ЕВАНГЕЛИЕ КАК ОНО БЫЛО МНЕ ЯВЛЕНО
76. В Ютте у пастуха Исаака. Сара и ее дети
12 января 1945.
1Прохладная долина с журчащими водами, что стремятся к югу через пороги и пенятся, водами серебристого ручейка, распространяющего свою веселую свежесть на небольшие прибрежные пастбища, кажется даже, что его влага поднимается вверх по склонам, настолько они зеленые: пестрая зелень изумруда, которая через кустарник и заросли подлеска взбирается вплоть до верхушек высоких деревьев, среди которых много грецкого ореха, образующих самый настоящий лес, пересеченный открытыми участками плоскогорья, зелеными от сочной травы, этого здорового и доброго корма для стад.
Иисус вместе со Своими учениками и тремя пастухами спускается в направлении ручья. Он терпеливо останавливается, когда надо подождать какую-нибудь задержавшуюся овцу или одного из пастухов, которому приходится догонять сбившегося с пути ягненка. Он сейчас настоящий Добрый Пастырь. Он тоже запасся длинной ветвью, чтобы отодвигать побеги ежевики, боярышника и ломоноса, что высовываются со всех сторон и стремятся зацепиться за одежду. И это довершает Его пастушеский облик.
«Видишь? Ютта вон там, наверху. Сейчас перейдем ручей, не прибегая к мосту: здесь есть брод, летом он пригоден. Было бы короче добраться до Хеврона. Но Ты не хочешь».
«Нет. В Хеврон после. Сначала всегда к тем, кто страдает. 2Умершие уже не страдают, если они праведны. А Самуил был праведником. Потом, умершие нуждаются в молитве, и чтобы вознести ее за них, нет необходимости находиться рядом с их останками. Кости? Что они такое? Доказательство могущества Бога, который из праха сотворил человека. Но не более того. У животных тоже есть кости. Скелет, не настолько совершенный, как у человека, есть у всякого животного. Только человек, царь творения, обладает прямой осанкой, как царь над своими подданными, и лицо его смотрит вперед и вверх, для чего не надо выгибать шею; вверх, туда, где находится обитель Отца. Но это всего лишь кости. Прах, который обращается прахом. Вечная Благость решила восстановить его в День вечности, чтобы подарить блаженным еще более яркое ощущение радости. Подумайте: не только души вновь объединятся и возлюбят друг друга так, как на Земле, и даже намного сильнее того, но они также испытают радость вновь увидеть друг друга в том внешнем облике, что был у них на Земле: милые курчавые детки, как у тебя, Илия, отцы и матери, чьи сердца и лица наполнены любовью, как у ваших родителей, Левий и Иосиф. Более того, что касается тебя, Иосиф, ты, наконец, узнаешь те лица, по которым тоскуешь. Там, наверху, среди праведников уже нет ни сирот, ни вдов… Поминовение умерших можно совершать где угодно. Это молитва души за душу того, кто был нам близким, совершенному Духу, который есть Бог и пребывает повсюду. О, святая свобода всего того, что духовно! Ни расстояний, ни изгнаний, ни тюрем, ни могил… В том, что вне и превыше плотских оков, нет ничего такого, что разделяло бы и порабощало бы болезненной немощью. Вы отправитесь, лучшая часть вас самих[1], к своим любимым. Они, их лучшая часть, придут к вам. И от этого порыва душ, любящих друг друга, всё закрутится вокруг вечного Центра, вокруг Бога: совершеннейшего Духа, Творца всего, что только было и что будет, Любви, которая вас любит и научает самих вас любить… 3Ну вот, Я полагаю, мы и у брода. Я вижу ряд камней, выступающих из неглубокой воды».
[1] Имеется в виду высшая часть человеческой души.
«Да, Учитель, это он. Во время полноводья – это шумный водопад, сейчас – всего лишь семь струек воды, смеющихся среди шести тяжелых камней брода».
В самом деле, шесть крупных валунов, довольно обтесанных, выложены по дну потока на расстоянии в добрую пядь один от другого, и вода, до того собранная в единую блестящую ленту, разделяется на семь маленьких переливающихся, смеющихся лент, чтобы вновь соединиться по ту сторону брода в одну задорную струю, что уносится прочь, болтая с галькой в русле.
