больше ничего не сказал…  И в маленькую комнату, освещенную двойным пламенем светильника, которое освещает двенадцать по-разному задумчивых лиц, низошло молчание.