24 октября 1946

   1. Влажный сырой ветер срывает листья с деревьев на холме и громоздит кучи сероватых облаков в небе. Иисус, двенадцать апостолов и Стефан, все закутанные в свои теплые мантии, спускаются из Гаваона к дороге, которая ведет их к равнине. Они разговаривают друг с другом, в то время как Иисус, погруженный в молчание, отрешен от всего, что окружает Его. И Он пребывает в этом состоянии до тех пор, пока они не достигают перекрестка на полпути вниз по склону, нет, почти у подножия холма, где Он говорит: «Давайте пойдем по этой дороге в Ноб».

   «Что? Ты не собираешься вернуться в Иерусалим?» — спрашивает Искариот.

   «Ноб и Иерусалим это практически одно и то же  для того, кому привычны долгие прогулки. Но Я предпочитаю быть в Нобе. А ты как думаешь?»

    «О! Учитель! Что касается меня, то здесь или там… Я только несколько сожалею, что Ты не слишком часто показываешься в местах, которые так благоприятны для Тебя. Ты больше говорил в Бет-Хороне, который, конечно, не был дружественным Тебе. Я думаю, что Тебе следовало бы действовать противоположным образом. Тебе следовало бы пытаться привлекать все больше и больше городов, которые, как Ты чувствуешь, благосклонны к Тебе, и использовать их как… оборонительные укрепления против тех городов, в которых преобладают Твои враги. Знаешь ли Ты как важно завоевать на Свою сторону города близ Иерусалима? Ведь Иерусалим – это еще не все. Другие места также могут быть важными и оказывать какое-то воздействие своим влиянием на решения Иерусалима. Цари, как правило, провозглашались таковыми в наиболее преданных им городах, и когда провозглашение однажды состоялось, то и остальные города также покорялись…»

   «Когда они не восставали и в тех случаях, когда не было братоубийственных войн. Я не думаю, что Мессия желает начать Свое Царство с гражданской войны», — говорит Филипп.

   «Я бы хотел только одного: чтобы оно началось в вас с правильного видения ситуации. Но ваше видение все еще не верное… Так когда же вы будете в состоянии понять?»

   Когда Искариот понимает, что назревает возможный упрек в его адрес, он еще раз спрашивает: «Почему Ты так мало говорил здесь, в Гаваоне?»

   «Я предпочел слушать и отдыхать. 2. Разве ты не понимаешь, что Я тоже нуждаюсь в отдыхе?»

   «Мы могли бы остаться и осчастливить их. Если Ты так устал, то почему Ты снова отправился в путь?» — печально спрашивает Варфоломей.

   «Мое тело не устало. Я не нуждаюсь в остановке, чтобы дать ему отдохнуть. Это Мое сердце устало и нуждается в покое. Я отдыхаю там, где нахожу любовь. Вы, наверное, думаете, что Я нечувствителен к столь ожесточенной ненависти? Что неприятие не огорчает Меня? Вы думаете, что заговоры против Меня, оставляют Меня равнодушным? Что предательство того, кто притворяется, что является Моим другом, тогда как он является шпионом Моих врагов, помещенным рядом со Мной, чтобы…»

   «Пусть этого никогда не будет, Господь! Ты не должен даже подозревать этого. Ты оскорбляешь нас, говоря это!» — говорит Искариот, протестуя с печальным возмущением, которое превосходит возмущение остальных, хотя все  они протестуют и говорят: «Ты огорчаешь нас такими словами, Учитель, Ты не доверяешь нам!»  А Иаков Зеведеев импульсивно восклицает: «Я прощаюсь с Тобой, Учитель, и возвращаюсь в Капернаум. Я ухожу, но с разбитым сердцем. И если Капернаума будет недостаточно, то я присоединюсь к рыбакам Тира и Сидона, я дойду до Сцинтия, я пойду не знаю куда, но так далеко, чтобы Ты не мог думать, что я предал Тебя. Благослови меня в последний раз!»