Пастухи наблюдают за переправой овечек, часть которых переходит по камням, а часть предпочитает спуститься в воду, не более ладони глубиной, и попить из этой алмазной волны, что пенится и смеется.
Иисус переходит по камням, за Ним Его ученики. Они возобновляют путь по другой стороне.
4«Ты говорил мне, что хочешь оповестить Исаака о том, что Ты здесь, но не заходить в селение?»
«Так, так Я хочу».
«Тогда нам хорошо бы разделиться. Я направлюсь к нему, Левий и Иосиф останутся со стадами и с вами. Поднимусь отсюда. Это будет быстрее».
И Илия принимается взбираться вверх по склону, в сторону белеющих домов, что сверкают на солнце там наверху. Похоже, я следую за ним. Вот он у крайних домов. Идет переулочком между домами и огородами. Проходит около десятка метров. Затем сворачивает на более широкую улицу и по ней выходит на площадь.
Я не сказала, что всё это происходит в первые утренние часы. Говорю это теперь, чтобы объяснить, что на площади всё еще идет торговля, и хозяйки с продавцами голосят вокруг деревьев, бросающих тень на эту площадь.
Илия уверенно доходит до той точки, где площадь переходит в улицу, и довольно красивую. Наверное, самую красивую в этом селении. На углу ее – лачуга, вернее, комната с открытой дверью. Почти у порога – бедная кровать, а на ней – сильно осунувшийся немощный человек, который жалобно просит монетку у всякого прохожего.
Илия врывается внутрь: «Исаак… это я».
«Ты? Не ждал тебя. Ты приходил в прошлый месяц».
«Исаак… Исаак… Знаешь, почему я пришел?»
«Не знаю… ты взволнован… что случилось?»
«Я видел Иисуса из Назарета, возмужалого, теперь уже Рабби. Он пришел и разыскал меня… и хотел нас повидать. О! Исаак! Тебе плохо?»
Исаак, и правда, откинулся, будто умирающий. Однако он снова приходит в себя: «Нет. Это новость… Где Он? Как Он? О! Мне бы Его увидеть!»
«Он внизу, в долине. Послал меня сказать тебе так, именно так: „Приходи, Исаак, ибо Я хочу увидеть тебя и благословить“. Сейчас я позову кого-нибудь, кто мне поможет, и сопровожу тебя вниз».
«Он так сказал?»
«Да. Так кáк ты?»
«Иду».
Исаак отбрасывает покрывала, сдвигает с места свои неподвижные ноги, спускает их со своего тюфяка, ставит на пол и еще несколько неуверенно и шатаясь поднимается. Все это в одно мгновение, на виду у вытаращившего глаза Илии… который, наконец, понимает и испускает крик…
Выглядывает любопытная бабенка. Видит немощного, накидывающего на себя, за неимением ничего другого, одно из покрывал, и убегает прочь, вскрикивая, словно какая-нибудь курица.
«Пойдем… пойдем отсюда, чтобы успеть, пока не соберется толпа… Быстрее, Илия».
И они бегом выходят из дверцы садика на заднем дворе, толкают калитку из сухих ветвей – и вот они снаружи, несутся по убогому переулочку, потом вниз по улочке между огородами, а от нее спускаются лугами и рощицами до самого потока.
5«Вон там Иисус, – говорит Илия, указывая на Него, – Тот высокий, красивый, светловолосый, одетый в белое и в красном плаще…»
Исаак бежит, протискиваясь через пасущееся стадо, и с возгласом торжества, радости, преклонения падает ниц у ног Иисуса.
«Вставай, Исаак. Я пришел принести тебе мир и благословение. Вставай, чтобы Я узнал твое лицо».
Но Исаак не может подняться. Слишком много впечатлений сразу, и он так и остается: приникший к земле со счастливыми слезами на лице.
«Ты пришел тотчас. Не спросив себя, сумеешь ли…»
«Ты сказал мне прийти… и я пришел».
«И даже не закрыл дверь, не подобрал милостыню, Учитель».
