5 марта 1947

   1. Фирца окружена такими густыми оливковыми рощами, что только подойдя к городу очень близко, понимаешь, что находишься рядом с ним. Пояс из прекрасных плодородных огородов является последней преградой на пути к городу. В огородах цикорий, салаты, бобовые, молодые растения тыкв, фруктовые деревья и беседки, смешивающие и чередующие различные оттенки своей зелени и своего цветения, обещающего плоды, или маленькие плоды, обещающие удовольствия. Виноградные лозы и рано цветущие оливы, колышимые довольно сильным бризом, роняют свои маленькие цветки, покрывая землю зеленовато-белым снегом.

   Из-за завесы зарослей камыша и ив, растущих рядом с безводным каналом, дно которого, однако, все еще влажное, слышится шум шагов новоприбывших и появляются восемь апостолов, посланных вперед. Они явно расстроены и опечалены, бегут навстречу идущим вслед за ними и жестами показывают, чтобы они остановились. Приблизившись, они говорят: «Уйдем отсюда! Прочь отсюда! Пойдем обратно. Невозможно войти в этот город. Они почти побили нас камнями. Войдем в эти заросли, и поговорим…» И беспокоясь о том, чтобы уйти незамеченными, они ведут Иисуса, трех апостолов, мальчика и женщин вдоль канала в сторону, противоположную городу, и говорят: «Здесь нас не хотят видеть. Уйдем! Уйдем!»

   Напрасно Иисус, Иуда и два сына Зеведея пытаются узнать, что случилось. Напрасно они спрашивают: «А как же Иуда Симонов? Что с Элизой?» Восемь апостолов не слушают их. Пробираясь сквозь переплетение стеблей и болотных растений, они поранили свои ноги. По их лицам бьют свисающие ветви ив и жесткие листья камыша. Скользя в грязи на дне канала, хватаясь за сорняки на его краях и забрызгиваясь грязью, подгоняемые сзади восьмью апостолами, которые идут, постоянно оборачиваясь, опасаясь преследователей из Фирцы. Но никого нет на дороге кроме солнца, начинающего клониться к закату, и тощей бродячей собаки.

   2. В конце концов, они оказываются у больших зарослей кустов, разграничивающих участки. За кустами поле льна, на длинные стеблях которого, волнуемых ветром, уже начали появляться небесно-голубые цветки.

   «Сюда, сюда. Если мы сядем, никто не увидит нас, и, когда стемнеет, мы сможем уйти…» — говорит Петр, утирая свой пот…

   «Куда?» — спрашивает Иуда Алфеев. «С нами женщины».

   «Мы должны уйти куда-нибудь. Во всяком случае, на лугах много недавно скошенного сена. Его можно использовать в качестве ложа. Мы сделаем для женщин навесы из наших мантий и будем вести наблюдение».

   «Да. Этого достаточно, чтобы нас не заметили, а затем спуститься к Иордану на рассвете. Ты был прав, Учитель, не желая идти по дороге через Самарию. Для бедных людей, подобных нам,  разбойники лучше, чем самаряне…» — говорит Варфоломей, все еще тяжело дыша.

   «Но что же случилось, одним словом? Иуда сделал что-то …» — спрашивает Фаддей.

   Фома перебивает его: «Иуда, конечно, был избит. Мне жаль Элизу…»

   «Вы видели Иуду?»

   «Я не видел. Но в данном случае легко верно пророчествовать. Если он сказал, что он Твой апостол, то он определенно получил взбучку. Учитель, они не желают Тебя».

   «Да. Они все восстали против Тебя».

   «Они истинные самаряне».

   Все говорят одновременно.

   3. Иисус требует, чтобы они замолчали, и говорит: «Пусть говорит только один. Ты, Симон Зелот, ты самый спокойный».

  «Господь, это легко сказать в нескольких словах. Мы вошли в город, и никто не побеспокоил нас, пока они не узнали кто мы, до тех пор они думали, что мы проходящие мимо паломники. Но когда мы спросили, — и надо же было нам спросить! – не входили ли в город и не искали ли Галилейского Учителя и Его спутников молодой, высокий, смуглый мужчина в красной мантии и талитом (головным убором) в красную и белую полоску, и пожилая худая женщина с почти белыми волосами, они сразу же разгневались…  Возможно, мы не должны были говорить о Тебе. Мы, конечно, совершили ошибку… Но в других местах нас принимали так хорошо, что… Мы не поняли, что произошло!… Те, кто тремя днями раньше были так почтительны к Тебе, сейчас подобны змеям!…»

