31 января 1945.

   ¹Иисус выходит в сад, на вид весь промытый вчерашним вечерним ливнем. И замечает Свою Мать, согнувшуюся над какими-то растеньицами. Поравнявшись с Ней, здоровается. Как нежен Его поцелуй! Иисус левой рукой обхватывает Ее за плечи и притягивает к Себе, целуя в лоб на линии волос, а потом наклоняется, чтобы принять от Матери поцелуй в щеку. Взгляд, сопровождающий поцелуй, доводит до совершенства нежность этого действия. Взор Иисуса полон любви, хотя в нем присутствуют величие и покровительство; взгляд Марии, при том, что полон любви, наполнен еще и благоговением. Когда Они так целуют друг друга, кажется, что старше Иисус, а Она – юная дочь, которую отец или брат, намного старше Ее, приветствует утренним поцелуем.

   ²«Вчерашний вечерний град и ночной ветер не нанесли урон Твоим цветам?» – спрашивает Иисус.

   «Никакого урона, Учитель. Только листва сильно растрепана», – отвечает вперед Марии немного хриплый голос Петра.

   Иисус поднимает голову и видит Симона Петра, который в одной короткой тунике пытается распрямить согнутые ветви на верхушке смоковницы: «Ты уже за работой?»

   «Э! Мы, рыбаки, спим, как рыбы: в любое время, в любом месте, но до тех пор, пока нас не тревожат. И это становится нашей привычкой. Утром, на рассвете, я услышал, как скрипнула дверь, и сказал себе: „Симон, Она уже поднялась. Вперед, живо! Иди и помоги Ей твоими здоровенными руками“. Я подумал, что Она переживала о Своих цветах в такую ветреную ночь. И я не ошибся. Э! я их знаю, женщин!.. Моя жена тоже ворочается в постели, словно рыба в сетях, когда бывает буря, и думает о своих растениях… Бедняжка! Иногда я ей говорю: „Бьюсь об заклад, что ты меньше суетишься, когда твоего Симона, словно былинку, подбрасывает на озере“. Но я несправедлив, потому что она отличная жена. Кажется невероятным, что вместо матери у нее… Лучше молчи, Симон. Это тут ни при чем. Негоже сболтнуть и ненароком проговориться о том, о чем лучше промолчать. Видишь, Учитель, даже в мою ослиную голову приходят Твои слова?»

  Иисус, смеясь, отвечает: «Ты все говоришь от себя. Мне остается лишь согласиться и подивиться твоим земледельческим познаниям».

  «Он уже подвязал все побеги лозы, что были развязаны, подпер ту слишком отяжелевшую грушу и просунул вон те веревки под то гранатовое дерево, росшее только с одной стороны», – отмечает Мария.

   «Ну да. Оно похоже на старого фарисея. Клонится туда, где ему удобно. Я наладил его как парус и сказал ему: „Разве ты не знаешь, что справедливость посередине? Иди сюда, упрямец, чтобы тебе не сломаться от излишней тяжести“. Теперь тружусь над этой смоковницей. Но из эгоизма. Думаю о мечте всякого: свежие фиги и горячий хлеб! Ах! Даже у Антипы нет такой хорошей пищи! Однако нужно двигаться осторожно, потому что ветви у смоковницы мягонькие, словно сердце какой-нибудь девушки, когда она произносит первые слова любви, а я тяжел, и самые лучшие фиги наверху. Они уже подсохли на этом раннем солнце и должны быть само наслаждение. ³Эй ты, парень! Что ты на меня уставился? Проснись! Дай мне вон ту корзину».

   Иоанн, появившийся из мастерской, повинуется и сам карабкается на эту толстую смоковницу. Когда оба рыбака слезают, из мастерской выходят также Симон Зелот, Иосиф и Иуда Искариот. Остальных я не вижу.

   Мария приносит свежего хлеба в виде маленьких булочек, темных и круглых, а Петр своим тесаком разрезает их и поверх кладет вскрытые фиги, предлагая сначала Иисусу, а затем Марии и остальным. Они едят со вкусом в прохладе сада, прекрасного в свете ясного утра еще и оттого, что воздух промыт недавним дождем.

   Петр говорит: «Сейчас пятница… Учитель, завтра суббота…»

   «Это не новость», – отзывается Искариот.

   «Нет. Но Учитель знает, что я имею в виду…»

   «Знаю. Этим вечером мы отправимся к озеру, где ты оставил лодку, и под парусом поплывем в Капернаум. Завтра Я буду там говорить».

   Петр ликует.

   Гурьбой входят Фома, Андрей, Иаков, Филипп, Варфоломей и Иуда Фаддей, спавшие, очевидно, в другом месте. Здороваются.