«Не важно. Ангелы присмотрят за его жилищем. Ты доволен, Исаак?»
«О! Господин!»
«Называй Меня Учителем»
«Да, Господин, мой Учитель. Даже если бы я не был исцелен, я был бы счастлив увидеть Тебя. Как я смог обрести у Тебя такую благодать?»
«За твою веру и терпение, Исаак. Я знаю, сколько ты выстрадал…»
«Пустяки, пустяки! Уже пустяки! Я нашел Тебя! Ты живой! Вот что важно… Остальное, всё остальное прошло. Но, Господин и Учитель, теперь-то Ты уже не уйдешь, правда ведь?»
«Исаак, Мне нужно благовествовать всему Израилю. Я пойду… Но если Я не могу остаться, то ты всегда можешь Мне последовать и послужить. 6Хочешь быть Моим учеником, Исаак?»
«О, вряд ли я смогу быть хорошим!»
«Сможешь исповедовать, кто Я такой? Исповедовать это, несмотря на насмешки и угрозы? И рассказать, как Я позвал тебя – и ты пришел?»
«Я рассказывал бы обо всем этом, даже если бы Ты не хотел. Тут бы я Тебе не подчинился, Учитель. Прости, что так говорю».
Иисус улыбается. «А раз так, видишь, что ты годен сделаться учеником?»
«О! Если только это и нужно! Я думал, что это труднее. Что необходимо ходить в школу к раввину, чтобы служить Тебе, Раввину из раввинов… а старому ходить в школу…» Действительно, ему, по меньшей мере, лет пятьдесят.
«Эту школу ты уже прошел, Исаак».
«Я? Нет».
«Ты прошел. Разве ты не продолжал верить и любить, ждать и благословлять Бога и ближнего, не завидуя, не желая того, что есть у других, и даже того, что было твоим, но больше тебе не принадлежало, не говорил истину, даже если это вредило тебе, не прелюбодействуя с Сатаной в совершении грехов? Разве ты всего этого не делал в эти тридцать бедственных лет?»
«Так, Учитель».
«Вот видишь. Эта школа тобой пройдена. Продолжай так же и прибавь откровение о Моем пребывании в мире. Ничего иного не нужно».
«Я уже проповедовал о Тебе, Господин Иисус. Детям, что приходили, когда я, хромой, прибыл в это селение, прося хлеба и делая кое-какую работу по стрижке овец и приготовлению сыра, а потом собирались вокруг моей постели, когда недуг усилился и я перестал владеть ногами. Говорил о Тебе и тогдашним детям, и нынешним, сыновьям тех детей… Дети добрые и всегда доверяют… Я рассказывал о том, как Ты родился… об ангелах… о Звезде и Волхвах… и о Твоей Матери… О! Скажи мне! Она жива?»
«Жива и приветствует тебя. Она все время говорила о вас».
«О! Увидеть бы Ее!»
«Ты Ее увидишь. Однажды ты придешь в Мой дом. Мария при встрече назовет тебя другом».
«Мария… Да. Произнося это имя, словно бы чувствуешь мед на губах… 7Здесь, в Ютте, есть одна женщина, теперь уже женщина, с недавних пор мать четверых детей, а в то время она была девочкой, одной из моих маленьких друзей… и своим чадам она дала имена: двум первым – Мария и Иосиф, третьего, не осмелившись назвать Иисусом, назвала Эммануилом, в доброе предзнаменование самой себе, своему дому и Израилю. И думает, какое имя дать четвертому, который родился шесть дней тому назад. О, когда она узнает, что я исцелен! И что Ты здесь! Сара – добрейшей души, будто мама, и добрый Иоаким, ее супруг. А их родственники? Благодаря им я жив. Они всегда дают мне приют и оказывают помощь».
«Мы пойдем к ним и попросим приюта на время жары, и принесем благословение за их милосердие».
«По этой стороне, Учитель. Так удобнее для стада, и чтобы избежать народа, уже, наверняка, возбужденного. Та старушка, что увидела, как я встал на ноги, конечно все рассказала».
