«Друг твой весьма богат!»

   «Да, очень. Однако несчастлив. У его семьи есть владения и в других местах».

   «Он фарисей?»

   «Отец его не был фарисеем. Он… очень ревностный. Я говорил Тебе: настоящий израильтянин».

   Они проходят еще немного. Вот высокая стена; потом, за нею – деревья, деревья, из-за которых едва проглядывает дом. Уровень земли тут слегка приподнимается, но не настолько, чтобы позволить взгляду проникнуть в сад, такой большой, что мы бы назвали его парком.

 Они огибают угол. Стена идет ровно, предоставляя возможность свешиваться с высоты переплетенным ветвям роз и жасмина с их душистыми и сверкающими цветами, покрытыми росой.

   ²Вот массивные ворота, отделанные железом. Симон колотит в тяжелый бронзовый дверной молоток.

   «Час слишком ранний для визита, Симон», – возражает Иисус.

   «О! Мой друг поднимается с первыми лучами солнца, находя утешение только в своем саду или в окружении книг. Ночь для него мучительна. Не медли, Учитель, одарить его Твоей радостью».

   Слуга отпирает ворота.

   «Азер, приветствую тебя. Скажи твоему хозяину, что Симон Зелот пришел со своим Другом».

   Слуга бегом удаляется, после того как впускает их со словами: «Ваш слуга вас приветствует. Входите, ибо дом Лазаря открыт для друзей».

   Симон, знакомый с этим местом, идет не по центральной аллее, а сворачивает на тропинку, что, идя между живыми изгородями из розовых кустов, ведет к перголе из жасминов.

   И действительно, именно оттуда вскоре выходит Лазарь. Все такой же худой и бледный, каким я всегда его видела, высокий, с короткими, негустыми и невьющимися волосами, с редкой бородкой, едва покрывающей снизу подбородок. Одетый в белоснежный лен, и с трудом передвигающийся как человек с больными ногами.

   Увидев Симона, он дружески приветствует его, а затем, как может, спешит к Иисусу и бросается на колени, согнувшись до земли, чтобы поцеловать край одежды Иисуса со словами: «Я не достоин такой чести. Но, раз уж Твоя святость снизошла до моего ничтожества, заходи, мой Господин, заходи и будь хозяином в моем бедном доме».

   «Поднимайся, друг. И прими Мой мир».

 Лазарь встает и целует ладони Иисуса, глядя на Него с благоговением, не лишенным любопытства. Они проходят к дому.

   «Сколько я Тебя ждал, Учитель! Каждое утро говорил: „Сегодня Он придет“, а каждый вечер:    „Сегодня опять я Его не встретил!“»

   «Почему ты ждал Меня с таким нетерпением?»

   «Потому что… ³Кого еще ждать нам, Израилю, если не Тебя?»

   «И ты веришь, что Я – Тот, Ожидаемый?»

 «Симон никогда не обманывает, и он не какой-нибудь мальчик, чтобы восторгаться обманчивыми тенями. Возраст и скорби сделали его зрелым мудрецом. И потом… даже если бы он не распознал Твою истинную суть, Твои деяния заговорили бы о Тебе и рассказали бы как о „Святом“. Кто совершает дела Божьи, должен быть человеком Божьим. А Ты их совершаешь. И в той степени, которая показывает, насколько Ты – Божий Человек. Он, мой друг, пришел к Тебе из-за молвы о чудесах и обрел чудо. А я знаю, что Твой путь отмечен и другими чудесами. Отчего же тогда не поверить, что Ты – Ожидаемый? О, так приятно верить в хорошее! О скольких нехороших вещах нам приходится воображать, что они хороши, из-за пристрастия к покою, из-за невозможности их изменить; столько обманных речей, что кажутся лестными, хвалебными, благосклонными, а на самом деле в них – осуждение и сарказм, разбавленный медом яд, должны мы выслушивать снисходительно, хотя знаем, что они – яд, осуждение и сарказм… Нам приходится поступать так, потому что… невозможно иначе, и мы слабы против всего мира, который силен, и одиноки против всего мира, который нам враждебен… Какие, в таком случае, могут быть возражения, чтобы не верить тому, что благо? К тому же времена приспели, и признаки этих времен налицо. Чего еще могло бы не хватать, чтобы составить убеждение, и притом стойкое к сомнениям, расположить нашу волю к вере и успокоить сердце в уверенности, что ожидание окончено и что Искупитель здесь, Мессия здесь… Тот, кто возвратит мир Израилю и сынам Израилевым, Тот, который… даст нам умереть беззаботно, зная, что мы искуплены, и жить без этой ностальгической тоски по нашим умершим… О! умершие! Почему их оплакивают, если не потому, что, уже не имея детей, они еще не имеют Отца и Бога?»

   «Давно у тебя умер отец?»

   «Три года назад, и семь – как умерла моя мать… Но с некоторых пор я их уже не оплакиваю… Я тоже хотел бы быть там, где, надеюсь, пребывают они в ожидании Неба».

   «Тогда бы к тебе в гости не пришел Мессия».

   «Это правда. Сейчас мне лучше, нежели им, поскольку у меня есть Ты… и мое сердце утешается этой радостью. ⁴Заходи, Учитель. Окажи мне почесть предоставить мой дом в Твое распоряжение. Сегодня суббота, и я не могу оказать Тебе честь, созвав друзей…»

   «Я этого и не желаю. Сегодня Я полностью принадлежу другу Симона и Моему».

