3 апреля 1944.

   ¹Посреди тех отталкивающих вещей, которые мир предлагает нам сегодня, с Неба приходит – не понимаю, как это вообще может произойти, учитывая, что я словно былинка во власти ветра в этих постоянных столкновениях с людской злобой, столь несовместимой с тем, что живет во мне, – с Неба приходит это безмятежное видение.

   ²Все тот же дом Елизаветы. Прекрасный летний вечер, еще прозрачный в заходящем солнце, но уже украшенный лунным полумесяцем в небе, что выглядит, как серебряная запятая на громадном темно-голубом сукне.

   Розовые кусты источают яркий аромат, а пчелы совершают свои последние полеты: золотые гудящие подвески в спокойном и теплом вечернем воздухе. С лугов доносится сильный запах сена, высушенного на солнце: почти что запах хлеба, теплого хлеба, едва вынутого из печи. Возможно, он идет также от множества развешанных повсюду для просушки полотнищ, которые в данный момент складывает Сара.

   Мария прогуливается под руку с кузиной. Они ходят медленно-медленно вверх и вниз, в тени под навесом.

   Однако Мария, хотя Она и занята Елизаветой, замечает все и видит, что Саре трудно сложить длинную простыню, которую та сняла с изгороди. «Посиди, подожди Меня здесь», – говорит Она родственнице и направляется на помощь старой служанке. Вытягивает простыню, чтобы распрямить ее, а затем аккуратно ее складывает.

  «Еще пахнут солнцем, они теплые, – говорит Она с улыбкой. И, чтобы сделать женщине приятное, добавляет: – Эта простыня после твоего отбеливания стала красивой, как никогда. Не знаю, кто еще умеет это делать так хорошо, как ты».

   Сара, торжествуя, удаляется со своим грузом благоухающих простыней.

   Мария возвращается к Елизавете и говорит: «Еще чуточку походим. Тебе пойдет на пользу, – А в виду того, что Елизавета, утомленная, не желает сдвинуться, продолжает: – Пойдем, только посмотрим, все ли твои голуби у себя в гнездах, и чистая ли вода у них в ванночке. Потом вернемся домой».

   ³Эти голуби – видимо, любимцы Елизаветы. Когда они оказываются перед голубятней, где уже все собраны – самки в гнездах, самцы перед ними – и неподвижны, однако, завидев двух женщин, начинают приветственно ворковать, Елизавета приходит в волнение. Ее одолевает свойственная этому положению слабость и вызывает в ней страхи, что приводят к слезам. Она исповедует их перед кузиной. «Если мне предстоит умереть… бедные мои голубушки! Ты не останешься. Останься Ты в моем доме, было бы не важно, что я умру. Я обрела самую большую радость, какую может обрести женщина, радость, которую я уже не чаяла познать и смирилась с этим; и даже на смерть я не могу жаловаться Господу, потому что Он – будь Он благословен за это – переполнил меня Своей милостью. Но есть Захария… и будет ребенок. Один – старик, который окажется без своей жены, как потерянный в пустыне. Другой – такой маленький, что будет словно цветок, обреченный на умирание от мороза, так как остался без своей мамы. Бедный ребенок, лишенный материнской ласки!..»

   «Почему же ты такая грустная? Бог даровал тебе радость быть матерью, и Он не отнимет ее у тебя, когда она исполнится.  Маленький Иоанн будет получать все мамины поцелуи, а Захария – все заботы верной супруги до самой глубокой старости. Вы будете двумя ветвями одного и того же дерева. И одна не умрет, оставив другую в одиночестве».

   «Ты добра и утешаешь меня. Но я слишком стара, чтобы иметь ребенка. И теперь, когда пришел срок, я боюсь».

  «О, нет! Здесь же Иисус! Где Иисус, там не нужно бояться. Мое Дитя избавило тебя от страданий, ты говорила это, когда Он был еще едва завязавшимся бутоном. Теперь, когда Он становится все более сформированным и уже живет как Мое Создание – Я чувствую, как во Мне бьется Его сердечко, и от этих легкий сердцебиений Мне кажется, что во Мне находится крошечный птенец, – Он избавит тебя от любой опасности. Ты должна иметь веру».