8Они идут вдоль потока, потом отходят от него, забирая к югу, чтобы выйти на тропу, что довольно круто поднимается в сторону скального выступа, имеющего форму носа корабля. Теперь поток течет в направлении, противоположном подъему, в ущелье между двух горных рядов, которые пересекаются, образуя долину, красивую и неровную.
Я узнаю это место. Оно уникально. Это место из видения Иисуса с детьми, видения, бывшего прошлой весной[2]. Обыкновенная стенка из сухой кладки ограничивает участок, спускающийся к долине. Вот луга с яблоневыми деревьями, смоковницами и грецким орехом, вот дом, белый на зеленом фоне, со своим выступающим крылом, прикрывающим лестницу и образующим крыльцо с лоджией, вот главка над самой высокой частью, вот приусадебный сад с колодцем, беседкой и грядками…
[2] Оно записано 7 февраля 1944 и помещено в главе 396.
Из дома доносится шум голосов. Исаак торопится вперед. Заходит внутрь. Зовет громким голосом: «Мария, Иосиф, Эммануил! Где вы? Выходите к Иисусу».
Прибегают трое малышей: девочка примерно лет пяти и двое мальчуганов от двух до четырех лет, младший из которых шагает еще немного неуверенно. Они останавливаются, раскрыв рты, перед… воскресшим. Затем девчушка выкрикивает: «Исаак! Мама! Здесь Исаак! Юдифь все правильно видела!»
Из комнаты, где раздавался шум голосов, выходит женщина из далекого видения, цветущая темноволосая мать, высокая, хорошо сложенная, прекрасная в своих праздничных одеждах: одеянии из белой шерсти наподобие богатой сорочки, сборками спускающейся до самых щиколоток, схваченной на пышных боках платком в разноцветную полоску, который обтягивает ее великолепные бедра, ниспадая сзади бахромой до колен, а спереди оставаясь не запахнутым, будучи прижат на уровне талии изысканной застежкой. Легкое покрывало, украшенное ветвями роз на светло-коричневом фоне, пришпилено на ее черные косы, словно маленькая чадра, а после волнами и изгибами спадает с затылка по плечам и на грудь. На голове его удерживает венчик из медальонов, связанных между собой цепочкой. С ушей свешиваются серьги в виде тяжелых колец, а на шее тунику стягивает серебряное ожерелье, пропущенное сквозь петли в одежде. На руках – массивные серебряные браслеты.
«Исаак? Как же это? Юдифь… я думала, она перегрелась на солнце… Ты ходишь! Что же случилось?»
«Спаситель! О, Сара! Он здесь! Он пришел!»
«Кто? Иисус из Назарета? Где Он?»
«Там! За ореховым деревом, и просит Его принять».
«Иоаким! Мама! Вы все, идите сюда! Здесь Мессия!»
Женщины, мужчины, подростки, дети – выбегают наружу крича, вереща… но когда видят Иисуса, высокого и величественного, утрачивают всякую смелость и останавливаются, словно окаменевшие.
«Мир этому дому и всем вам. Мир и Божье благословение». Иисус медленно, плавно шествует по направлению к этой группе. «Друзья, не желаете ли приютить Путника?» – и Он улыбается еще сильнее.
Его улыбка побеждает страхи. Супруг отваживается заговорить: «Входи, Мессия. Мы полюбили Тебя, не зная. А узнав, полюбим еще больше. Сегодня этот дом празднует по трем причинам: из-за Тебя, из-за Исаака и из-за обрезания моего третьего мальчика. Благослови его, Учитель. Жена, принеси младенца! Заходи, Господин».
9Они заходят в празднично убранную комнату. Столы и яства, повсюду ковры и ветви.
Возвращается Сара с милым новорожденным на руках. И подносит его к Иисусу.
«Бог да пребудет с ним навсегда. Какое он носит имя?»
«Никакое. Это Мария, это Иосиф, это Эммануил, а этот… пока не имеет имени…»
Иисус пристально глядит на обоих рядом стоящих супругов и улыбается: «Подыскивайте имя. Раз уж сегодня он должен быть обрезан…»
Они смотрят друг на друга, смотрят на Него, открывают рот и закрывают его, не говоря ни слова. Все в ожидании.
