ЕВАНГЕЛИЕ КАК ОНО БЫЛО МНЕ ЯВЛЕНО

549. Дорога в Ефраим

   

   2 января 1947

 

  В свете холодного ясного раннего рассвета поля вокруг дома Ники все зеленые от новых всходов пшеницы всего в несколько сантиметров высоты, такого же изысканного цвета, как чистые изумруды. Фруктовый сад, который ближе к дому и еще голый, выглядит даже темнее и более массивным в сравнении с нежными стеблями и райским спокойствием неба. Белый дом увенчивается в раннем солнечном свете полетами голубей.

Ника уже встала и усердно хлопочет о том, чтобы отбывающие имели то, что может подбодрить их во время путешествия. Прежде всего, она отправила в путь двух слуг Лазаря, которых она задержала на эту ночь и которые, отдохнув и подкрепившись, уехали, пустив рысью своих лошадей. Затем она возвращается на кухню, где служанки готовят молоко и пищу на большом огне. И из большого глиняного горшка отливает немного масла в два других поменьше, и затем немного вина в два маленьких бурдючка. Она торопит служанку, лепящую из теста булочки хлеба, чтобы поставить их в уже растопленную каменную печь. С больших досок, на которых сушится сыр в тепле кухни, она берет все лучшие. Она берет мед и медленно переливает его в несколько маленьких сосудов, снабженных крепкими затычками. Затем она готовит несколько пакетов, содержащих пищу, и в одном из них целый козленок или агнец, которого  слуга снял с вертела, на котором он жарился. В другом пакете яблоки, красные как кораллы. В другом – годные в пищу оливы. В четвертом – сушеная смородина. Еще один – с очищенным ячменем.

   Она закрывает этот последний пакет, когда Иисус входит на кухню и приветствует всех присутствующих.

   «Учитель, мир Тебе. Ты уже встал?»

   «Я должен был встать раньше. Но Мои ученики были такими уставшими, что Я позволил им выспаться. Что ты делаешь, Ника?»

   «Я готовлю… Они не будут тяжелыми, видишь? Двенадцать пакетов. И я принимала во внимание силы носящих».

   «А что же Я?»

   «О! Учитель! У Тебя уже есть Свое бремя…» — и слезы заблестели в глазах Ники.

   «Давай выйдем, Ника. Там мы сможем спокойно поговорить».

   Они выходят и отходят от дома.

   «Мое сердце болит, Учитель…»

  «Я знаю. Но это необходимо чтобы быть сильной, принимая во внимание, что Ты не огорчала Меня…»

   «О! Пусть этого никогда не случится! Но я думала, что могла бы остаться рядом с Тобой, и ради этого я переехала в Иерусалим. Иначе я осталась бы здесь, где я владею этими полями…»

  «Лазарь, Мария и Марта тоже думали, что они могли бы быть со Мной. И ты можешь видеть!…»

   «Да, я вижу. Я больше не вернусь в Иерусалим, так как Тебя там нет. Я буду ближе к Тебе, если останусь здесь и смогу помогать Тебе.

   «Ты уже столь многое дала…»

  «Я ничего не дала. Я хотела бы переносить свой дом туда, куда бы Ты ни пошел. Но я приду, я, конечно, приду посмотреть в чем Ты нуждаешься. То, что Ты сказал мне сделать, теперь исполнено полностью. Я останусь здесь, пока они не убедятся, что Тебя здесь нет. Но позже…»

   «Это долгая и трудная дорога для женщин, и она также не безопасна».

   «О! Я не боюсь. Я слишком стара, чтобы быть приятной и привлекательной как женщина и не ношу драгоценностей, чтобы меня искали как добычу. Разбойники лучше, чем многие люди, которые считают себя святыми, но на самом деле воры и хотят отнять у вас ваш мир и свободу…»

   «Не ненавидь их, Ника».