   «Я верю. Но если я умру… Не оставляй Захарию сразу. Знаю, Ты думаешь о Своем доме. Но останься еще на немного. Поддержать моего мужа в первые скорбные дни».

   «Я останусь, чтобы насладиться твоей и его радостью, и покину тебя, когда ты будешь сильной и веселой. Успокойся же, Елизавета. Все будет хорошо. В то время, как ты будешь переносить роды, твой дом не понесет никакого ущерба. Захарии будет прислуживать самая преданная служанка, за твоими цветами будут ухаживать, также и за голубями, и ты найдешь их, тех и других, красивыми и веселыми, празднующими счастливое возвращение хозяйки. ⁴Зайдем-ка теперь в дом: ты что-то бледнеешь…»

   «Да, по-моему, боли возобновились. Быть может, подошел срок. Мария, молись за меня».

   «Я буду поддерживать тебя молитвой, пока твои муки не закончатся радостью».

   И обе женщины медленно заходят в дом. Елизавета удаляется в свои покои. Мария, ловкая и предусмотрительная, отдает распоряжения и приготовляет все, что может понадобиться, и утешает встревоженного Захарию. В доме, который в эту ночь бодрствует и в котором слышны незнакомые голоса женщин, призванных на подмогу, Мария неусыпно пребывает, как маяк в ненастную ночь. Весь дом опирается на Нее.

   И Она, нежная и улыбчивая, заботится обо всем. И молится. Когда Ее не зовут по тому или иному поводу, Она сосредоточена на молитве. В комнате, где они всегда собирались для трапезы и для работы. А с Ней Захария, который вздыхает и взволнованно ходит. Они уже помолились вместе. Потом продолжила молиться Мария. Она молится даже теперь, когда старик устало сел в свое кресло возле стола и сонливо помалкивает. И когда Она видит, что он совсем уснул, уронив голову на скрещенные на столе руки, Она разувает сандалии, чтобы меньше шуметь, и ступает босиком. И, производя меньше шума, чем какая-нибудь бабочка, порхающая по комнате, Она берет плащ Захарии и накрывает им последнего так бережно, что тот продолжает спать под теплой шерстью, защищающей его от ночной свежести, порывами проникающей через двери, которые частенько открывают. Затем Она возвращается к молитве. И молится все более и более напряженно, на коленях, с поднятыми руками, когда стенание страждущей не становится пронзительней.

   ⁵Входит Сара и знаками приглашает Ее выйти. Мария Своими босыми ногами выходит в сад. «Хозяйка желает Вас видеть», – поясняет служанка.

   «Иду», – и Мария проходит вдоль дома, поднимается по лестнице… Она похожа на белого ангела, кружащего среди тихой звездной ночи. Входит к Елизавете.

   «О! Мария! Мария! Сколько боли! Я больше не могу, Мария! Сколько боли нужно перенести, чтобы стать матерью!»

   Мария с любовью гладит и целует ее.

   «Мария, позволь мне положить ладони на Твое чрево!»

   Мария берет эти шероховатые и распухшие ладони и прикладывает к Своему округлившемуся животу, прижимая их Своими ладошками, гладкими и худыми. И тихо говорит, теперь, когда они остались одни: «Иисус – там, и Он тебя слышит и видит. Доверься, Елизавета. Его святое сердце забилось сильнее, потому что Он сейчас действует ради твоего блага. Чувствую, как оно трепещет, словно оно в Моих ладонях. Я понимаю слова, которые Мой Младенец говорит Мне через этот трепет. Сейчас Он говорит Мне: „Скажи этой женщине, чтобы не боялась. Еще немного боли. А потом, с первым солнцем, вдобавок к тем многочисленным розам, что ожидают его ранних лучей, чтобы раскрыться на своих ножках, в ее доме появится еще более прекрасная роза, и это будет Иоанн, Мой Предтеча“».

   Елизавета и лицом также прижимается к лону Марии и тихо плачет.

