ЕВАНГЕЛИЕ КАК ОНО БЫЛО МНЕ ЯВЛЕНО
617. Воскресение
В саду – совершенное безмолвие, сверкают росы. Над ним небо, которое, перестав быть иссиня-черным с вкраплениями звезд, что всю ночь бдели над миром, делается сапфировым и все светлеет и светлеет. Рассвет отодвигает с востока на запад те области, где пока еще темно, подобно волне во время прилива, которая все нарастает, накрывая темный берег и замещая пепельную серость влажного песка и черноту прибрежных скал лазурью морской воды.
Какая-нибудь из звездочек никак не желает угасать и все слабее проглядывает сквозь волну бледно-зеленого рассветного свечения, молочного с пепельной примесью, как у листвы сонных олив, венчающих холм неподалеку. И вот она тонет в нахлынувшем приливе рассвета, словно клочок земли под водой. И их становится на одну меньше… Потом еще на одну… еще и еще. Небо лишается своего звездного табуна, и лишь там, на крайнем западе, три, потом две, потом одна – остаются понаблюдать за этим ежедневным чудом восстающей зари.
И вот, когда на бирюзовом шелке восточного небосклона нитью прочерчивается розовая линия, по лиственным кронам и травам проносится вздох ветра, призывающий: «Просыпайтесь! День возродился». Но никто не пробуждается, кроме листьев и трав, что вздрагивают алмазами своих рос и издают слабый шелест, сопровождаемый падением капель. Птицы еще не проснулись ни в густых ветвях высоченного кипариса, который возвышается, словно хозяин в своем королевстве, ни в спутанном переплетении живой лавровой изгороди, образующей убежище от северного ветра.
2Стражники – скучающие, озябшие, сонные, – в различных позах приглядывают за Гробницей, каменный вход в которую был укреплен по краям большим слоем известки, наподобие контрфорсов, на матовой белизне которой заметно выделяются широкие пятна красного воска, кем-то вдавленные прямо в свежую известь: Храмовые печати[2].
[2] Опасаясь похищения Тела Иисуса учениками, Его противники из числа саддукеев запечатали Гробницу печатями Иерусалимского храма.
Должно быть, судя по золе и несгоревшим головешкам на земле, стражники ночью разжигали костерок. Очевидно, что они также трапезничали и играли, судя по все еще разбросанным остаткам еды и рассыпанным полированным косточкам, которые, несомненно, использовались для какой-то игры, на манер нашего домино или нашей детской игры в шарики, что происходила на примитивной клетчатой доске, начерченной на дорожке. Потом они утомились и бросили все как есть, пытаясь найти более или менее удобные положения для сна или для наблюдения.
3В небе, восточный край которого стал теперь совершенно розовым, постоянно увеличиваясь в размерах, – в чистом небе, впрочем, еще остающемся без солнечных лучей, возникнув из неведомых глубин, появляется ярчайший метеорит, который снижается как огненный шар невыносимой яркости, сопровождаемый блестящим хвостом. Этот хвост, быть может, не что иное, как отпечаток его сияния на сетчатке наших глаз. Он стремительно несется к Земле, источая свет такой интенсивной, фантастической, пугающей белизны, что розовое свечение рассвета полностью исчезает в нем, поглощенное этим белым калением.
Стражники удивленно задирают головы, поскольку вместе со светом возникает еще и мощный, стройный, торжественный гул, наполняющий собою все Мироздание. Он идет из небесной глубины. Это аллилуйя, ангельское славословие, сопутствующее Христову Духу, который возвращается в Свое прославленное Тело.
Метеорит ударяется о бесполезный запорный камень Гробницы, срывает его с места и опрокидывает, поражая грохотом и ужасом стражников, поставленных тюремщиками Владыки Вселенной, который Своим возвращением на Землю снова вызывает землетрясение, как это уже происходило, когда тот же Дух Господень покидал ее. Он вступает во тьму Гробницы, которая вся озаряется Его неописуемым сиянием, и пока оно остается в оцепеневшем воздухе, Дух входит в Тело, неподвижное под погребальными пеленами.
И все это не во мгновение, но в долю мгновения, настолько быстрым было появление, сошествие, проникновение и исчезновение Божьего Света…
4Действие божественного Духа над Своей окоченевшей Плотью происходит в молчании. Сущность изрекла бездвижной Материи свое: «Да будет». Однако человеческого уха не коснулось никакое слово. Плоть получает повеление и повинуется ему глубоким вздохом… Несколько мгновений ничего не происходит.
