ЕВАНГЕЛИЕ КАК ОНО БЫЛО МНЕ ЯВЛЕНО
154. В Кесарии Приморской. Беседа с галерными гребцами и встреча с Клавдией Прокулой. Утешение усталого «глашатая»
4 мая 1945.
1Иисус в центре площади, просторной и довольно красивой, которая в виде очень широкой улицы, почти что продолжения площади, тянется до самого морского берега. Одна галера, должно быть, только что покинула порт и вышла в открытое море, подгоняемая ветром и веслами. Другая, видимо, маневрирует с целью войти в гавань, так как паруса ее спущены, а весла двигаются лишь с одного борта, разворачивая судно в подходящее положение. Сам порт с площади не виден. Но наверное он близко. По сторонам площади выстроились большие жилища с характерными внешними стенами, практически лишенными окон. Никаких торговых лавок.
«Куда идем теперь? Тебе захотелось прийти сюда, а не на восточную сторону, а здесь языческий квартал. Кто Тебя тут будет слушать?» – делает упрек Петр.
«Пойдем туда, на тот угол рядом с морем. Там Я буду говорить».
«Волнам».
«Волны тоже сотворены Богом».
Идут. Теперь они в том самом углу и видят порт, в который медленно заходит прежде виденная ими галера, и ее закрепляют на своем месте. Несколько моряков слоняются вдоль причалов. Несколько торговцев фруктами отваживаются подойти к этому римскому судну и предложить свой товар. Вот и все.
2Иисус, прислонившись спиной к стене, кажется, в самом деле обращается к волнам. Апостолы, недовольные такой ситуацией, расположились вокруг Него, частью стоя, частью сидя на больших камнях, намеренно разбросанных тут и там, чтобы служить скамьями.
«Безрассуден тот человек, который сознавая себя могучим, здоровым, счастливым, говорит: „В чем я вообще нуждаюсь? И в ком? Да ни в ком. Всего у меня достаточно, я обхожусь собственными силами; поэтому Божьи законы или нравственные предписания для меня ничто. Мой закон – делать то, на что я способен, не думая, хорошо это или плохо для остальных“».
Какой-то продавец, услышав звонкий голос Иисуса, оборачивается и подходит к Иисусу, который продолжает: «Так говорят мужчины и так говорят женщины, лишенные мудрости и веры. Но если этим они показывают, что обладают более или менее серьезной силой, то одновременно они выдают свое сродство со Злом».
Несколько мужчин спускаются с галеры и с других лодок и приближаются к Иисусу.
«Человек показывает не на словах, а на деле, что состоит в родстве с Богом и с Добродетелью, когда соображает, что его жизнь более изменчива, чем морские волны, которые сейчас спокойны, а завтра станут разъяренными. Равным образом наши сегодняшние благополучие и мощь завтра могут стать нищетой и бессилием. И что тогда поделает человек, лишенный единения с Богом? Сколь многие на этой галере некогда были счастливыми и могучими, а теперь они рабы и считаются преступниками! Преступниками и поэтому дважды рабами: по человеческому закону, над которым зря насмехаются, ведь он существует и карает своих нарушителей, и по закону Сатаны, что извечно завладевает виновными, которые не сумеют возненавидеть своей вины».
3«Будь здрав, Учитель! Какими судьбами? Узнаешь меня?»
«Да придет к тебе Бог, Публий Квинтилиан. Видишь? Я пришел»[1].
[1] Об их первой встрече см. 109.13–14.
«И прямо сюда, в римский квартал. Не надеялся уже Тебя встретить. Но Мне приятно слышать Тебя».
«Мне тоже. Много ли на той галере гребцов?»
«Много. Большей частью военнопленные. Они Тебя интересуют?»
«Я хотел бы подойти поближе к тому кораблю».
«Подходи. Разойдитесь вы», – командует он тем немногим, что было приблизились, а теперь тут же разбегаются, бормоча ругательства.
«Оставь их тоже. Я привык быть стиснутым толпой».
«Могу только досюда. Не дальше. Галера военная».
«Мне достаточно. Да воздаст тебе Бог».
Иисус возобновляет речь, в то время как римлянин, весь сверкающий в своем одеянии, похоже, встает рядом с Ним на стражу.
«Рабы по несчастному случаю, то есть, рабы лишь в одном смысле. Рабы на всю свою жизнь. Но каждая слеза, что падает на их цепи, каждый удар, опускающийся, чтобы запечатлеть скорбь на их теле, утончает их наручники, придает красоты тому, что не умирает, наконец, открывает им покой Бога, который дружит со Своими бедными несчастными чадами и который даст им настолько же большую радость, насколько большую скорбь имели они здесь».
Из-за фальшбортов галеры выглядывают мужчины из числа команды и прислушиваются. Естественно, это не каторжники. Но, несомненно, что и те слышат доносящийся до них из всех отверстий уключин мощный голос Иисуса, раздающийся в неподвижном воздухе в этот час отлива. Публий Квинтилиан ушел, позванный каким-то солдатом.