   Фаддей прерывает его: «Это дело рук иудеев…»

   «Я так не думаю. Я так не думаю, заключая из того, что они говорили, попрекая и угрожая нам. Я думаю… Нет. Я, мы уверены, что причиной самарянской ярости явился тот факт, что Иисус отверг их предложение о защите. Они кричали: “Уходите! Уходите прочь, вы и ваш Учитель! Он хочет пойти и поклоняться на Мориа. Хорошо, пусть Он идет и пусть Он и все Его последователи умрут. Среди нас нет места тем, кто считает нас не друзьями, а только слугами. Мы не желаем дальнейших неприятностей, пока не будет дохода в качестве компенсации. Камни, а не хлеб для Галилеянина.  Нападения наших собак, вместо приема в наших домах”. Все это, и даже более этого  они говорили. И так как мы настаивали, пытаясь узнать, наконец, что случилось с Иудой, они подобрали камни, чтобы побить нас и действительно спустили на нас своих собак. Они кричали друг другу: “Давайте встанем на пост у каждого входа, если Он придет, то мы отомстим за себя”. Женщина, — всегда найдется добрая душа среди злых людей, — втолкнула нас в свой огород, а затем вывела нас по тропинке через огороды к каналу, в котором не было воды, так как они поливают до Субботы, и спрятала нас там. Затем она пообещала нам, что мы получим новости об Иуде. Но больше она не приходила. Мы должны ждать ее здесь, потому что она сказала, что если не найдет нас в канале, то придет сюда».

   4. Высказывается множество комментариев. Некоторые продолжают обвинять иудеев. Некоторые слегка попрекают Иисуса, упрек скрыт в их замечаниях: «В Сихеме Ты говорил слишком ясно, а затем ушел. В течение последних трех дней они решили, что не имеет смысла обманывать самих себя и причинять себе ущерб ради того, кто не удовлетворил их… и они изгнали Тебя…» Иисус отвечает: «Я не жалею о том, что говорил правду и исполнял Свой долг. Сейчас они не понимают. Вскоре они поймут справедливость Моих слов и будут поклоняться Мне больше, чем если бы Я был несправедлив или если бы Моя справедливость оказалась большей, чем Моя любовь к ним».

   «Там! Там женщина на дороге. Она настолько смела, что идет не скрываясь…» — говорит Андрей.

   «Она не предаст нас, как вы думаете?» — с подозрением говорит Варфоломей.

   «Она одна!»

   «Но за ней могут следовать люди, скрывающиеся в канале…» Но женщина идет, неся на голове корзину, минуя поля льна, где ждут Иисус и Его апостолы, затем она сворачивает на узкую тропу и исчезает из виду… внезапно появившись за ожидающими, обернувшимися почти с испугом, когда услышали за собой шелест растительности. Женщина обращается к восьми мужчинам, с которыми она знакома: «Вот и я! Простите меня, что заставила  вас ждать так долго… Я не хотела, чтобы кто-нибудь следовал за мной. Я сказала, что собираюсь пойти к своей матери… Я знаю… Я принесла немного еды  для вас. Учитель… Который из вас Учитель? Я хотела бы почтить Его».

   «Вот Учитель».

   Женщина, положив на землю свою корзину, простирается ниц со словами: «Прости грех моих сограждан. Если бы никто не подстрекал их… Но многие поспособствовали тому, чтобы они не приняли Тебя…»

   «Я не испытываю неприязни и обиды, женщина. 5. Встань и говори. Есть ли у тебя какие-либо новости о Моем апостоле и о женщине, которая была с ним?»

   «Да, есть. Изгнанные подобно собакам, они находятся вне города, с другой его стороны, в ожидании ночи. Они хотят пойти назад, к Енону, желая найти Тебя. Они хотели придти сюда, так как узнали, что их спутники здесь. Я сказала им, чтобы они не делали этого и были спокойны, так как я отведу вас к ним.  Я сделаю это, как только стемнеет. К счастью моего мужа нет дома, так что я свободно могу покидать дом. Я отведу вас к одной из моих сестер, которая вышла замуж внизу, на равнине Вы там поспите, не говоря о том, кто вы, не из-за Мероды, но из-за людей, которые живут с ней. Они не самаритяне, они пришли из Декаполиса и осели там. Но всегда мудро…»

   «Да вознаградит тебя Бог. Двое учеников были ранены?»