Покрытая пеленой[3] и плащаницей, прославленная Плоть преображается в состояние божественной красоты, пробуждаясь от смертного сна, возвращается из «ничто» к тому, чем она была ранее, оживает после того, как умерла. Очевидно, просыпается сердце и первым ударом толкает ледяную кровь, оставшуюся в жилах, и тотчас наполняет ею опустевшие артерии, обездвиженные легкие, помраченный мозг, снова неся тепло, здоровье, силу, мышление.
[3] Судáрь, погребальный платок, лежавший на голове Спасителя.
Еще миг – и вот внезапное движение под тяжестью плащаницы. Такое внезапное, что глаз едва успевает уловить переход от момента, когда только начинают двигаться Его скрещенные руки, до того, как Он уже оказывается на ногах – внушительный, великолепнейший в своем невещественном одеянии, сверхъестественно красивый и величественный, с некоторой степенностью, которая меняет и возвышает Его, оставляя, все же, самим Собой. И теперь глаз восхищается Им: настолько Он отличен от того, что осталось в памяти, восстановившийся, без ран, без крови, но лишь блистающий светом, который потоками струится из пяти рубцов[4] и излучается каждой клеткой Его кожи.
[4] Пять ран Христа: по две на запястьях и на ступнях – от гвоздей, и еще одна, от копья – в области сердца.
5Когда Он делает первый шаг – и в движении лучи, бьющие из Ладоней и из Ступней, создают вокруг Него ореол света: от Головы, окруженной нимбом, получившимся из бесчисленных ранок от тернового венца, которые уже не кровоточат, но источают только свет, и до края риз, когда, выпростав руки, скрещенные до того на груди, Он открывает область ярчайшего свечения, пробивающегося из-под одеяния и зажигающего настоящее солнце на уровне Сердца, – тогда Он в самом деле предстает «Светом» во плоти.
Не жалким светом Земли, не скудным светом звезд, не скромным светом солнца, но Светом Божества. Все райское блистание собралось в едином Существе, преподнеся глазам свою невообразимую синеву, свое золотистое пламя – волосам, свою ангельскую белизну – Его одежде и цвету лица, а всему, что есть – неописуемый человеческими словами превыспренний огонь Пресвятой Троицы, затмевающий своею пылающей мощью всякое райское пламя, поглощая его в Себе с тем, чтобы заново породить в следующий же миг вечной Пульсации Сердца Небес, что вбирает и разносит бессчетные капли Его бесплотной крови, которая есть в блаженных душах, в ангелах, во всем, что представляет собой Рай, в любви Божьей, в любви к Богу, – и все это есть Свет, который придает форму Воскресшему Иисусу.
6Когда Он перемещается, направляясь к выходу, то глаза вдруг начинают различать за Его сиянием еще два белоснежных свечения, подобных, однако, лишь звездам на фоне солнца, и как мне кажется, простертых ниц, по одну и по другую стороны от порога, в поклонении своему Богу, который шествует мимо, окутанный светом, наполняющий блаженством Своей улыбки, и выходит, покидая погребальную пещеру и снова ступая по земле, что пробуждается от радости и вся искрится в переливе своих рос, в оттенках своих трав и розариев, в неисчислимых венчиках яблоневых цветов, открывающихся первому явлению солнца, ласкающего их, и вечного Солнца, проходящего под ними.
Стражники там же, лежат без чувств… Оскверненные силы человека не видят Бога, тогда как чистые силы мироздания – цветы, травы, птицы – восхищаются и чтят Всемогущего, который ступает в ореоле нимба собственного сияния и в ореоле солнечного света.
Под Его улыбкой, Его взглядом, брошенным на цветы, на сухие ветви, тянущиеся к ясному небу, все становится еще красивее. И более мягкими и шелковистыми делаются миллионы лепестков, образующих цветочную дымку над головой Победителя. И еще ярче сверкают алмазные росы. И еще синéе небо, что отражается в Его сияющих глазах, и веселее солнце, что окрашивает радостью облачко, несомое легким ветром, который спешит окутать своего Царя ароматами, позаимствованными у садов, и прикосновениями шелковых лепестков.
Иисус поднимает Руку и благословляет, и затем, в то время как птичий гам и запахи ветра усиливаются, Он пропадает из виду, оставляя во мне отраду, которая стирает даже самые малейшие воспоминания о печалях и страданиях, и попечениях о завтрашнем дне…