27 марта 1944.

   ¹Я присутствую при отправлении в путь к св. Елизавете.

   Иосиф прибыл забрать Марию, приведя двух серых осликов: одного для себя, другого для Марии. Оба животных имели обычные седла, но к одному из них было добавлено своеобразное устройство. Как я потом поняла, оно служило для перевозки груза: нечто вроде багажника, и на нем Иосиф укрепляет небольшой деревянный сундук – саквояж, сказали бы мы теперь, – который он принес Марии, чтобы сложить туда Ее одежду, и та бы не промокла.

   Слышу, как Мария очень благодарит Иосифа за этот предусмотрительный подарок, в который Она укладывает все то, что вынимает из тюка, прежде Ею приготовленного.

   ²Они запирают дверь дома и выступают в путь. Еще самое начало дня, поскольку я вижу, как небо едва-едва розовеет на востоке. Назарет еще спит. Двое ранних путешественников встречают одного только пастуха, что подгоняет своих овечек, бегущих одна наперерез другой, вклинивающихся друг меж друга и блеющих. Больше всех тонкими пронзительными голосами блеют ягнята, даже на ходу стремясь отыскать материнскую грудь. Однако матери торопятся на пастбище и побуждают их также поспешать своим более громким блеянием.

   Мария смотрит, улыбается и – раз уж Она остановилась, чтобы пропустить стадо – наклоняется в седле погладить смиренных животных, которые проходят впритирку с осликами. Когда подходит пастух с новорожденным ягненком на руках и останавливается для приветствия, Мария, улыбаясь, ласкает розоватую мордочку этого отчаянно блеющего ягненка и говорит: «Ищет маму. Вот она, мама. Она не оставит тебя, нет, малыш». В самом деле, мать-овца трется о пастуха и встает на задние ноги, чтобы облизать мордочку своего новорожденного.

   Стадо проходит с шумом дождя по листве, оставляя за собой пыль, поднятую движением маленьких копыт, и целый узор следов на дороге.

   Иосиф и Мария возобновляют путь. На Иосифе – его большой плащ, Мария обернулась в нечто вроде шали в полоску, так как утро весьма прохладное.

   Они уже за городом и движутся друг возле друга. Разговаривают редко. Иосиф думает о своих делах, а Мария следует Своим размышлениям и, будучи сосредоточена на них, улыбается им; когда же Она выходит из своей сосредоточенности, то глядя по сторонам, улыбается тому, что Ее окружает. То и дело посматривает на Иосифа, и налет печальной серьезности омрачает Ее лицо. Но после улыбка возвращается даже при взглядах на Ее предусмотрительного супруга, который мало говорит, а если и говорит, то чтобы спросить, удобно ли Ей и не нужно ли чего-нибудь.

   ³Теперь дороги становятся многолюдными, особенно в окрестностях некоторых селений или внутри них самих. Но эти двое не обращают большого внимания на встречных людей. Они едут на своих семенящих осликах в громком звоне бубенцов, и останавливаются только один раз в тени рощицы, чтобы перекусить небольшим количеством хлеба и оливок, да попить из родника, вытекающего из какой-то пещерки. А в другой раз – чтобы укрыться от сильного ливня, внезапно нахлынувшего из очень темной грозовой тучи.

   Они находят убежище под горой, напротив выступающего валуна, который закрывает их от самого сильного дождя. Однако Иосиф во что бы то ни стало хочет, чтобы Мария надела его плащ из непромокаемой шерсти, с которой вода скатывается, не увлажняя ее, и Мария вынуждена уступить заботливой настойчивости супруга. Последний, чтобы заверить Ее в своей собственной защищенности, набрасывает себе на голову и на плечи небольшое серое покрывало, находившееся под седлом. Вероятно, это покрывало ослика. Теперь Мария, с обрамляющим Ее лицо капюшоном и в коричневом плаще, завязанном на шее и полностью Ее скрывающем, похожа на маленького монашка.

   Ливень стихает, но переходит в мелкий надоедливый дождь. Двое снова пускаются в путь по уже совсем грязной тропе. Однако это весна, и спустя некоторое время выходит солнце, и путешествие становится более комфортным. Два ослика набирают ход и резво бегут по дороге.

Больше я ничего не вижу, поскольку на этом видение прекращается.