<…>

   ⁶…Иисус вступает в роскошный загородный дом Исмаила. Слуги в большом количестве выбегают навстречу Гостю, явно ожидаемому. Другие идут известить хозяина, который, низко кланяясь, выходит встречать Иисуса.

   «Добро пожаловать, Учитель, в мой дом!»

   «Мир тебе, Исмаил бен Фаби. Ты желал Меня видеть. Я пришел. Зачем же ты хотел Меня видеть?»

   «Чтобы иметь честь принять Тебя и представить моим друзьям. Хочу, чтобы они стали и Твоими. Также хочу, чтоб Ты был моим другом».

   «Я всем друг, Исмаил».

   «Знаю. Но понимаешь! Хорошо иметь дружеские связи наверху. А мои связи, как и моих друзей, именно таковы. Ты же, прости, что говорю Тебе это, слишком пренебрегаешь теми, кто может Тебя поддержать…»

   «И ты из таких людей? Зачем тебе это?»

   «Я из таких людей. Зачем? Затем, что я восхищаюсь Тобой и хочу видеть Тебя своим другом».

   «Другом! Но понимаешь ли ты, Исмаил, значение, которое Я придаю этому слову? Для многих друг значит знакомый, для иных – сообщник, для других – слуга. Для Меня это значит: преданный Отчему Слову. Кто не таков, тот не может быть Мне другом, а Я – ему».

   «Да именно потому, что я хочу быть преданным, я и желаю Твоей дружбы. Не веришь? ⁷Смотри: вот пришел Елеазар. Расспроси его, как я защищал Тебя перед Старейшинами. Елеазар, приветствую тебя. Иди сюда, Рабби хочет спросить тебя кое о чем».

   Пышные приветствия и взаимные испытующие взгляды.

   «Расскажи ты, Елеазар, всё то, что я сказал об Учителе в последний раз, как мы собирались», – говорит Исмаил. А затем уходит, оставив своего друга с Иисусом.

   «О, настоящее похвальное слово! Горячая защита! Желание послушать Тебя пришло ко мне как раз тогда, Учитель, до того ярко говорил о Тебе Исмаил: как о величайшем Пророке, пришедшем к народу Израиля. Помню, он сказал, что никто не произносит таких глубоких речей, как Ты, и ни у кого нет такого обаяния, как у Тебя, и что если Ты сумеешь управиться с мечом так же хорошо, как умеешь говорить, то у Израиля не будет царя более великого, чем Ты».

   «Мое Царство!.. Оно не человеческое, Елеазар, это Царство».

   «А как же царь Израиля?!»

   «Да откроются ваши умы к пониманию смысла этих сокровенных слов. Царство Царя царей наступит. Но не в человеческом измерении. Не для того, что гибнет, а для того, что вечно. К нему приближаются не по усыпанной цветами дороге побед и не по ковру, обагренному неприятельской кровью. Но по крутой тропинке жертвенности и по скромной лестнице прощения и любви. Это Царство даруют нам победы над самими собой. И дай Бог, чтобы как можно большее число израильтян смогло Меня понять. Но этого не случится. Вы воображаете то, чего нет. В Моей руке будет скипетр, и вложенный народом Израиля. Царский и вечный. Никакой царь больше не сумеет отнять его у Моего Дома. Но многие в Израиле будут не в силах смотреть на него, не содрогаясь от страха, поскольку его имя будет их ужасать».

   «Ты считаешь, мы не способны за Тобой последовать?»

   «Если бы вы хотели, смогли бы. Но вы не хотите. Почему не хотите? Вы уже пожилые люди. Ваши лета должны были бы научить вас пониманию и беспристрастности. Беспристрастности и по отношению к самим себе. Молодые… они еще могут ошибиться, а потом покаяться. Но вы! Смерть всегда ходит рядом с пожилыми. Елеазар, ты не так зациклен на теориях, как многие из тебе подобных. Открой свое сердце Свету…»

   ⁸Возвращается Исмаил, с ним еще пятеро важных фарисеев.