Иисус настаивает: «История Израиля знает столько великих, дорогих, благословенных имен. И самые дорогие и благословенные уже даны. Но, может быть, есть еще одно какое-нибудь».
Одновременно у обоих супругов вырывается: «Твое, Господин!», – и супруга заканчивает: «Но оно слишком свято…»
Иисус улыбается и спрашивает: «Когда он будет обрезан?»
«Ждем совершителя обрезания».
«Я поприсутствую на церемонии. А пока поблагодарю вас за Моего Исаака. Теперь он больше не нуждается в добрых людях. Но добрые люди еще нуждаются в Боге. Вы назвали третьего ребенка „С нами Бог“. Но Бога вы обрели с тех пор, когда стали милосердны к Моему служителю. Будьте благословенны. На Земле и на Небе вспомнится это ваше деяние».
«Исаак теперь уйдет? Оставит нас?»
«Это причиняет вам страдание? Однако он должен служить своему Учителю. Он все же будет возвращаться, и Я тоже буду приходить. Вы, тем временем, расскажете о Мессии… Столько предстоит сказать, чтобы убедить этот мир! 10Но вот тот, кого ждут».
Входит напыщенный персонаж вместе с прислужником. Приветствия, поклоны. «Где младенец?» – вопрошает он важно.
«Здесь. Поприветствуй же Мессию. Он тут».
«Мессия?.. Тот, который исцелил Исаака?.. Знаю. Но… Об этом поговорим потом. Я очень спешу. Ребенок и его имя».
Присутствующие удручены манерами этого человека. Однако Иисус улыбается, словно эти грубости относились не к Нему. Берет малыша, дотрагивается до его лобика Своими красивыми пальцами, словно освящая его, и говорит: «Его имя – Иесá»[3], и отдает его отцу, который вместе с гордецом и с остальными отправляется в соседнюю комнату. Иисус остается на месте, пока они не возвращаются с отчаянно орущим ребенком.
[3] По сути, это просто другая форма имени Иисус.
«Дай Мне малыша, женщина. Он больше не будет плакать», – говорит Он, утешая встревоженную мать. Младенец, которого положили Иисусу на колени, в самом деле, замолкает.
Иисус образует вокруг Себя группу: рядом с Ним все малыши, а затем пастухи и ученики. Снаружи блеют овечки, которых Илия поместил в загон. В доме праздничная суматоха. Иисусу и Его спутникам приносят сладости и напитки. Но Иисус раздает их детям.
«Не попьешь, Учитель? Не отведаешь? Это от всего сердца».
«Знаю, Иоаким, и от всего сердца принимаю. Но пусть сначала насладятся дети. Это Моя радость…»
«Не обращай внимания на того человека, Учитель».
«Не буду, Исаак. Молю, чтобы он увидел Свет. Иоанн, своди двух мальчиков поглядеть на овечек. 11А ты, Мария, подойди поближе и скажи Мне: кто Я такой?».
«Ты Иисус, Сын Марии из Назарета, родившийся в Вифлееме. Исаак видел Тебя и дал мне имя Твоей Мамы, чтобы я была хорошей».
«Чтобы быть на Нее похожей, ты должна быть хорошей, как Божий ангел, чистой, как лилия, распустившаяся на горной вершине, благочестивой, как самый святой из левитов. Будешь такой?»
«Да, Иисус».
«Говори: „Учитель“ или „Господин“, девочка».
«Позволь ей называть Меня по Имени, Иуда. То, что звучит из уст Моей Матери, не утрачивается лишь проходя через невинные уста. Все будут в веках произносить это Имя, но кто ради одной выгоды, кто ради другой, и многие – чтобы поносить его. Только невинные, без какого-либо расчета или ненависти, произнесут его с любовью, сравнимой с той, что есть у этой малышки и у Моей Матери. Даже грешники будут призывать Меня, однако из нужды в помиловании. Но Моя Мать и дети! Почему ты зовешь Меня Иисус?»
«Потому что я люблю Тебя… как отца, как маму и как моих братиков», – говорит она, обнимая колени Иисуса и подняв вверх смеющееся личико.
А Иисус к ней наклоняется и целует ее… и на этом все заканчивается.