   «Мужчина – немного. Женщина – нисколько.  И Всевышний, конечно, защищал ее, потому что она отважная и защищала своего сына своим собственным телом, когда горожане стали подбирать камни. О! Какая сильная женщина! Она кричала: “Так вы бьете человека, который не оскорблял вас? А не окажете ли вы уважения мне, защищающей его матери? У вас нет матерей, поскольку вы не уважаете матери? Вы родились от волков или были сотворены из грязи и навоза?” И она смотрела на нападавших, держа свою широкую мантию раскрытой, чтобы защитить мужчину, и в то же время она отходила, выводя его из города… И даже сейчас она утешает его, говоря: “Пусть Всевышний дарует тебе, чтобы кровь, которую ты пролил за Учителя, могла стать бальзамом для твоего сердца”, Но это маленькая рана. Возможно, мужчина был более испуган, чем поранен. Но поешьте сейчас немного. Здесь немного свежего молока для женщин и хлеб, сыр и фрукты. Я не смогла сварить мяса, тогда бы я слишком опоздала. Здесь немного вина для мужчин. Ешьте, пока смеркается. Затем по безопасной дороге мы пойдем к двум ученикам, а потом  к дому Мероды».

   «Пусть Бог вновь вознаградит тебя», — говорит Иисус, и предлагает пищу, делит и раздает ее, отложив немного пищи для двух отсутствующих учеников.

   «Нет. Я позаботилась о них, так как отнесла им яйца и хлеб, которые спрятала под своей одеждой, и немного вина и масла для ран. Это для вас. Ешьте сейчас, а я буду наблюдать за дорогой…»

  6. Они едят, но мужчины едят с возмущением, а женщины чувствуют апатию от подавленности. Все они, за исключением Марии из Магдалы, так как то, что для других было страхом или унынием, воздействовало на нее подобно ликеру, который стимулирует нервы и отвагу. Ее глаза вспыхивают гневом, когда она смотрит на враждебный город. Только присутствие Иисуса, уже сказавшего, что не испытывает неприязни, удерживает ее от произнесения резких слов. И так как она не может говорить или действовать, она дает выход своему гневу, расправляясь со своим невинным куском хлеба таким многозначительным образом, что Зелот не может удержаться и не сказать улыбаясь: «Счастливы те жители Фирцы, которые не попали тебе в руки! Ты выглядишь как скованный дикий зверь, Мария!»

   «Да, это так. Ты прав. И в глазах Божьих, это мое самообуздание и воздержание от того, чтобы войти в город, как они того заслуживают, имеет большую ценность, чем все то, что я делала до сих пор ради искупления».

   «Будь доброй, Мария! Бог простил тебе грехи более тяжкие, чем их».

   «Это правда. Они оскорбили Тебя один раз, мой Бог, и по подстрекательству других людей. Я же – много раз… и по своей собственной воле… и я не могу быть нетерпимой и гордой…»  Она опускает свои глаза на свой хлеб и на него падают две слезы.

   Марта кладет свою ладонь на колени своей сестры и говорит ей вполголоса: «Бог простил тебя. Не падай больше духом… Помни о том ты получила: нашего Лазаря…»

   «Это не уныние. Это благодарность. Это эмоции… И это также проявление того, что я сама все еще лишена той милости, которую я так обильно получила… Прости меня, Раввуни!» — говорит она, поднимая свои чудесные глаза, в которых смирение восстановило доброту.

   «Прощение никогда не отвергает людей со смиренным сердцем, Мария».

   7. Опускается ночь, окрашивая воздух в изысканный, постепенно исчезающий, фиолетовый оттенок. Очертания предметов находящихся не очень далеко тоже размываются. Стебли льна, прежде видимые во всей своей красе, смешались в однообразную темную массу. Птицы среди листьев на ветвях умолкли. Начинают сиять первые звезды. Первый сверчок застрекотал в траве. Наступила ночь.

   «Мы можем идти. Здесь, в полях, нас не увидят. Идите, ничего не опасаясь. Я не предаю вас. И делаю я это не ради воздаяния. Я только прошу Небо быть милостивым ко мне, потому что все мы нуждаемся в милости», — говорит женщина со вздохом.

   Они встают и трогаются в путь вслед за ней. Они обходят Фирцу на безопасном расстоянии, пробираясь среди полей и полутемных огородов, но не настолько большом, чтобы не видеть мужчин вокруг костров на дорогах у входов в город.

   «Они подстерегают нас», — говорит Матфей.

   «Проклятые!» — педит Филипп сквозь зубы.