   «Это для меня более трудно, чем что-либо еще. Но я буду стараться не ненавидеть их ради Тебя… Я плакала всю ночь, Господь!»

   «Я слышал, как ты ходила взад и вперед по дому неустанно как пчела. И ты казалась Мне матерью, волнующейся о своем преследуемом сыне… Не плачь.  Плакать должны виновные. Не ты. Бог добр к Своему Мессии. В самые печальные часы Он всегда позволяет Мне найти рядом с собой материнское сердце…»

   «А что Ты собираешься делать относительно Твоей Матери? Ты говорил мне, что Она скоро приедет…»

   «Она приедет в Ефраим…Лазарь собирается сообщить Ей. 3. Вот и Симон Ионин с Моими братьями…»

   «Они знают?»

   «Еще нет, Ника. Я скажу им, когда мы будем далеко…»

   «А когда я приду, я расскажу Тебе, что случилось здесь и в Иерусалиме».

  Они присоединяются к апостолам, которые выходят из дома один за другим, глядя на Иисуса.

   «Пойдем, братья. Примите немного пищи, прежде чем расстаться. Все уже готово».

   «Ника не спала в эту ночь, чтобы обеспечить нас всем необходимым. Благодарю хорошую ученицу», — говорит Иисус, входя в большую кухню, где на трапезном столе, -он такой большой, — стоят чаши с горячим молоком от которых поднимается пар и сладкие булочки прямо из печи. Ника щедро намазывает их маслом и медом, говоря, что это укрепляющая пища для людей, которым предстоит долгое путешествие в холодную погоду.

   С едой вскоре покончено. Ника, тем временем, готовит последние пакеты с хрустящим ароматным хлебом, только что вынутым из печи. Каждый апостол берет свой пакет, который завязан таким образом, чтобы его можно было легко нести.

   Пришло время отправляться в путь. Иисус прощается и благословляет. Прощаются апостолы. Но Ника желает проводить их до границы своих полей, затем она медленно возвращается, плача в свою вуаль, а Иисус в это время со Своими апостолами уходит по второстепенной дороге, указанной Ему Никой.

   Сельская местность еще пустынна. Тропинка бежит мимо зеленеющих полей новой пшеницы и голых виноградников. Здесь нет пастухов, так как они не пасут своих стад среди обработанных полей. Утренний воздух немного согрет солнцем. Первые маленькие цветочки на окраинах полей сияют как драгоценные камни под вуалью росы, блестящей в солнечном свете. Птицы поют первые любовные песни. Наступает хороший сезон. Все прекрасно и свежо. Все есть любовь… И Иисус уходит в изгнание, которое предшествует Его смерти, вызванной ненавистью.

   Апостолы молчат. Они задумчивы. Внезапный отъезд расстроил их. Они были так уверены, что  сейчас все разрешилось! Они идут со спинами более согбенными, чем могла бы их обременить тяжесть сумок и провизии Ники. Они согбенны от разочарования и от нового горького понимания того, что такое мир и люди.

   Иисус, напротив, хотя Он не улыбается, не печален и не удручен, Он шагает, подняв голову впереди всех, без высокомерия, но также без страха. Он идет как человек, который знает, куда он идет и что должен делать. Он идет отважно, как герой, которого ничто не потрясет и не испугает.

   Второстепенная дорога соединяется с главной, на которую выходит Иисус, направляясь на север. И апостолы, не говоря ни слова, следуют за Ним. Так как дорога ведет из Галилеи и через Декаполис и Самарию в Иудею, то на  ней много путешественников, преимущественно купеческих караванов. Когда прошло некоторое время и Солнце начало приятно греть все больше и больше, Иисус покинул главную дорогу и пошел по другому пути между пшеничных полей, направляясь к первым холмам.

   Апостолы бросают взгляды друг на друга. Возможно, они начали понимать, что идут не в Галилею по дороге в долине Иордана, но, напротив, идут в Самарию. Но продолжают молчать.