   Иисус обнимает его со словами: «Мир, Мой апостол. Столь многие говорят, что они Мои друзья, ты не единственный. Мои слова опечалили тебя, они опечалили вас всех. Но в какие сердца могу Я излить Свое беспокойство и где Я смогу найти утешение, если не в сердцах Моих возлюбленных апостолов и достойных доверия учеников? Я ищу в вас часть того единства, которое Я оставил, чтобы соединиться с людьми: единства с Моим Отцом на Небесах; и каплю той любви, которую Я покинул из любви к людям; любви Моей Матери. Я ищу их в качестве поддержки. О! Волна горечи, жестокое бремя, сокрушающее и давящая на Мое сердце, сердце Сына человеческого!… Мои Страсти, Мой час, становятся все полнее и полнее… Помогите Мне выдержать и исполнить это… потому что это так горестно!»

   Апостолы смотрят друг на друга, тронутые глубиной печали звучащей в словах Учителя, и все, что они могут сделать, это сгрудиться вокруг Него, лаская и целуя Его… и Иуда с правой стороны, и Иоанн с левой, одновременно целуют лицо Иисуса, Который закрывает Свои глаза, пока Иуда Искариот и Иоанн целуют Его…

   Они снова отправляются в путь, и Иисус может завершить Свою прерванную мысль: «Среди стольких мучений Мое сердце ищет места, где оно могло бы найти любовь и покой, где, вместо того, чтобы говорить, обращаясь к бесплодным камням, или коварным змеям, или мечтательным бабочкам, оно могло бы услышать слова других сердец и обрести покой, так как оно восприняло бы эти слова как искренние, любящие, справедливые. Гаваон – одно из таких мест. Я никогда не был здесь. Но Я нашел поле вспаханным и засеянным очень хорошими работниками Бога. Этот глава синагоги! Он пришел к Свету, но он уже был светящимся духом. Как много может сделать хороший слуга Бога! Гаваон, конечно, не свободен от тайных происков людей, ненавидящих Меня, Порочащие сведения и искажения Моих слов должны были пытаться внедрить и здесь. Но в Гаваоне есть глава синагоги, который праведен, и отравы Зла теряли в нем свою ядовитость. Вы думаете Мне приятно всегда исправлять, критиковать и даже упрекать? Гораздо предпочтительнее сказать: “Ты понял Мудрость. Продвигайся по своему пути и будь свят”, как Я сказал главе синагоги Гаваона».

   «Так значит, мы вернемся туда?»

   «Когда Я, по милости Отца, нахожу мирное место, Я наслаждаюсь им и благословляю Моего Отца за это. Но Я пришел не для этого. Мне нужно идти и обращать к Господу поселения, которые виновны и удалены от Него. 3. Я знаю, что мог бы остановиться в Вифании, но Я не остановлюсь там».

   «Также чтобы избежать нанесения ущерба Лазарю».

   «Нет, Иуда Симонов. Даже камням известно, что Лазарь Мой друг. Итак, в этом отношении было бы бесполезно для Меня сдерживать Свое желание утешения. Но это из-за…»

   «Из-за сестер Лазаря, особенно Марии».

   «И даже не из-за этого, Иуда Симонов. Даже камням известно, что похоть плоти не тревожит Меня. Подумай о том, что среди многих обвинений, выдвинутых против Меня, первым было отброшено именно это, потому что Мои самые заклятые враги понимают, что поддерживая его, они бы разоблачили свои ложные практики. Но один честный человек не поверил бы, что Я сластолюбив. Чувственность может привлекать только тех людей, которые не питаются сверхъестественным и питают отвращение к жертвоприношениям.  Но какую привлекательность  может иметь минутное наслаждение для тех, кто посвятил себя жертвоприношению и является жертвой? Радость жертвенных душ всецело пребывает в духе и, если они облачены в плоть, то это не что иное как одежда. Ты думаешь, что одежды, которые мы носим, имеют ощущения. Для тех, кто живет в духе, плоть не более чем одежда. Духовный человек является истинным сверхчеловеком, потому что он не раб чувств, тогда как материальный человек не имеет никакой ценности с точки зрения достоинства человека, потому что у него слишком много склонностей общих с животными, и он также ниже их, так как он превосходит их, превращая животные инстинкты в низменные пороки».