   «Проходите же в дом», – приглашает хозяин. И, покинув атриум с множеством скамей и ковров, они заходят в помещение, куда приносятся амфоры и тазы для омовений. Затем переходят в богато обставленную трапезную.

   «Иисус рядом со мной. Между мной и Елеазаром», – распоряжается хозяин.

   И Иисус, державшийся в конце зала возле Своих учеников, несколько запуганных и забытых, вынужден сесть на почетное место.

   Пиршество начинается с многочисленных блюд из жареного мяса и рыбы. Сменяют друг друга вина и, кажется, сиропы или, как минимум, медовые напитки.

   ⁹Все стараются вызвать Иисуса на разговор. Один, трясущийся дряхлый старик, клокочущим голосом спрашивает: «Учитель, правду ли говорят, будто Ты намереваешься исправить Закон?»

   «Я не изменю ни одной йоты в Законе. Напротив (и Иисус акцентирует эти слова), Я пришел именно для того, чтобы снова сделать его полным, как тогда, когда он был дан Моисеем».

   «Ты хочешь сказать, что он был изменен?»

   «Вовсе нет. Просто его постигла судьба всех возвышенных вещей, отданных в руки человека».

   «Что Ты имеешь в виду? Уточни».

   «Я имею в виду, что люди по своей извечной гордыне или вследствие своего извечного разжения тройной похотью решили подновить его четкие формулировки и сделали из него нечто тягостное для верующих, в то время как для самих подновителей он не более чем нагромождение фраз, которые… можно оставить другим».

   «Но Учитель! Наши рабби…»

   «Это же просто обвинение!»

   «Не разочаровывай нас в нашем желании Тебе помочь!..»

   «Эх, эх! Правильно Тебя называли смутьяном!»

   «Тихо! Иисус мой гость. Говори, не стесняйся».

   «Наши законоучители начали свои труды со святой целью сделать применение Закона более простым. Начало этой школе положил сам Бог, когда к десяти Заповедям добавил более подробные объяснения. Это чтобы человек не оправдывался тем, что не сумел понять. Следовательно, это святое дело, когда учителя дробят на кусочки для Божьих младенцев тот хлеб, что дан Богом нашему духу. Но оно святое, если преследует правую цель. А это происходило не всегда. И сейчас меньше, чем когда-либо. Но зачем вы побуждаете Меня говорить, если сами обижаетесь, когда Я перечисляю грехи власть имущих?»

   «Грехи! Грехи! Разве у нас только одни грехи?»

   «Я бы хотел, чтобы у вас были одни только достоинства!»

   «А их у нас нет. Так Ты думаешь, и об этом говорит Твой взгляд. ¹⁰Иисус, друзей среди власть имущих приобретают не критикой. Ты не будешь царствовать. Ты не владеешь этим искусством».

   «Я не стремлюсь царствовать так, как вы это понимаете, и не напрашиваюсь на дружбу. Я желаю любви. Но честной и святой. Любви, какая распространяется от Меня на тех, кого Я люблю, и выражается в том, что Я отношусь к бедным именно так, как Сам проповедую: милосердно».

   «Я с тех пор, как Тебя услышал, больше не давал денег в рост», – говорит один.

   «И Бог вознаградит тебя за это».

   «Господь мне свидетель, что я больше не бил своих слуг, хотя они и заслуживали бы порки, с тех пор как мне пересказали одну Твою притчу», – говорит другой.

   «А я? Я оставил на полях больше десяти модиев ячменя для бедных!» – заявляет еще один.

   Фарисеи щедро расточают похвалы самим себе.

   Исмаил пока не высказывался. Иисус его побуждает: «А ты, Исмаил?»

   «О, я! Я всегда проявлял милосердие. Я могу лишь продолжать поступать так, как поступал всегда».

    «Рад за тебя! Если это действительно так, то ты – тот человек, который не знает угрызений совести».