   Когда они достигли первых лесов на холмах, Иисус говорит: «Остановимся и отдохнем пока примем немного пищи. Положение солнца указывает, что сейчас полдень».

   Они находятся у потока с небольшим количеством воды. Видно, что в течение некоторого времени здесь не шли дожди. Но вода в нем чистая и его гравиевое ложе и берега усеяны большими камнями, которые можно использовать как столы и сиденья. Они садятся после того как Иисус благословляет и предлагает пищу и едят в тишине, как если бы они были погружены в мысли.

   Иисус выводит их из этого состояния, сказав: «Вы не спрашиваете Меня о том, куда мы идем? Ваше беспокойство о будущем лишило вас речи, или Я больше не кажусь вам вашим Учителем?»

   Двенадцать поднимают свои головы: двенадцать страдающих или, по крайней мере, растерянных лиц, которые поворачиваются к безмятежному лицу Иисуса и только одно «О!» восклицают двенадцать ртов. И это восклицание сопровождается ответом Петра, который говорит от имени всех: «Учитель, Ты знаешь, что мы всегда считаем Тебя нашим Учителем. Но со вчерашнего дня мы похожи на людей, получивших тяжелые удары по головам. И все это кажется нам сном. И хотя мы видим и знаем, что это Ты, Ты, кажется, находишься очень далеко… У нас почему-то сложилось такое впечатление с тех пор, как Ты говорил со Своим Отцом перед тем как позвать Лазаря, и с тех пор, как Ты вывел его из гробницы, связав его только своей волей, и воскресил его только силой Твоей власти. Ты почти пугаешь нас. Я говорю о себе… но думаю, что это так у всех…. И сейчас… Мы… Этот отъезд… такой внезапный и такой таинственный!»

   «Теперь вы боитесь вдвойне? Вы чувствуете, что опасность все более надвигается? Вы не имеете, вы чувствуете, что у вас нет силы встретить лицом к лицу и преодолеть эти испытания? Говорите без утайки. Мы еще в Иудее. Мы рядом с дорогами, которые ведут в Галилею. Каждый может уйти, если желает, и вы можете уйти вовремя, чтобы избегнуть ненависти Синедриона…»

   Апостолы пробудились от этих слов. Те, которые почти лежали на траве, согретые солнцем, сели, Те, которые сидели, встали.

   Иисус продолжает: «Поскольку с этого дня Я – Преследуемый по закону. Помните об этом. Прямо сейчас будет объявлено в пяти сотнях и более синагогах Иерусалима и в синагогах городов, которые получили приказ об объявлении вне закона, изданный вчера около шестого часа, о том, что Я великий грешник, и о том, что кто бы ни узнал, где Я нахожусь, должен донести на Меня Синедриону, чтобы Я мог быть схвачен…»

   Апостолы закричали, как если бы они уже видели Его схваченным. Иоанн цепляется за Его шею, стеная: «Ах! Я всегда предвидел это!» и громко рыдает. Некоторые проклинают Синедрион, другие призывают божественную справедливость, кто-то плачет, кто-то окаменел.

