¹Вижу каменистое безлюдье, которое я уже наблюдала с левой стороны в видении о крещении Иисуса на Иордане. Однако, похоже, я сильно в него углубилась, поскольку совершенно не замечаю ни той красивой, медленной голубой реки, ни прожилок зелени, питающихся от этой водной артерии, что тянутся по обоим ее берегам. Здесь только безлюдье, булыжники и земля, до того выжженная, что превратилась в желтоватую пыль, которую ветер время от времени закручивает в небольшие вихри, и кажется, что они вырываются изо рта лихорадочного больного, настолько они сухие и горячие. И мучительные – из-за пыли, которая вместе с ними проникает в ноздри и в горло. Очень редко попадаются какие-то низенькие колючие кусты, неизвестно как выживающие в этом запустении. Они напоминают остатки волос на облысевшей голове. Вверху немилосердно-безоблачное небо; внизу сухая земля; вокруг – камни и безмолвие. Вот что я вижу касательно природы.

   ²Прислонившись к огромной скале, что своими очертаниями образует пещеру в зародыше, на камне, который как-то затащили в эту выемку, сидит Иисус. Там Он укрывается от палящего солнца. И мой внутренний советник извещает меня, что тот камень, на котором Он сейчас сидит, служит Ему еще и скамеечкой для молитвы, а также подушкой в те краткие часы, когда, завернувшись в Свой плащ, Он отдыхает при свете звезд в ночной прохладе. Кстати, там рядом мешок, который, я видела, Он взял перед уходом из Назарета. Всё Его имущество. И по тому, как он смят, я делаю вывод, что в нем нет и того малого количества пищи, что положила туда Мария.

  Иисус очень исхудавший и бледный. Он продолжает сидеть, упираясь локтями в колени, выдвинув вперед предплечья, соединив ладони с переплетенными пальцами, погруженный в молитвенную задумчивость. То и дело поднимает взгляд и посматривает вокруг, но видит лишь солнце в вышине, стоящее почти перпендикулярно в голубом небе. Иногда, и особенно – обводя взглядом окрестность или посмотрев ввысь, на солнце, Он прикрывает глаза и откидывается, прислоняясь к давшей Ему приют скале, словно испытывая головокружение.

   ³Вижу, как появляется отвратительная рожа Сатаны. Он показывается не в том виде, как мы его себе представляем: с рогами, хвостом и т.д. и т.п. Он похож на бедуина, завернутого в свою одежду и в свою широкую накидку, напоминающую маскарадный костюм домино. На голове – чалма, белые фалды которой падают на плечи и по обеим сторонам лица, образуя укрытие таким образом, что из этого лица виден только небольшой и очень темный треугольник, состоящий из тонких искривленных губ и глубоко посаженных черных глаз, наполненных магнетическим блеском. Два зрачка, которые видят тебя насквозь, но в которых нельзя прочесть ничего, кроме одного-единственного слова: тайна. Противоположность взгляду Иисуса, тоже весьма притягательному и чарующему, глядящему тебе в душу, но в котором ты также можешь прочесть, что в Его сердце для тебя есть любовь и милость. Взгляд Иисуса ласкает душу. Этот же – словно обоюдоострый кинжал – пронзает и обжигает тебя.

   ⁴Он подходит к Иисусу: «Ты один?»

   Иисус смотрит на него и не отвечает.

   «Как Тебя сюда занесло? Ты заблудился?»

   Иисус снова смотрит на него и молчит.

  «Если бы у меня во фляге была вода, я дал бы Тебе. Но у меня ее тоже нет. У меня издохла лошадь, и я пешком держу путь к броду. Там напьюсь и найду у кого-нибудь хлеба. Дорогу я знаю. Идем со мной. Я проведу Тебя».

   Иисус уже больше не поднимает глаз.

   «Не отвечаешь? Знаешь, что если Ты тут останешься, то умрешь? Уже поднимается ветер. Будет буря. Пойдем».

   Иисус стискивает ладони в беззвучной молитве.

   «А! Так, значит, это именно Ты? Я давно Тебя разыскиваю! И уже долго за Тобой наблюдаю. С того момента, как Ты был крещен. Зовешь Предвечного? Он далеко. Сейчас Ты на земле и среди людей. А у людей царствую я. Но все-таки мне Тебя жаль, и я хочу Тебе помочь, потому что Ты добр и пришел пожертвовать Собой ни за что. Эти люди возненавидят Тебя за Твою доброту. Они признают лишь золото, пищу и наслаждение. Жертва, страдание, послушание – для них более мертвые слова, чем та земля, что нас окружает. Они еще черствей, чем эта пыль. Здесь может скрываться только змея, ждущая кого бы ужалить, или шакал, ждущий кого бы растерзать. Пойдем отсюда. Они не заслуживают того, чтобы за них страдать. Я знаю их лучше Тебя».

   Сатана сел напротив Иисуса и буравит Его своим ужасным взглядом, улыбаясь своей змеиной улыбкой. Иисус все время молчит и мысленно возносит молитву.

   ⁵«Ты мне не доверяешь. Ты поступаешь неправильно. Я – земная мудрость. Я могу стать Твоим учителем, чтобы научить Тебя побеждать. Смотри: главное – победить. Потом, когда мы внушим к себе уважение и очаруем мир, тогда его можно будет повести, куда угодно. Но сначала нам надо стать такими, какими хочется им. Стать как они. Привлечь их, заставив поверить, будто мы от них в восторге и следуем их образу мысли.

   Ты молод и красив. Начни с женщины. Всегда нужно начинать именно с нее. Я сделал ошибку, подбив женщину на непослушание. Мне следовало дать ей другого рода совет. Я сделал бы лучший сосуд[2] и превзошел бы Бога. Я поторопился. Но Ты! Я научу Тебя, ведь был же день, когда я глядел на Тебя с ангельским ликованием[3], и остаток той любви еще есть во мне. Ты же послушай меня и воспользуйся моим опытом. Заведи Себе подругу. Там, где не преуспеешь Ты, преуспеет она. Ты новый Адам – у Тебя должна быть своя Ева.

[2] Намек на распространенную характеристику женщины как «немощного сосуда» (см. 1 Петр. 3:7).

[3] Примечание МВ: коварный характер Люцифера раскрывается здесь в полноте. Каждое слово – ложь и направлено на то, чтобы обольстить. В том числе и заявление, что в нем еще есть остаток любви, тогда как ненависть и только ненависть – к Богу, ко Христу и к человеку – толкает его на эту попытку сгубить и уничтожить последствия Воплощения. Такая ненависть, что его обман обращается безрассудством: думать, что он в состоянии заставить согрешить Христа.