   «О, в самом деле не знаю!»

   Иисус пронизывает его Своим сапфировым взглядом.

   ¹¹Елеазар дотрагивается до Его руки: «Учитель, послушай меня. У меня к Тебе есть особенное дело. Недавно я приобрел имение у одного неудачника, который разорился из-за какой-то женщины. Он продал мне его, но не сказал, что там живет старая служанка, его кормилица, теперь уже слепая и слабоумная. Продавцу она не нужна. Мне… вроде бы тоже. Но выбросить ее на улицу… Как бы Ты поступил, Учитель?»

   «А что сказал бы ты, если б должен был что-то посоветовать другому?»

   «Сказал бы: „Возьми ее на иждивение. Кусок хлеба тебя не разорит“».

   «А почему ты бы так сказал?»

   «Ну… потому что думаю, что я поступил бы так же, и хотел бы, чтобы так поступали со мной…»

   «Ты очень близок к праведности, Елеазар. Сделай так, как сам бы посоветовал, и Бог Иакова всегда будет с тобой».

   «Спасибо, Учитель».

   Остальные ворчат между собой.

   «Что же вы ропщете? – спрашивает Иисус. – Разве Я рассудил неправильно? И разве он говорил не справедливо? Исмаил, защити своих гостей, ты же всегда проявлял милосердие».

   «Учитель, Ты говоришь правильно, но… если бы люди всегда поступали так… Они стали бы жертвами других».

   «А по-твоему лучше, чтобы другие были нашими жертвами, так что ли?»

   «Я этого не говорю. Но бывают случаи…»

   «Закон велит быть милосердным…»

   «Да, по отношению к своему бедному брату, к чужеземцу, страннику, вдове и сироте. Но эта старушка, что оказалась на руках у Елеазара, не его сестра, не странница, не чужеземка, не сирота или вдова. Она ему никто. Ни больше ни меньше чем старый предмет мебели, не принадлежащий ему, а забытый настоящим хозяином в проданном поместье. Поэтому Елеазар мог бы ее и прогнать без всякого стеснения. В конце концов в смерти старухи виноват был бы не он, а ее настоящий хозяин…»

   «… который больше не сможет ее содержать, так как и сам уже беден и потому свободен от обязательств. Так что, если старуха умрет от голода, вина в этом самой старухи. Не так ли?»

   «Так, Учитель. Это участь тех, кто… перестал быть нужным. Больные, старые, нетрудоспособные обречены на бедность, на нищету. И смерть для них – лучший выход… Так было с тех пор, как стоит мир, и так будет…»

   ¹²«Иисус, помилуй меня!» Стон этот доносится из-за задвинутых ставней, поскольку окна в зале закрыты, возможно, от холода.

   «Кто Меня зовет?»

   «Какой-нибудь бродяга. Велю его прогнать. Или какой-то нищий. Велю дать ему хлеба».

   «Иисус, я болен. Спаси меня!»

   «Я же говорил. Бродяга. Накажу слуг за то, что пропустили его». И Исмаил встает.

   Но Иисус, который по крайней мере лет на двадцать его моложе и более чем на голову выше, усаживает его обратно, кладя ему руку на плечо и повелевая: «Останься, Исмаил. Я хочу увидеть того, кто Меня ищет. Впустите его».

   Входит темноволосый мужчина, на вид лет сорока. Но раздутый, словно бочонок, и желтый, как лимон, с лиловыми губами, полуоткрытыми от затрудненного дыхания. Его сопровождает женщина из первой части видения.

   Мужчина продвигается вперед с трудом из-за своего недуга и из боязни. Он видит, как недружелюбно на него смотрят! Однако Иисус, оставив свое место и подойдя к несчастному, берет его за руку и ведет в середину зала, в пустое пространство между столами, поставленными в форме буквы U. Прямо под люстру.

   «Чего ты хочешь от Меня?»