   Иисус говорит: «Останемся здесь все вместе. Так у нас будет еще один ученик. Мама, иди сюда».

  Они садятся, кто на камень, кто на скамеечку, образуя круг возле Иисуса, который сел на каменную скамью вплотную к дому, рядом поместилась Мать, а у ног – Иоанн, решивший остаться на земле, лишь бы находиться поближе.

  ⁴Иисус говорит ровно и, как всегда, величественно.

  «Чему Я уподоблю апостольское воспитание? Окружающей нас природе. Вы знаете: зимой земля кажется умершей. Но внутри нее бодрствуют семена, а соки растений насыщаются влагой, запасая ее в подземных кронах – каковые мы можем назвать корнями, – с тем, чтобы потом ее хватило в избытке для верхних крон, когда придет срок цветения. Вы тоже подобны этой зимней почве: пустой, оголенной, невзрачной. Но над вами прошел Сеятель и бросил семя. К вам подошел Земледелец и окопал вокруг ваш ствол, посаженный в твердую землю, такой же твердый и жесткий, как она, чтобы влага из туч и из воздуха достигла корней и укрепила бы его для будущих плодов. И вы приняли это семя и эту вспашку, поскольку в вас есть благая воля плодоносить в Божьих трудах.

  Еще уподоблю апостольское воспитание тому ненастью, что било и гнуло, и казалось бесполезной яростью. Но посмотрите, сколько хорошего оно сотворило. Воздух сегодня более чистый, обновленный, лишенный пыли и духоты. Солнце – то же самое, что и вчера. Но в нем нет больше того жжения, что походило на горячку, потому что оно достигает нас сквозь очищенные и свежие воздушные слои. Травы, растения, как и люди, взбодрились, ибо чистота, ибо ясность – это радостные вещи. Препятствия тоже способствуют достижению более достоверного знания и просветления. В противном случае они были бы всего лишь злобными проявлениями. И что такое препятствия, если не ненастья, вызывающие всякого рода тучи? И разве эти тучи не накапливаются незаметно в наших сердцах из-за ненужных недоразумений, из-за маленьких завистей, из-за тщеславных превозношений? Затем налетает ветер Благодати и собирает их, чтобы вся их дурная влага излилась и вернулась ясность.

   Еще апостольское воспитание подобно той работе, которую сегодня утром проделывал Петр, чтобы порадовать Мою Мать: выпрямление, подвязывание, подпорка, или же, в зависимости от ситуации и необходимости, высвобождение – все, чтобы сделать из вас „сильных“ в служении Богу. Выпрямление ошибочных мнений, обуздание чувственных стремлений, восполнение недостатков, в случае надобности – пресечение уклонений, освобождение от рабских привязанностей и боязней. Вы должны быть свободными и сильными. Словно орлы, что, оставив родную вершину, лишь воспаряют все выше и выше. Служение Богу – это воспарение. Привязанности – это та вершина.

   ⁵Один из вас сегодня опечален, оттого что его отец при смерти. И подошел он к ней с сердцем, закрытым от Истины и от сына, идущего за ней. Даже более чем закрытым: враждебным. Он еще не произнес нечестивого: „Уходи прочь“, о чем Я говорил вчера, и тем самым не провозгласил себя выше Бога. Но его стесненное сердце и его запечатанные уста пока не способны сказать хотя бы: „Следуй за голосом, что зовет тебя“. Ни сын его, ни Я, говорящий с вами, не претендуем услышать из этих уст: „Приходи, и вместе с тобой пусть приходит Учитель. И да будет благословен Бог, что избрал Себе служителя в моем доме и этим установил со Словом Господним родство, более высокое, нежели кровное“. Но по крайней мере Я, ради его блага, и его сын, по еще более сложным причинам, не хотели бы слышать от него враждебных слов.

   Но пускай этот сын не плачет. Пусть знает, что во Мне нет ни обиды, ни возмущения по отношению к его отцу. Но только жалость. Я пришел и задержался, хотя и знал, что это бесполезно, чтобы однажды этот сын не сказал Мне: „О! почему Ты не приходил?!“ Я пришел, чтобы он убедился, что все бесполезно, когда сердце замыкается в неприязни. Пришел, чтобы утешить добрую женщину, которая от этого семейного раздора мучается так, как если бы ее резали ножом на части. Но пусть и этот сын, и эта добрая женщина будут уверены, что Я не отвечу злом на зло. ⁶Я уважаю честность старика, считающего себя приверженцем того, что было его религией до сего часа, даже если вера его уклонилась от истины.