   Они входят в красивый зал, где несколько слуг готовы их принять.

   «Прошу вас, следуйте за ними, – говорит Лазарь, – вы сможете освежиться перед завтраком».

   И пока Иисус и Симон направляются в другое место, Лазарь отдает распоряжения слугам. Я понимаю, что дом этот богатый, а помимо того еще и аристократический…

   …Иисус пьет молоко, которое Лазарь желает Ему поднести непременно самолично перед тем, как сесть за утреннюю трапезу.

   Слышу, как Лазарь обращается к Симону и говорит: «Я нашел человека, который настроен приобрести твое имущество, и от цены, которую твой управляющий назначил как справедливую, он не убавит ни драхмы».

   «Но расположен ли он соблюсти мои условия?»

   «Расположен. Он примет все, лишь бы быть в этих краях. И я этим доволен, поскольку, по крайней мере, знаю, с кем буду граничить. Однако, так как ты не хочешь присутствовать при продаже, он тоже желает остаться неизвестным. И я прошу тебя уступить этому его желанию».

   «Не вижу причины не сделать этого. Ты, мой друг, заменишь меня… Что бы ты ни сделал, все получится. С меня довольно и того, что мой верный слуга не останется на улице… Учитель, я продаю, и со своей стороны я счастлив, что меня уже ничто не будет привязывать к каким бы то ни было вещам, не относящимся к служению Тебе. Но у меня есть старый верный слуга, единственный, кто остался после моего несчастья и кто, я Тебе уже говорил это, всегда помогал мне в моем изгнании, сберегая мое имущество как собственное, более того, выдавая его при содействии Лазаря за свое, чтобы сохранить его для меня и использовать его для оказания мне поддержки. Теперь, когда он стар, было бы несправедливо, если б я оставил его без крова. Я решил: пусть один маленький домик, на краю владений, достанется ему, и пусть часть всей суммы пойдет на его будущее пропитание. Старики, они – знаешь? Они как плющ. Прожив все время на одном месте, слишком страдают, когда их от него оторвут. Лазарь взял бы его к себе, потому что Лазарь добрый. Но я предпочел поступить так. Старик будет меньше страдать…»

   «Ты тоже добрый, Симон. ⁵Если бы все были праведны, как ты, Мое служение было бы легче…» – замечает Иисус.

   «Ты находишь, что этот мир упрям, Учитель?» – спрашивает Лазарь.

   «Мир?.. Нет. Сила этого мира – Сатана. Если бы он не хозяйничал в сердцах и не удерживал их в своей власти, Я не встретил бы сопротивления. Но Зло противостоит Добру, и Я должен победить зло в каждом, чтобы принести ему добро… но не все хотят…»

   «Это верно! Не все хотят! Учитель, какие слова найдешь Ты для преступника, чтобы обратить его, чтобы его смирить? Слова сурового внушения, подобно тем, какими наполнена история Израиля в отношении к виновным, и последний, кто их использовал, это Предтеча; или же – слова милости?»

   «Я проявляю любовь и милосердие. Поверь, Лазарь, на того, кто пал, взгляд с любовью имеет большее влияние, нежели проклятие».

   «А если над этой любовью посмеются?»

   «Пытаться еще и еще. Пытаться до конца. Лазарь, тебе знакомы такие земли, где почва может предательски поглотить легкомысленных?»

   «Да. Читал, ибо в моем состоянии я много читаю, и из-за пристрастия к чтению, и для того, чтобы скоротать долгие часы бессонницы, читал о таких. Знаю, что они встречаются в Сирии и в Египте, а еще у халдеев. И знаю, что они словно бы засасывают. Когда к ним подходишь, они затягивают внутрь. Один римлянин говорит, что это уста Преисподней, населенные языческими чудищами. Это правда?»

   «Неправда. Это всего лишь особенные образования земной поверхности. Олимп тут ни при чем. В Олимп перестанут верить, а они все еще будут оставаться, и человеческое развитие сможет разве что дать более достоверное объяснение этому явлению, но не устранить его. Теперь Я скажу тебе: раз ты читал о них, ты также, наверное, читал, как можно спасти того, кто угодил в них».

   «Да, с помощью брошенного каната, шеста или даже ветки. Иногда достаточно протянуть мизинец тому, кого затягивает, чтобы он удержался, и кроме того, ему нужно оставаться спокойным, а не барахтаться в ожидании большей подмоги».

  «Так. Преступник, одержимый – то же, что поглощенный обманчивой почвой, которая на поверхности прикрыта цветами, но под нею – топкий ил. Ты думаешь, если бы человек знал, чтó значит позволить Сатане обладать хоть крупицей самого себя, шел бы он на это? Но он ведь не знает… А после… Или Зло парализует его своим оцепенением и ядом, или сводит его с ума, и он, дабы избежать угрызения совести от своего падения, начинает биться, цепляться за окружающую топь, вызывая своими неосторожными движениями большие волны, которые еще сильнее ускоряют его гибель. Любовь – это тот канат, та нить, та ветвь, о которых ты говоришь. Надо стараться еще и еще… пока за них не ухватятся… Одно слово… прощения… Прощение превосходит вину… настолько, чтобы остановить падение и дождаться помощи Божьей… Лазарь, знаешь, какую силу имеет прощение? Оно привлекает Бога в поддержку помогающему… ⁶Ты много читаешь?»