   «Учитель… я так долго тебя искал… так давно… Я ничего не хочу, кроме здоровья… для моих детей и моей жены… Ты всё можешь. Видишь, до чего я дошел…» 

   «И ты веришь, что Я в состоянии тебя исцелить?»

   «Верю ли я!.. Каждый мой шаг – мука… каждое сотрясение – боль… но тем не менее в поисках Тебя я проделал большие расстояния…[2] да еще ехал за Тобой на повозке… но никак не мог Тебя догнать… Верю ли я!.. Меня удивляет, что я не исцелился сразу же, как только моя рука оказалась в Твоей, ведь Ты можешь всё, о Святой Божий Человек».

[2] У МВ – километры.

   Бедняга пыхтит, как кузнечный мех, от усилия произнести так много слов. Его жена смотрит на мужа и на Иисуса и плачет.

    ¹³Иисус, взглянув на нее, улыбается. Потом поворачивается и спрашивает: «Ответь Мне ты, старый книжник (Он обращается к трясущемуся старику, с которым разговаривал вначале) – Позволительно ли исцелять в субботу?»

   «В субботу нельзя совершать никакую работу».

   «Даже спасти кого-то от отчаяния? Это ведь не ручной труд».

   «Суббота посвящена Господу».

   «Какой же труд более подобает священному дню, чем тот, что позволит Божьему чаду сказать своему Отцу: „Я люблю Тебя и восхваляю, потому что Ты исцелил меня“?!»

   «Нужно соблюдать ее, даже если ты калека».

   «Ханания, а ты знаешь, что в эту самую минуту пылает твоя самая красивая роща, и весь склон Ермона озарен ее багряным пламенем?»

   Старичок резко вскакивает, как будто его ужалила змея: «Учитель, ты правду говоришь или шутишь?»

   «Правду говорю. Я вижу и знаю».

   «О! горе мне! Моя самая красивая роща! Тысячи шекелей в пепел! Проклятье! Да будут прокляты те собаки, что подожгли мне ее! Пусть у них выгорят внутренности, как моя древесина!» Старичок в отчаянии.

   «Это всего лишь роща, Канания[3], и ты причитаешь! Что же ты не воздашь хвалу Господу в этой беде? А вот он лишается не деревьев, что опять вырастут, а своей жизни и пропитания для своих детей, и счел-таки своим долгом произнести хвалу, которую ты не произнес. Так что же, книжник, разве не позволительно Мне исцелить его в субботу?»

[3] В конце рукописной страницы МВ делает примечание: Канания. Я написала это имя один раз с h и один раз без нее. Но оно произносится как среднее между придыхательным и твердым h, так что я просто не знаю, как правильно его написать.

   «Да будьте вы прокляты: Ты, он и эта суббота! У меня без вас есть о чем подумать…» И, грубо оттолкнув Иисуса, положившего ему на руку Свою ладонь, он в ярости выходит, и слышно, как он своим клокочущим голосом орет, чтобы ему подали повозку.

   «Что же теперь? – вопрошает Иисус, переводя Свой взгляд на остальных. – А теперь скажите Мне вы: позволительно или нет?»

   Никто не отвечает. Елеазар раскрыл было уста, но вновь их смыкает, пораженный ледяной атмосферой в зале, и опускает голову.

   «Ну, тогда буду говорить Я, – произносит Иисус. И вид Его внушителен, а речь громогласна, как и всегда, когда Он собирается сотворить чудо. – Буду говорить Я. И слова Мои таковы: мужчина, да будет тебе по твоей вере. Ты исцелен. Хвала Предвечному. Ступай с миром».

   Мужчина стоит смущенный. Может быть, он думал, что мгновенно снова станет стройным, как когда-то. И ему кажется, что он не исцелен. Впрочем, кто знает, что он чувствует… Он издает радостный крик и бросается в ноги Иисусу, целуя их.

   «Ступай, ступай! И оставайся таким же добрым. Прощай!»

   Мужчина выходит в сопровождении женщины, которая в последний момент успевает повернуться и попрощаться с Иисусом.