   Сколько их таких в Израиле… Поэтому говорю вам: скорее Меня примут язычники, нежели сыны Авраама. Человечество извратило представление о Спасителе и принизило его от сверхъестественного царствования до жалкой идеи верховной человеческой власти. Мне придется расколоть эту твердую скорлупу иудейства, проникнуть, нанести рану, чтобы добраться до основания и привнести туда, где находится душа самого иудейства, плодотворное семя нового Закона. О! В самом деле, Израиль, образовавшийся вокруг живой сердцевины Синайского Закона, стал настолько похож на некий чудовищный плод с мякотью из все более волокнистых и жестких слоев, защищенных снаружи крепкой оболочкой от любых проникновений, даже от выхода семени, что Предвечный судил, что пора сотворить новое древо веры в триединого Бога. Чтобы дать совершиться этому Божьему произволению и превратить иудейство в христианство, Мне придется надрезывать, пробуравливать, проникать, углубляться, прокладывать дорогу к той сердцевине и согревать ее Своей любовью, дабы она проснулась и набухла, взошла и росла, росла, росла, становясь могучим древом христианства: совершенной, вечной, божественной религии. И истинно говорю вам, что иудейство поддастся лишь на одну сотую часть.

   Потому Я не считаю грешным этого израильтянина, который не любит Меня и не пожелал бы отдать Мне своего сына. Потому говорю этому сыну: не плачь о плоти и крови, страдающей от того, что чувствует себя отвергнутой плотью и кровью, их породившей. Потому говорю: не плачь даже о его душе. Твое страдание больше чего бы то ни было поспособствует и твоей душе, и его, этого твоего отца, который не вмещает и не видит. ⁷И говорю также: не выдумывай себе угрызений совести, оттого что ты принадлежишь Богу больше, чем отцу.

   Всем вам говорю: Бог больше отца, матери, братьев. Я пришел объединять не в земном смысле, не по плоти и крови, а в небесном: по духу. Поэтому Я должен разлучить плоть и кровь, чтобы с этой Земли взять с Собою души, приспособленные к Небу, чтобы забрать служителей Неба. Так что Я пришел созвать „сильных“ и сделать их еще сильнее, потому что из „сильных“ состоит Мое кроткое воинство. Смиренное с братьями, стойкое по отношению к собственному я и к своим кровным узам.

   Не плачь, брат. Уверяю тебя, твоя скорбь за своего отца и за своих братьев более действенна перед Богом, чем любые слова, не только твои, но даже Мои. Слова не проникнут туда, где предвзятость поставила преграду, поверь. Но Благодать может проникнуть. А жертва притягивает благодать. 

   Истинно говорю вам, что когда Я призываю к Богу, нет иного послушания, выше, чем это. И нужно его оказывать, даже не останавливаясь на обдумывании того, как да каким образом отреагируют остальные на ваше движение к Богу. Не останавливаясь даже затем, чтобы похоронить отца. За эту доблесть вы получите награду, и награду не только для вас, но и для тех, от кого вы отрываетесь с сердечным воплем, и чьи слова вас часто бьют сильнее пощечины, поскольку они обвиняют вас как неблагодарных детей и, в своем себялюбии, проклинают вас как бунтовщиков. Нет. Не бунтовщиков. Как святых. Главные враги призванных – это домашние. Но нужно уметь различать любовь от любви, и любить сверхъестественно. То есть, больше любить Владыку сверхъестественного, чем слуг самого Владыки. Любить родственников в Боге. А не больше Бога».

   ⁸Иисус умолкает и встает, направляясь в сторону двоюродного брата, который, понурив голову, с трудом сдерживает слезы. Гладит его. «Иуда… чтобы последовать Своему служению, Я оставил Мать. Пусть это разрешит всякие сомнения относительно порядочности твоего поведения. Если бы это был нехороший поступок, мог бы Я совершить его по отношению к Моей Матери, у которой, помимо всего прочего, кроме Меня никого нет?»

   Иуда поводит ладонью Иисуса по своему лицу и кивает головой. Но выговорить ничего не в состоянии.

   «Пойдем мы вдвоем, одни, как тогда, когда мы были детьми, и Алфей рассуждал, что Я самый благоразумный среди мальчишек Назарета. Пойдем отнесем старику эти красивые гроздья золотого винограда. Чтобы он не думал, что Я пренебрегаю им и что Я его недруг. Твоей матери и Иакову это тоже будет приятно. Я скажу ему, что завтра буду в Капернауме и что его сын полностью в его распоряжении. Знаешь, старики словно дети: ревнивы. И всегда в подозрении, что ими пренебрегают. Нужно быть к ним снисходительными…»

   Иисус пропадает из виду, оставив в саду учеников, онемевших от этой открывшейся им боли и непонимания между отцом и сыном из-за Иисуса. Мария проводила Иисуса до ворот и теперь возвращается, тяжело вздыхая.

   Все заканчивается.