26 сентября 1946

   1. «Вставайте и пойдем. Вернемся к реке и поищем лодку. Петр, пойди вместе с Иаковом и найдите лодку, которая доставит нас к Бетабаре. Мы остановимся на день у Соломона, а затем…»

   «Но разве мы не должны были идти в Назарет?»

   «Нет. Я принял решение ночью. Я сочувствую тебе. Но Я должен вернуться».

   «Я счастлив!» — восклицает Марциам. «Я дольше буду с Тобой!»

   «Да, хотя, Мое бедное дитя, ты провел со Мной очень печальные дни!»

   «Так это хорошо, я очень люблю быть с Тобой. Любить Тебя. Это все, чего я хочу. Ничего больше я не прошу».

   Иисус целует его в лоб. «Мы снова перейдем через Бетабару?» — спрашивает Матфей. «Нет. Мы переправимся через реку в лодке каких-нибудь рыбаков». Петр возвращается вместе с Иаковом. «Никаких лодок, Учитель, до самого вечера… И… могу я сказать Тебе?»

   «Скажи Мне».

   «Какие-то люди, должно быть, прошли здесь… И они, должно быть, заплатили или произнесли серьезные угрозы… Я не думаю, что даже этим вечером Ты найдешь лодку… Они безжалостны…» — говорит Петр со вздохом.

   «Это не имеет значения. Выступим в путь… и Господь поможет нам».

   Погода плохая, идет дождь. Дорога грязная, вдоль берега ночная роса, обильная у реки, усугубляет сырость дождя. Но они идут по возвышению грунта, окаймляющему дорогу, так как здесь не так грязно и оно лучше защищено от капель очень мелкого, но затяжного дождя рядом тополей, за исключением тех случаев, когда дыхание ветра совершенно внезапно сбрасывает вниз все капли воды с их ветвей.

   «Э! Пришел сезон дождей!» — философски говорит Фома, поднимая полы своих одежд. «Это действительно так!» со вздохом подтверждает Варфоломей. «Нам нужно подсушиться где-нибудь. Не все… настроены против нас», — говорит Петр. «Мы все еще можем найти лодку… никогда не знаешь!» — добавляет Иаков Алфеев.

   «Если бы у нас было больше денег, мы смогли бы найти все. Но Он не желает, чтобы я пошел в Иерихон, чтобы продать…» — говорит Иуда из Кериофа.

   «Молчи, пожалуйста! Учитель так подавлен! Молчи!» — умоляет Иоанн.

   «Я буду молчать. Нет, я могу только радоваться Его приказу. В этом случае никто не сможет сказать, что тех саддукеев из окрестностей Иерихона подослал я», — и он смотрит на Петра. Но Петр задумался, он не видит и не отвечает.

   Они продолжают идти под моросящим дождем, тонким как туман, в этот пасмурный день. Вновь и вновь они переговариваются друг с другом. Но кажется, что они разговаривают с самими собой, настолько их слова звучат как заключения диалогов с невидимыми собеседниками.

   «Мы, в конце концов, где-нибудь остановимся».

   «Все места одинаковы, потому что они приходят ко всем».

   «Если нас будут преследовать, мы можем также остановиться в городе. По крайней мере, мы не будем мокнуть».

   «Но к чему они стремятся?»

   «Бедная Мария! Если бы Она знала!»

   «Всевышний Бог, защити своих слуг!»  и так далее… Затем они соединяются в одну группу и разговаривают вполголоса.

    2. Иисус идет впереди, один… совершенно один, пока к Нему не присоединяются Марциам вместе с Зелотом.

   «Остальные спустились к обнаженному руслу, посмотреть, есть ли там лодка… Быстрее бы. Можем мы остаться с Тобой?»

    «Подходите. О чем вы только что говорили?»

    «О Твоих страданиях».

    «И о человеческой ненависти. Что мы можем сделать, чтобы утешить Тебя и подавить их ненависть?» — спрашивает Зелот.