   ¹⁴«Однако, Учитель… В моем доме… В субботу…»

   «Ты не одобряешь? Знаю. Поэтому Я и пришел. Разве ты друг? Нет. Ты Мне враг. Ты не искренен ни со Мной, ни с Богом».

   «Ты меня сейчас оскорбляешь?»

   «Нет, говорю правду. Ты сказал, что Елеазар не обязан поддерживать ту старуху, поскольку она не является его собственностью. Но у тебя в собственности были двое сирот[4]. Это были дети двух твоих верных слуг, которые умерли, работая на тебя, один – с серпом в руке, другую убило чрезмерное напряжение, так как ей пришлось работать за двоих: за себя и за мужа, чтобы сохранить свое место, как ты от нее требовал. Ты говорил: „Я заключил договор с двумя работниками, и буду держать тебя, только если ты будешь выполнять работу и свою, и покойного“. И она согласилась на это и умерла вместе с ребенком в утробе. Ведь та женщина была матерью. И ей не было оказано таже того сострадания, какое оказывают рожающему скоту. Где сейчас те двое детей?»

[4] А именно: Мария и Матфий, см. 298.2–6; 299. 2–8.

   «Не знаю… Они как-то пропали».

   «Не надо здесь лгать. Достаточно того, что ты был жесток. Не нужно прибавлять еще и ложь, чтобы твои субботы не стали ненавистны Богу, даже если по субботам не используется рабский труд. Где эти дети?»

   «Я не знаю. Я уже не знаю, поверь».

   «А Я знаю. Я их встретил однажды ноябрьским холодным, дождливым, темным вечером. Встретил их голодных и дрожащих возле одного дома, словно двух собачек в поисках куска хлеба… Проклятых и изгнанных тем, чьё нутро было более собачьим, чем у настоящей собаки. Потому что и собака пожалела бы тех двоих сироток. А ты и тот другой – не пожалели. Их родители тебе были уже не нужны, верно? Они были мертвы. Умершие могут лишь плакать в своих гробницах, слыша рыдания своих несчастных детей, позабытых всеми. И всё же умершие своим духом доносят свои слезы и слезы своих детей до Бога и говорят: „Господи, отомсти за нас Сам, ибо этот мир продолжает нас тиранить, когда больше не может на нас наживаться“. Те двое малышей тебе были еще не нужны, верно? Неизвестно еще, могла ли девочка сгодиться, чтобы подбирать колосья… И ты их прогнал, лишив даже того скудного добра, что принадлежало их отцу и матери. Они могли умереть от голода и холода, как две собаки на проезжей дороге. Могли выжить и стать один вором, другая блудницей, потому что голод приводит ко греху. Но какое тебе до них было дело?

   Ты только что в поддержку своих воззрений цитировал Закон. А разве Закон не говорит: „Не притесняйте вдову и сироту, ибо если будете их притеснять, и они возопиют ко Мне, Я услышу их вопль – и воспламенится гнев Мой, и истреблю вас мечом, и ваши жены станут вдовами, а ваши дети – сиротами“[5]?  Разве не так говорит Закон? А тогда почему ты его не соблюдаешь? Ты защищаешь Меня перед другими? А тогда почему ты не защищаешь Мое учение в себе самом? Ты хочешь быть Моим другом? А тогда почему делаешь противоположное тому, что Я говорю? Один из вас бежит что есть силы и рвет на себе волосы из-за гибели своей рощи. И не рвет их на руинах своего сердца! И ты тоже – чего ты ждешь?

[5] Исх. 22:22–24.