   «Замолчите и  слушайте. Я никогда не обманывал вас. Я всегда говорил вам правду. В меру возможности, Я защищал и оберегал вас. Ваше присутствие рядом со Мной было так же приятно, как присутствие сыновей. Я даже не скрывал от вас правды о Моем последнем часе…о Моих опасностях… о Моих Страстях. Но это были проблемы, которые касались исключительно Меня. Сейчас должны быть приняты во внимание опасности: угрожающие вам, ваша безопасность и безопасность ваших семей. Я прошу вас сделать это абсолютно свободно. Не думайте об этом в свете вашей любви ко Мне, или вашего избрания совершенного Мной, так как Я освобождаю вас от любых обязательств перед Богом и Его Христом, просто представьте, что мы встретились здесь, сейчас, в этот первый раз и что, выслушав Меня, вы решаете, хотите ли вы или нет последовать за этим Незнакомым человеком, чьи слова тронули вас.  Представьте, что вы слышите и видите Меня в первый раз и что Я говорю вам: “Запомните, что Меня преследуют и ненавидят и что кто бы ни полюбил Меня, его тоже будут преследовать и ненавидеть как Меня, ненавидеть его личность, его интересы, его чувства любви и привязанности. Помните, что преследования могут закончиться смертью и конфискацией семейной собственности”. Подумайте об этом и примите решение. Я буду любить вас точно так же, если вы скажете Мне: “Учитель, я больше не могу ходить с Тобой”. Вам стало грустно? Нет, вы не должны грустить. Мы добрые друзья, которые в мире и любви и с взаимным состраданием решают, что следует делать. Я не могу позволить вам столкнуться с будущим, не побудив вас задуматься над ним. Я говорю это не потому, что низкого мнения о вас.  Я люблю всех вас. Я Учитель. Очевидно, что Учитель должен знать Своих учеников. Я Пастырь и очевидно, что пастырь должен знать своих агнцев. Я знаю, что Мои ученики, если они столкнутся с испытанием, не будучи достаточно подготовленными, не только мудростью, исходящей от их Учителя, которая поэтому хороша и совершенна, но также своим собственным размышлением над ситуацией, могут пасть, или, по крайней мере, не одержать победы, как  атлеты на стадионе. Чтобы исследовать себя и оценить ситуацию всегда существует мудрое правило. В малых и больших вещах. Я. Пастырь должен сказать Моим Агнцам: “Вот, Я сейчас собираюсь войти в место волков и убийц. Достаточно ли вы сильны, чтобы быть среди них?”  Я мог бы также сказать вам сейчас, кто из вас не имеет силы, чтобы выдержать это испытание, хотя Я могу уверить и заверить вас, что ни один из вас не попадет в руки палачей, которые принесут в жертву Агнца Божия. Моя поимка будет иметь такой вес, что это удовлетворит их… Поэтому Я говорю вам: “Подумайте об этом”.  Однажды Я сказал вам: “Не бойтесь тех, кто убивает”. Я сказал: “Тот, кто положив руки на плуг, оглядывается назад, чтобы обдумать прошлое и что он мог потерять или приобрести, не пригоден для Моей миссии”. Но это были правила, которые нужно было дать вам для исследования того, что означает быть учеником, и правила на будущее, которое наступит, когда Я уже не буду Учителем, но учителями станут Мои верующие. Они служат укреплению ваших душ.  Но даже такая сила, которую, несомненно, вы приобрели, в сравнении с ничтожествами, которыми вы были, — Я имею в виду ваш дух, — слишком мала в сравнении с  величиной и силой испытаний. О! Не думайте втайне в своих сердцах: “Учитель пугает нас!” Я не пугаю. Напротив, Я говорю вам, что вы не должны пугаться ни сейчас, ни в будущем. Всегда будут люди среди членов Моей Церкви, как агнцы, так и пастыри, которые будут ниже величия их миссии. Будут периоды, когда  идолы пастыри и идолы верующие будут более многочисленными, чем истинные пастыри и истинные верующие. Периоды затмения духа веры в мире. Но затмение не является смертью звезд. Это только временное, более или менее частичное потускнение звезд. После этого их красота вновь проявляется и выглядит еще ярче. То же самое случится с Моим Стадом. Я говорю вам: “Размышляйте об этом”. Я говорю вам это как ваш Учитель, Пастырь и Друг. Я предоставляю вам полную свободу обсудить этот вопрос между собой. Я иду туда, в те заросли, чтобы молиться. Один за другим вы придете и скажете Мне, что вы решили. А Я благословлю вашу истинную честность, какой бы она не была. И Я буду любить вас за то, что вы давали Мне до сих пор. До свидания». Он встает и уходит.