   Петр ничего не говорит, но потрясает своими руками, поднятыми к Небу, в молчаливом призыве или протесте.

  Но Иаков и Иоанн Зеведеевы, оживленно беседующие друг с другом чуть впереди остальных, возвращаются и говорят: «Учитель, если Ты не желаешь слышать просьб о наказании в силу Твоей совершенной любви, не могли бы мы исполнить их? Не призвать ли нам огонь небесный, чтобы он нисшел на этих грешников и пожрал их. Ты говорил нам, что мы сможем сделать все, о чем попросим с верой и…»

  Иисус, Который шел с опущенной головой, как если бы Он был уставшим, внезапно выпрямился и бросил на них испепеляющий взгляд, Его глаза вспыхнули в лунном свете. Два брата попятились и замолчали, испугавшись Его взгляда. Иисус, не отрывая от них Своего взгляда, говорит: «Вы не знаете духа, который в вас. Сын человеческий пришел не для того, чтобы губить души, но чтобы спасать их. Разве вы не помните того, что Я говорил вам? В притче о пшенице и плевелах Я сказал: “До времени позвольте пшенице и плевелам расти вместе. Потому что если вы попытаетесь отделить их сейчас, вы можете вместе с плевелами выдернуть и пшеницу. Поэтому оставьте их до времени сбора урожая. Когда придет время жатвы, Я скажу жнецам: соберите сейчас плевелы и свяжите их в снопы чтобы сжечь, затем соберите хорошую пшеницу и уберите в житницу Мою”».

   8. Иисус сейчас умерил свой гнев на двух апостолов, просивших наказания для горожан Фирцы из-за гнева, возбужденного их любовью к Нему, и теперь стоявших перед Ним с опущенными головами. Он взял их за локти, одного справа от Себя, а другого слева и продолжил движение, ведя их таким образом и обращаясь ко всем, так как все собрались вокруг Него, когда Он остановился. «Я торжественно говорю вам, что время сбора урожая близко, при дверях. Моего первого урожая. И для многих не будет второго. Но, — и давайте восхвалим Всевышнего за это, — некоторые люди, которые не были способны стать колосьями хорошей пшеницы в Мое время, после очищения Пасхальной Жертвой родятся вновь с новыми душами. До того дня Я не буду безжалостным к кому-либо… После же будет по справедливости…»

   «После Пасхи?» — спрашивает Петр.

  «Нет. После времени. Я говорю не о современных нам людях. Я смотрю в будущие века. Человек постоянно обновляется, подобно пшенице на полях. И жатвы следуют одна за другой. Я оставлю все необходимое будущим поколениям, чтобы они стали хорошей пшеницей. Если они не пожелают стать хорошей пшеницей, то при скончании мира Мои ангелы отделят плевелы от хорошей пшеницы.  Затем будет только один вечный День Божий. В настоящее время в мире есть день Бога и день Сатаны. Первый сеет Благо, второй разбрасывает свои проклятые плевелы, свои скандалы, свою порочность, свои семена, которые возбуждают порочность и скандалы, среди семян Бога. Потому что всегда есть такие люди, которые возбуждают других людей против Бога, как здесь, с этими людьми, которые поистине менее виновны, чем те, кто подстрекает их действовать неправильно».

   «Учитель, каждый год мы очищаемся во время Пасхи, но всегда остаемся такими, какими были. Изменится ли это в этом году?» — спрашивает Матфей.

   «Очень изменится».

   «Почему? Объясни нам это?»

  «Завтра… Завтра, или когда мы будем в пути, и Иуда Симонов будет с нами, Я объясню вам».

   «О! Да.  Ты скажешь нам, и мы станем лучше… а пока прости нас, Иисус», — говорит Иоанн.

   «Я действительно назвал вас правильным именем[1]. Ведь гром не причиняет вреда. Молния, да, может убить. Но гром часто предвещает о молниях. То же самое случается с теми, кто не удаляет из своего духа всякий беспорядок, который противится любви. Сегодня они просят позволения на наказание. Завтра они накажут не спрашивая. Послезавтра они накажут даже без какой-либо причины. Падать легко… Вот почему Я говорю вам, чтобы вы избавились от всякой суровости и грубости со своими ближними. Поступайте так, как Я, и вы, конечно, никогда не ошибетесь. Видели ли вы когда-нибудь Меня мстящим за Себя тем, кто опечаливал Меня?»

[1]  Мк.3.17  Поставил… Иакова Зеведеева и Иоанна, брата Иакова, нарекши им имена Воанергес, то есть «сыны громовы».