   Некоторое время Мария так и стоит, так как похоже, что боль ослабевает, делая паузу для передышки. И делает всем знак сохранять спокойствие. Она остается на ногах, белая и прекрасная в слабом блеске масляного светильника, словно ангел рядом с той, кто страдает. Молится. Вижу, как шевелятся Ее губы. Но если бы я этого и не видела, я все равно бы поняла, что Она молится по восторженному выражению Ее лица.

   ⁶Проходит время, и Елизавету опять охватывает боль. Мария снова ее целует и удаляется. Она проворно спускается в лунном свете и спешит поглядеть, спит ли еще старик. Спит и стонет во сне. Мария делает участливое движение. И возобновляет молитву.

   Проходит еще время. Старик пробуждается ото сна и растерянно поднимает лицо, как будто с трудом вспоминая, почему он тут. Вспоминает, и одновременно с телодвижением издает гортанный звук. Потом пишет: «Не родился еще?»

   Мария отрицательно качает головой. Захария пишет: «Как много боли! Бедная моя жена! Ей удастся не умереть?»

   Мария берет старика за руку и уверяет его: «Скоро, на рассве­те, младенец родится. Все пройдет хорошо. Елизавета сильная. Как прекрасен будет этот день – скоро ведь настанет день, – в который твой ребенок увидит свет! Прекраснейший день твоей жизни! Великие благодеяния приберег для тебя Господь, и твой младенец – их провозвестник».

   Захария грустно качает головой и показывает на свои немые уста. Он столько всего хотел бы сказать, и не может. Мария понимает и отвечает: «Господь придаст полноту твоей радости. Веруй в Него совершенно, надейся бесконечно, люби всецело. Всевышний облагодетельствует тебя больше, чем ты смеешь надеяться. Он хочет этой твоей совершенной веры, чтобы смыть твое прошлое недоверие. Скажи в своем сердце, вместе со Мною: „Верую“. Повторяй это с каждым ударом сердца. Сокровища Божьи открываются тому, кто верит в Него и в Его всемогущую благость».

   ⁷Свет начинает проникать сквозь полуприкрытую дверь. Мария открывает ее. Рассвет заливает чистым белым светом покрытую росой землю. Ощущается сильный запах сырой земли и травы, и от ветки к ветке первыми посвистами начинают перекликаться птицы.

   Старик и Мария выходят на порог. Они бледны от бессонной ночи, а свет зари делает их еще бледнее. Мария снова обувает Свои сандалии, подходит к основанию лестницы и слушает. И в этот момент появляется некая женщина, кивает, а затем возвращается. Пока ничего.

   Мария идет в какую-то комнату и приходит обратно с теплым молоком, которое дает выпить старику, направляется к голубям, возвращается и исчезает в той же комнате. Наверное, это кухня. Она ходит вокруг, присматривается. Кажется, Она прекрасно выспалась: настолько Она проворна и невозмутима.

   Захария нервно прохаживается по саду взад-вперед. Мария глядит на него с состраданием. Потом снова заходит уже в привычную комнату и, преклонив колени возле своего ткацкого станка, напряженно молится, поскольку стенания страждущей становятся более мучительными. Она склоняется до земли, чтобы умолить Предвечного. Захария входит следом и, видя Ее простертой ниц, начинает плакать, бедный старик. Мария встает и берет его за руку. Будучи настолько моложе, Она, тем не менее, кажется мамой по отношению к этой безотрадной старости, на которую Она изливает Свои утешения.

   ⁸Так они стоят друг рядом с другом в лучах солнца, от которого утренний воздух становится розовым, и в этом положении их настигает радостное известие: «Родился! Родился! Мальчик! Счастливый отец! Мальчик – свежий как роза, красивый как солнце, крепкий и ладный, как мать. Радуйся, отец, благословленный Господом, давшим тебе сына, чтобы ты принес его как подношение[1] Его Храму. Слава Богу, что даровал потомство этому дому! Благословение на тебе и на сыне, который у тебя родился! Пусть его потомки увековечат твое имя во веки веков и в роды родов, и всегда будут в союзе с предвечным Господом».

[1] По закону Моисея первенцы мужского пола посвящались Храму.