   Апостолы в ужасе, озадачены, тронуты. Сперва они не могут даже говорить. Затем Петр первый говорит: «Пусть ад поглотит меня, если я желаю покинуть Его! Я уверен в себе. Даже если все демоны Геенны во главе с Левиафаном восстали бы против меня, я не покину Его из-за страха!»

   «И я также. Неужели я  окажусь ниже своих дочерей?» — говорит Филипп.

   «Я уверен, что они не причинят Ему вреда. Члены Синедриона угрожают, но они делают это для того, чтобы убедить себя, что Синедрион еще существует. Они очень хорошо знают, что у них нет силы, если Рим не согласен. Их осуждение! Это Рим судит!» — отважно говорит Искариот.

   «Но Синедрион все еще занимается религиозными вопросами», — замечает Андрей.

   «Возможно, ты боишься, брат? Запомни, что в нашей семье никогда не было трусов», — угрожающе говорит Петр, так как чувствует, что его сердце переполнено воинственным духом.

   «Я не боюсь и надеюсь, что смогу доказать это. Я только сказал Иуде, что я думаю».

   «Ты прав, но ошибка Синедриона состоит в желании использовать политическое оружие, так как они не желают сказать, или чтобы им сказали, что они поднимают  свои руки против Христа. Я знаю это достоверно. Они хотели бы, то есть, им хотелось бы, чтобы Иисус совершил грех и таким образом сделать Его презренным для толпы. Но что касается Его убийства! Эхи! Нет. Они боятся! Их страх вне человеческих сравнений, потому что боятся их души. Они знают, что Он Мессия! Они очень хорошо это знают.  Настолько, что понимают, что делают, потому что приходят новые времена. И они хотят свергнуть Его. Но свергнут ли они Его!? Нет. Вот почему они ищут политических причин, чтобы Проконсул, то есть Рим сверг Его. Но Христос не вредит Риму и Рим не станет вредить Ему, и члены Синедриона воют напрасно».

   «Итак, ты остаешься с Ним?»

   «Конечно. Более, чем кто-либо другой!»

   «Мне нечего терять или выигрывать, оставшись или удалившись. Я только люблю Его. И я  буду это делать», — говорит Зелот.

   «Я признаю Его как Мессию и следовательно я буду следовать за Ним», — говорит Нафанаил.

   «И я также.  Я поверил, что Он Мессия с тех пор как Иоанн Креститель указал мне на Него как на Мессию», — говорит Иаков Зеведеев.

   «Мы Его братья. К нашей вере мы добавляем родственную любовь. Верно, Иаков?» — говорит Фаддей.

   «Он был моим солнцем многие годы, и я следую Его курсом. Если Он упадет в пропасть, вырытую Его врагами, то я последую за Ним», — отвечает Иаков Алфеев.

   «А что касается меня, разве я могу забыть, что Он искупил меня?» – спрашивает Матфей.

«Мой отец проклял бы меня семь по семь раз, если бы я оставил Его. Во всяком случае, даже если бы это было только ради Марии, я бы никогда не оставил Иисуса», — говорит Фома.

   Иоанн не говорит. Его голова опущена, он выглядит удрученным. Остальные ошибочно принимают его позу за слабость и многие спрашивают его.

   «А что же Ты?  Ты единственный, кто хочет уйти?»

   Иоанн смотрит на них вверх, такой чистый в своем отношении и глазах, и, глядя своими прозрачными голубыми глазами на тех, кто спрашивает его, отвечает: «Я молился за всех вас. Потому что мы желаем говорить и делать какие-то вещи, полагаясь на себя, и, поступая так, мы не осознаем, что бросаем вызов словам Учителя. Если Он говорит, что мы не подготовлены, то это означает, что мы не готовы. Если мы не стали готовыми за три года, мы не станем готовыми в несколько месяцев…»

   «Что ты говоришь? В несколько месяцев? Что ты знаешь?  Быть может, ты пророк?»  Они атакуют его вопросами, почти упрекая его.