  «Утешением Моей печали служит ваша любовь… Ненависть… с нею можно только смириться… Она закончится только с жизнью Земли… и эта мысль дарует терпение  и силы, чтобы переносить ее. Марциам! Дитя Мое! Почему ты расстроился?»

    «Потому что это напомнило мне о Доре…»

     «Ты прав. Пришло время Мне отправить тебя домой…»

  «Нет! Иисус! Нет! Почему Ты хочешь наказать меня, если я не сделал ничего  неправильного?»

   «Я не наказываю, а предохраняю тебя. Я не хочу, чтобы ты вспоминал Дору. Какие чувства вызвало это воспоминание в твоем сердце? Скажи Мне…»

    Марциам плачет с опущенной головой, затем поднимает взгляд и говорит: «Ты прав. Мой дух не способен видеть и прощать, он еще не способен. Но почему Ты отсылаешь меня прочь? Если Ты страдаешь, то тем более разумным было бы мне оставаться рядом с Тобой. Ты всегда утешал меня! Я больше уже не тот глупый мальчик, который в прошлом году говорил Тебе: “Не позволяй мне видеть твою печаль”. Сейчас я мужчина. Позволь мне остаться! Господь! О! Скажи Ему ты, Симон!»

    «Учитель знает, что хорошо для нас. И возможно…  Он желает доверить тебе задание… Я не знаю… Это только мое предположение…»

   «Ты прав. Я бы позволил ему остаться, и с большой радостью, до конца праздника Посвящения. Но… Но Моя Мать страдает там от одиночества. Шум ненависти так громок. Она может испугаться больше, чем это необходимо. Моя Мать совершенно одна. И Она, конечно, плачет. Ты пойдешь к Ней и скажешь, что Я посылаю Ей Мою любовь и ожидаю Ее сейчас. После Посвящения. И ты не скажешь Ей больше ничего, Марциам».

    «А если Она спросит меня?»

   «О! Ты сможешь избежать лжи, сказав… что жизнь Ее Иисуса подобна этому небу в Этаним[1]: облака и дождь, иногда буря. Но есть также солнечные дни. Как вчера, а может быть, как завтра. Молчание – не ложь. Ты расскажешь Ей о чудесах, которые ты видел. О том, что Элиза со Мной, что Анания приветствовал Меня в своем доме, как если бы он был Моим отцом. Что в Нобе Я нахожусь в доме хорошего израильтянина. Остальное… Об остальном молчи. А затем ты пойдешь к Порфирии. И ты останешься там, пока Я не пошлю за тобой».

[1] Эйтаним или Тишри – сентябрь-октябрь.

   3. Марциам плачет громче.

   «Почему ты так плачешь? Разве ты не рад пойти к Марии? Вчера ты был рад…» -говорит Симон.

   «Да, вчера я был рад, потому что мы все собирались отправиться вместе. Я плачу, потому что боюсь, что никогда больше не увижу Тебя… О! Господь! Господь! Никогда больше я не буду так счастлив, как в эти последние дни!»

   «Мы встретимся вновь, Марциам. Я обещаю тебе».

   «Когда? Не перед Пасхой. Это долгое время!» Иисус молчит. «Ты действительно желаешь, чтобы я не пришел перед Пасхой?»

   Иисус обнимает его рукой за все еще узкие плечи и привлекает к Себе. «Почему ты хочешь знать о будущем? Мы живем сегодня. Завтра нас уже нет. Человек, даже самый богатый и могущественный, не может добавить ни дня к своей жизни. Она, как и все будущее, находится в руках Божьих…»

   «Но на Пасху мне следует прийти в Храм. Я израильтянин. Ты не можешь заставить меня совершить грех!»