   ¹⁵Почему вы всегда считаете себя безупречными, вы, кого судьба занесла наверх? А если бы вы даже и были в чём-то таковыми, почему не пытаетесь быть ими во всём? Почему ненавидите Меня за то, что Я обнажаю ваши раны? Я – Врачеватель ваших душ. Может ли врач вылечить, если не откроет и не промоет ран? Неужели вы не понимаете, что многие – и одна из них та женщина, что вышла, – заслуживают первых мест на пиру у Бога, несмотря на свою жалкую внешность? Значение имеет не наша внешность, а наше сердце, наш дух. Бог с высоты Своего престола видит вас. И судит вас. Сколь многих же Он находит лучшими, чем вы! Поэтому слушайте. Положите себе за правило всегда поступать так. Когда вас пригласят на брачный пир, выбирайте всегда самое последнее место. Вам будет оказана двойная честь, когда хозяин скажет вам: „Друг, двигайся вперед“. Почесть по заслугам и почесть за смирение. Ну а если… О, невесело будет гордецу, когда его пристыдят и скажут: „Ступай туда, в конец, потому что тут есть кое-кто поважнее тебя“. И точно так же поступайте на тайном пире вашего духа на браке с Богом. Кто смирится, тот будет превознесен, а кто превозносится, тот будет унижен.

   ¹⁶Исмаил, не надо Меня ненавидеть за то, что Я тебя лечу. Я к тебе ненависти не испытываю. Я пришел тебя исцелить. Ты болен серьезнее, чем тот мужчина. Ты пригласил Меня, чтобы повысить свой престиж и доставить удовольствие друзьям. Ты часто приглашаешь в гости, но ради гордости и веселья. Не делай этого. Не приглашай богатых, родственников и друзей. Но открой свой дом, открой свое сердце бедным, нищим, калекам, хромым, сиротам и вдовам. Всё, что они дадут тебе взамен, это свои благословения. Но Бог претворит их для тебя в милости. А в конце… о! в конце – какая блаженная участь ожидает всех милосердных, которые будут вознаграждены Богом в воскресение мертвых! Горе тем, кто лелеет одну лишь надежду на прибыль, а потом закрывает свое сердце для брата, который больше не может быть полезен. Горе таким! Я отомщу за этих оставленных».

   «Учитель… я… я сделаю Тебе приятное: возьму тех детей обратно».

   «Нет».

  «Почему?»

   «Исмаил?!..»

   Исмаил опускает голову. Хочет притвориться смиренным. Но это просто гадюка, из которой выдавили яд, и она не кусает, потому что знает, что его нет, однако ждет, когда можно будет укусить…

   ¹⁷Елеазар пытается восстановить мир и говорит: «Блаженны те, чьи души будут пировать с Богом в Его вечном Царстве. Но, поверь, Учитель, иногда сама жизнь нам в этом препятствует. Наши должности… наши занятия…»

   Тут Иисус рассказывает притчу о званых на пир[6] и подытоживает: «Ты говорил: должности… занятия. Это верно. Поэтому-то Я и сказал тебе в начале этого пиршества, что Моего Царства добиваются победами над самими собой, а не победами на поле брани. Место на великой Вечере принадлежит тем смиренным сердцем людям, которые умеют быть великими своей преданной любовью, которые, не считаясь с жертвами, преодолевают всё, чтобы прийти ко Мне. Даже одного часа достаточно, чтобы преобразить сердце. Лишь бы у это сердца было желание. И достаточно одного слова. А Я вам их столько сказал. И вот гляжу… В одном только сердце растет святое насаждение. В остальных для Меня – колючие заросли, а внутри этих зарослей – змеи и скорпионы. Но не важно. Я иду Своим прямым путем. Кто Меня любит – пусть следует за Мной. Я хожу и зову. Праведные пусть приходят ко Мне. Я хожу и учу. Ищущие справедливости пусть припадут к Моему Источнику. Что касается остальных… об остальных будет судить Мой святой Отец. Исмаил, Я прощаюсь с тобой. Не питай ко Мне ненависти. Подумай. И осознай, что Я был суров из любви, а не из ненависти. Мир этому дому и его обитателям, мир всем вам, коль скоро вы заслуживаете мира».

[6] См. Лк. 14:16–24. МВ ее опускает.