   «Я ничего не знаю».

   «Так? Что ты знаешь? Может быть, Он сказал тебе? Тебе всегда известны Его секреты…» — говорит Иуда Искариот с завистью.

   «Не ненавидь меня, друг мой, если я понимаю, что прекрасная погода кончилась. Когда она вновь настанет? Я этого не знаю. Я знаю то, что случится. Он сказал это. Как много раз Он говорил это! Вы не желаете верить в это. Но ненависть других подтверждает Его слова… Поэтому я молюсь.  Потому что нет ничего другого, что следует делать. Я молюсь Богу о даровании нам силы. Разве ты не помнишь Иуда, как Он сказал нам, что Он молился Своему Отцу, чтобы иметь силу, чтобы противостоять искушениям? Вся сила приходит от Бога. Я подражаю своему Учителю, как и следует поступать…»

   «Ну, ты остаешься или нет?» — спрашивает Петр.

  «И куда же вы хотите, чтобы я пошел, если не останусь с Тем, Кто есть моя жизнь и благополучие? Но так как я бедный мальчик, самый несчастный из всех, я прошу все у Бога, Отца Иисуса и нашего».

  «Это решено. Итак, мы все остаемся! Пойдем к Нему. Так как Он, конечно, печален, наша верность обрадует Его», — говорит Петр.

   Иисус простерт в молитве с , обращенным к земле, к траве. Он, конечно, молится Своему Отцу, но при звуках шагов Он встает и смотрит на Своих апостолов.

   «Будь счастлив, Учитель. Никто из нас не собирается оставить Тебя», — говорит Петр.

   «Вы решили слишком быстро и…»

   «Несколько часов или веков не изменят наших умов», — говорит Петр.

   «И никакие угрозы не изменят нашей любви», — провозглашает Искариот.

   Иисус перестает смотреть на них в целом и пристально вглядывается в каждого из них поочередно. Долгий взгляд, который все выдерживают безбоязненно. Его глаза задерживаются в особенности на Искариоте, чей взгляд на Него более решителен, чем у остальных. Он разводит руками в жесте смирения и говорит: «Пойдем. Вы, все вы подписались под своим предназначением». Он возвращается к тому месту, где был, поднимает Свою сумку и говорит: «Пойдем по дороге в Ефраим, по той, которую нам указали».

   «В Самарию?!» Они крайне удивлены.

  «В Самарию. Или, по крайней мере, к ее границам. Иоанн тоже пошел жить там, до назначенного часа его проповеди Христа.

   «Но это не спасло его!» — возражает Иаков Зеведеев.

   «Я пытаюсь не спастись, а спасти. И Я спасу в назначенный час Преследуемый Пастырь идет к самым несчастным овцам, чтобы покинутые и заброшенные, какими они являются, могли получить свою долю мудрости, чтобы подготовиться к новому времени».

   После остановки, которая послужила как для отдыха, так и для того, чтобы почтить Субботу, Он широкими шагами устремляется вперед, так как желает достичь назначения прежде, чем тропинка ночью станет непроходимой.

   Когда они достигли небольшого потока, текущего от Ефраима к Иордану, Иисус подозвал Петра и Нафанаила и дал им сумку, сказав: «Идите вперед и ищите Марию Якова. Я помню, что Малахия говорил Мне, что она самая бедная женщина в деревне. Несмотря на ее большой дом, сейчас в нем нет ее сыновей и дочерей. Мы остановимся у нее. Дайте ей достаточно денег, чтобы она могла оказать нам гостеприимство, не обращаясь для этого с просьбами ко многим людям. Вы знаете, где находится дом. Он большой, осеняется четырьмя гранатовыми деревьями, расположен у моста через поток»

  «Мы знаем, Учитель, и сделаем, как Ты сказал». Они быстро уходят, а Иисус вместе с остальными медленно следует за ними.