   «Ты не согрешишь. И первый грех, который ты должен обещать  Мне не совершать – это непослушание. Ты должен подчиняться. Всегда. Мне сейчас, и тому, кто будет говорить с тобой во Имя Мое – позже. Ты обещаешь это? Помни, что Я, твой Учитель и Бог, повиновался Моему Отцу, и Я буду повиноваться Ему до… конца Моих дней». Иисус торжественно произнес эти последние слова.

   Марциам, почти очарованный, говорит: «Я буду подчиняться. Клянусь в этом. Перед Тобой и перед Вечным Отцом».

   4. Наступила тишина. Затем Зелот спрашивает: «Он пойдет один?»

   «Нет, конечно. С кем-нибудь из учеников. Мы найдем многих рядом с Исааком».

   «Ты и Исаака пошлешь в Галилею?»

   «Да. И он вернется с Моей Матерью». Их зовут к реке. Они пересекают дорогу и идут к реке. «Посмотри, Учитель. Мы нашли одну лодку, и они не просят никакой платы. Это родственники человека исцеленного чудесным образом. Но они возят песок в деревню. Нам нужно пойти туда пешком, а затем они возьмут нас».

   «Да вознаградит их Бог. Сегодня вечером мы будем у Анании».

   Петр счастлив, он возвращается на дорогу и видит, что Марциам расстроен. «Что это с тобой? Что с тобой сделалось?»

   «Все в порядке, Симон. Я сказал ему, что когда мы достигнем первого поселения, где есть ученики, Я пошлю его домой. И он загрустил».

   «Домой… Конечно!…  Это верно… Погода…»  Петр задумался. Затем Он смотрит на Иисуса, дергает Его за рукав, заставляя Его наклонить Свою голову к его рту, и говорит в Его ухо: «Учитель, почему Ты посылаешь его, не ожидая…»

   «Из-за погоды, как ты сказал».

   «А еще?»

   «Симон, Я скажу тебе правду. Лучше для Марциама не травить свое сердце…»

   «Ты прав, Учитель. И не озлобить своего сердца… Именно это и случится в конце». Он повышает голос: «Учитель совершенно прав. Ты пойдешь… мы встретимся вновь на Пасху. В конце концов… это не продлится долго… Однажды Кислев закончится… О! Скоро наступит прекрасный Нисан. Конечно! Он прав…» Голос Петра уже не так спокоен. Он медленно и печально повторяет: «Он прав…» И говорит сам с собой: «Что случится отныне и до Нисана?» Он безутешно бьет себя в лоб.

   5. Они продолжают свой путь в этот влажный день. Дождь пока перестал. До коленей в грязи, они садятся в пять маленьких влажных лодок, груженных песком, вновь спускаясь вниз по течению. Вновь начинается дождь, и его капли, падая на спокойные воды реки, в которых отражается серое от облаков небо, порождают множество кругов, которые непрерывно появляются и исчезают, играя жемчужными переливами.

   Пейзаж выглядит безлюдным. На берегах, в приречных деревнях не видно ни души. Из-за дождя двери домов закрыты и дороги пустынны, так что когда они в сумерках пристали к берегу там, где находится деревня Соломона, они нашли дорогу молчаливой и безлюдной, и подошли к дому никем незамеченными. Они постучались. Они позвали. Никакого ответа. Только воркование голубей, блеянье овец и шум дождя.

   «В доме никого нет. Что нам делать?»

   «Идите к домам в деревне. Сначала к маленькому Михаэлю», — приказывает Иисус.

   И пока молодые апостолы быстро уходят, старшие вместе с Иисусом остаются возле дома, наблюдая и комментируя.

   «Все закрыто… Ворота также хорошо и надежно закрыты. Посмотрите! Вот даже большой гвоздь. И окна закрыты как в ночное время. Как грустно! А этот жалобный плач овец и голубей? Он заболел? Как Ты думаешь, Учитель?»