   Иуда в растерянности кусает свои губы, затем он говорит: «Да, во всяком случае, Ты бы не смог причинять ущерб Лазарю сколько-нибудь долго. Смерть вскоре избавит его от всех опасностей мести… Так почему же Ты не ходишь в Вифанию более часто?»

   «Потому что Я хожу не для того, чтобы наслаждаться, но чтобы обращать. Я уже говорил тебе».

   «Но… Разве Ты не радуешься тому, что Твои братья с Тобой?»

   «Да. Но верно также то, что Я не оказываю им никакого предпочтения. Когда мы разделяемся, чтобы найти комнаты в домах, они обычно остаются не со Мной, но ты остаешься. И это для того, чтобы показать тебе, что в глазах и мыслях тех, кто дали обет искупления, плоть и кровь не имеют ценности, но имеет значение только исправление сердца и искупление. 4. Сейчас мы пойдем в Ноб и вновь разделимся на ночь. И Я вновь оставлю тебя со Мной и оставлю также Матфея, Филиппа и Варфоломея».

   «Мы, возможно, наименее совершенные? Я в частности, поскольку Ты всегда оставляешь меня с Собой?»

   «Ты прав, Иуда Симонов».

   «Благодарю тебя, Учитель. Я понял это», — говорит Иуда с едва сдерживаемым гневом.

   «Если ты понял, то почему ты не стремишься исправиться? Ты думаешь, что Я мог бы солгать, чтобы не унизить тебя.  С другой стороны, мы среди братьев и недостатки одного не должны быть предметом насмешки, и если его предостерегают в присутствии остальных, которым известно о недостатках каждого из братьев, он не должен чувствовать уныния. Никто не совершенен, говорю Я тебе. Но также взаимные несовершенства, которые так больно видеть и переносить, должны быть причиной исправления себя, чтобы взаимные беспокойства не возрастали. И поверь Мне, Иуда, хотя Я вижу тебя таким, какой ты есть, никто, даже твоя мать, не любит тебя так, как Я, или стремится сделать тебя лучше, как Я стремлюсь к этому».

   «Однако, Ты упрекаешь и унижаешь меня даже в присутствии учеников».

   «Разве это в первый раз Я призываю тебя к справедливости?» Иуда молчит. «Отвечай на Мой вопрос. Я говорю тебе!» — авторитетно говорит Иисус.

   «Нет».

   «А сколько раз Я делал это публично? Можешь ли ты сказать, что Я стыдил тебя? Или ты должен сказать, что Я покрывал и защищал тебя? Отвечай!»

   «Ты защищал меня, это правда. Но сейчас…»

   «Но сейчас это для твоей собственной пользы. Человек, который ласкает своего виновного сына, будет вынужден позже перевязывать его раны, говорит пословица. А другая пословица говорит, что плохо объезженная лошадь становится упрямой, а неконтролируемый сын становится своевольным».

   «Разве я Твой сын?» — спрашивает Иуда изменившись в лице, так как он больше не хмурится, а выглядит раскаивающимся.

   «Если бы Я родил тебя, ты не мог бы быть им больше, чем сейчас. И Я бы вырвал Свои внутренности, чтобы дать тебе Мое сердце и сделать тебя таким, каким Я хотел бы, чтобы ты был…»

   С Иудой случился один из его припадков покаяния… и выглядя действительно искренним он бросается в объятия Иисуса с криком: «Ах! Я не заслуживаю Тебя! Я демон и я не заслуживаю Тебя! Ты слишком хороший! Спаси меня, Иисус!» — и он плачет, он действительно плачет с болью сердца, расстроенного порочными делами, и раскаивающегося в том, что огорчает Учителя, Который любит его.