   Из лесистой долины, посреди которой течет поток, в гаснущем свете дня и раннем лунном свете видны белые дома деревни. Вокруг нет ни души, когда они подходят к дому, совершенно белому в лунном свете. В тишине ночи слышен только шум потока. Оглядевшись и взглянув на горизонт можно увидеть большой участок звездного неба, склонившийся над большими просторами земли, которые понижаются к пустынной равнине, простирающейся до самого Иордана. Торжественный мир царит над Землей.

   Они стучатся в дверь. Ее открывает Петр. «Все улажено, Господь. Старушка заплакала, когда мы дали ей деньги. У нее не осталось и монетки. Я сказал ей: «Не плачь, женщина. Нет больше боли там, где находится Иисус из Назарета». Она ответила мне: «Я знаю. Я страдала всю свою жизнь и именно сейчас я была на самом пределе способности переносить их. Но Небо раскрылось вечером моей жизни и привело ко мне Звезду Иакова, чтобы даровать мне мир». Сейчас она подготавливает комнаты, которые были закрыты столь долгое время. Х’м, Здесь их не очень много. Но женщина, кажется, очень хорошая. Вот и она! Женщина! Вот Ребе!»

   В дверях появляется очень худая старушка с кроткими полными печали глазами. Она в растерянности останавливается в нескольких шагах от Иисуса. Она чувствует себя неловко.

   «Мир тебе, женщина. Я не доставлю тебе больших беспокойств».

   «Я хотела бы, чтобы Ты взошел на мое сердце, чтобы сделать посещение моего бедного дома более приятным для Тебя. Войди, Господь, и пусть Бог войдет вместе с Тобой». Она задышала ровней и осмелела в свете взгляда Иисуса.

   Все входят и закрывают дверь. Дом большой как гостиница и пустой как пустыня. Только кухня выглядит живой из-за яркого огня в очаге посреди комнаты.

   Варфоломей, который присматривает за огнем, оборачивается и говорит улыбаясь: «Успокой эту женщину, Господь. Она печальна, потому что не может почтить Тебя».

   «Твоего сердца для Меня достаточно, женщина. Ни о чем не беспокойся. Завтра мы все обеспечим. Я тоже бедный. Принесите ей нашу провизию. Бедные люди делятся своим хлебом и солью без стыда, но с братской любовью. Материнской любовью в твоем случае, женщина. Потому что ты могла бы быть Моей матерью. И почитаю тебя как таковую…»

   Женщина плачет тихими слезами старой страдающей души, вытирает свои слезы вуалью и шепчет: «У меня было три сына и семь дочерей. Одного сына унес поток, а другого болезнь. Третий покинул меня.. Пятеро дочерей заболели той же болезнью, что и их отец и умерли. Шестая умерла в детстве, а седьмая… То, что не сделала смерть, сделал грех В мои преклонные годы меня не чтут мои дети и от того я стала такой… В деревне ко мне относятся хорошо… то есть, как к бедной женщине. Ты добр к матери…»

   «У Меня тоже есть мать. И в каждой женщине, которая является матерью, Я почитаю Ее. Но не плачь. Бог добр. Имей веру, и дети, которые еще остались, могут вновь к тебе вернуться. Остальные пребывают в мире…»

   «Я думаю, что это наказание, потому что я происхожу из этого места…»

   «Имей веру. Бог более справедлив, чем люди…»

   Апостолы, которые пошли в свои комнаты вместе с Петром возвращаются. Они принесли провизию. Они разогревают на огне маленького барашка, которого зажарила Ника. Кладут его на стол. Иисус предлагает и благословляет их и желает, чтобы маленькая старушка села за стол вместе с ними, а не сидела в своем уголке, вкушая на ужин свой бедный цикорий…

   Изгнание на границе Иудеи началось …