   Иисус качает головой. Он усталый и грустный…

   6. Апостолы возвращаются бегом. Андрей бежит первым и, еще не добежав, кричит: «Он умер… Анания мертв… Мы не можем войти в дом, потому что он еще не очищен… Его похоронили несколько часов назад. Если бы мы пришли вчера… Сейчас придет женщина, мать Михаэля».

   «Что нас преследует?!» — восклицает Варфоломей.

   «Бедный старик! Он был таким счастливым! И таким хорошим! Что случилось? Когда он заболел?» Все говорят одновременно.

   Пришла женщина и, держась в отдалении от всех, говорит: «Господь, мир Тебе. Мой дом открыт перед Тобой… Но я не знаю, можно ли… Я приготовляла мертвого человека. Потому я остаюсь на дистанции от вас, но я могу показать Тебе дома, которые примут Тебя».

   «Да, женщина. Пусть Бог вознаградит тебя, и тех, кто жалеет путников. Но как он умер?»

   «О! Я не знаю. Он не был болен. Позавчера он был в порядке. Да, он был, конечно, совершенно здоров. Михаэль пришел утром, чтобы забрать двух его овец и присоединить их к нашим. Такова была договоренность. А к шестому часу я принесла ему кое-какую одежду, которую я постирала для него. Он сидел у стола и ел, совершенно здоровый. Вечером Михаэль вернул ему овец и принес ему два кувшина воды, а Анания дал ему две сдобные булочки, которые он испек. Вчера утром мой сын пришел за овцами. Все было закрыто, как сейчас и никто не отвечал на крики мальчика. Он толкал ворота, но не смог открыть их. Они были закрыты. Затем он испугался и прибежал ко мне. Мой муж и я вместе с другими людьми прибежали сюда. Мы открыли ворота и постучались в дверь кухни… мы взломали дверь… Он сидел возле очага, уронив голову на стол, лампа была еще около него, но она была уже погасшей, у его ног лежал маленький нож вместе с наполовину вырезанной деревянной чашей… Вот так он умер… На его губах была улыбка… Он был в мире… О! Каким праведным стало выражение его лица! Он даже выглядел более красивым… Я… я заботилась о нем только короткое время. Но я полюбила его… и плачу…»

   «Он в мире. Ты сама это сказала. Не плачь! Куда вы его положили?»

   «Мы знали, что Ты очень любил его, поэтому мы положили его в гробницу, которую Леви недавно построил для себя. Единственную (в нашей деревне), потому что Леви – богатый человек. А мы – нет. Она там, за дорогой. Сейчас, если Ты пожелаешь, мы все очистим и…»

   «Да. Ты заберешь себе овец и голубей, и оставишь остальное Моим ученикам и Мне. Чтобы Я мог останавливаться здесь при случае. Пусть Бог благословит тебя, женщина. 7. Пойдем к гробнице».

   «Ты хочешь воскресить его из мертвых?» — в изумлении спрашивает Фома.

   «Нет. Это не было бы ему в радость. Он более счастлив там, где сейчас находится. Во всяком случае, это то, чего он хотел…»

   Иисус очень подавлен. Все, кажется, объединилось, чтобы усугубить Его печаль. У дверей своих домов несколько женщин смотрят и приветствуют Его, делая комментарии.

   Вот и гробница: недавно построенное маленькое кубическое сооружение. Иисус молится рядом с ней. Затем Он оборачивается и со слезами, застлавшими Его глаза, говорит: «Пойдем… к домам деревни. В нашем маленьком домике никто больше не ждет нас, чтобы благословить… О, Отец Мой! Одиночество окутывает Твоего Сына, пустота становится все глубже и глубже, мрачнее и мрачнее. Те, кто любят Меня, умирают, а те, кто ненавидят Меня, остаются… О Отец Мой! Да будет воля Твоя всегда исполнена и благословенна!…»

   Они идут к деревне и двое здесь, трое там, входят в дома тех, кто не прикасался к трупу, чтобы принять убежище и восстановить силы.