«Я хочу сказать этим несчастным, которых любит Бог, чтобы они смирились в своей скорби, чтобы сделали из неё не что иное, как пламя, которое тем скорее разрешило бы их от галерных и жизненных цепей, поглотив в стремлении к Богу тот жалкий день, которым является эта жизнь, день темный, ненастный, полный страхов и нужд, дабы они вступили в день Божий: светлый, ясный, где нет уже никакого страха, ни томления. В великий покой, в безграничную свободу Рая войдете вы, о мученики тяжелой судьбы, лишь бы вы сумели остаться добрыми в своем страдании и воздыхали о Боге».
4Возвращается Публий Квинтилиан с другими солдатами, а вслед за ним появляется несомый рабами паланкин, для которого солдаты освобождают место.
«Кто есть Бог? Я говорю язычникам, которые не знают, кто такой Бог. Говорю чадам покоренных народов, не знающим, кто такой Бог. В своих лесах, о галлы, иберийцы, фракийцы, германцы, кельты, вы обладаете видимостью Бога. Душа ваша непроизвольно тянется к преклонению, поскольку помнит о Небе. Но вы не знаете, где найти истинного Бога, который вложил душу в ваши тела, такую же душу, как у нас, израильтян, такую же, как у могущественных римлян, что вас покорили, душу, имеющую те же самые обязанности и те же самые права по отношению к Благу, душу, которой само это Благо, то есть истинный Бог, останется верным. Будьте и вы так же верны Благу. Божество, или божества, которым вы поклонялись до сих пор, научившись их именам еще у материнской груди; божество, о котором вы, может быть, уже не думаете, ибо не чувствуете, что от него может прийти облегчение вашим страданиям, которое вы, возможно, стали ненавидеть и проклинать в отчаянии ваших будней, не есть истинный Бог. Истинный Бог – это Любовь и Милость. Разве такими были ваши божества? Нет. Они тоже представляли собой жестокость, зверство, ложь, лицемерие, порок, жульничество. И теперь они оставили вас без такого малейшего утешения, как надежда на то, что вы любимы, и уверенность в отдохновении после стольких страданий. Это потому, что ваши божества – не боги. Но Бог, истинный Бог, который есть Любовь и Милость и о котором Я говорю вам, что Он несомненно существует, вот Кто сотворил небеса, моря, горы, леса, растения, цветы, животных, человека. Вот Кто внушает победителям милость и любовь, подобные Его собственным, к бедным людям Земли.
5О могущественные люди, владыки, подумайте, что все вы от одного корня. Не ожесточайтесь на тех, кого превратность отдала в ваши руки, и будьте человечны даже с теми, кого злодеяние приковало к галерной скамье. Человек часто грешит. Более или менее тайные грехи есть у каждого. Если бы вы думали об этом, то были бы гораздо добрее по отношению к своим братьям, что оказались менее удачливы, чем вы, и были наказаны за провинности, которые вы также совершали, оставаясь при этом безнаказанными.
Человеческое правосудие – вещь настолько сомнительная в своих приговорах, что была бы беда, если бы таким же было и божественное правосудие. Бывают преступники, которые не выглядят как таковые, а бывают неповинные, осужденные как преступники. Не станем доискиваться почему. А то было бы слишком много обвинений в адрес людей несправедливых и полных ненависти к своему ближнему! Есть преступники, которые действительно таковы, но были доведены до преступления непреодолимыми обстоятельствами, что частично оправдывает их вину. Поэтому вы, поставленные во главе галер, будьте человечны. Над человеческой справедливостью есть намного более высокая божественная Справедливость, принадлежность истинного Бога, Создателя царей и рабов, утесов и песчинок. Он взирает на вас, кто на веслах, и на вас, кто во главе команды, и горе вам, если вы будете жестоки беспричинно. Я, Иисус Христос, Мессия истинного Бога, заверяю вас: по вашей смерти Он прикует вас к вечной галере, вручив ваш запятнанный кровью хлыст демонам, и вас будут мучить и бить так же, как мучили вы. Поэтому, хотя и есть человеческий закон, что преступник должен быть наказан, не следует превышать меру этого наказания. Постарайтесь это запомнить. Могущественный сегодня может стать ничтожным завтра. Один Бог вечен.
Мне хотелось бы изменить ваши сердца и особенно хотелось бы развязать ваши цепи, вернув вам свободу и потерянное отечество. Но, братья каторжники, не видящие Моего лица, Мне ведомы ваши сердца со всеми их ранами, и вместо земной свободы и земного отечества, которых Я не могу вам дать, о несчастные рабы сильных мира сего, Я дам вам более высокую свободу и отечество. Ради вас Я сделался узником, лишенным Своего отечества; ради вас Я отдам самого Себя в качестве выкупа; для вас, в том числе для вас, не бесчестье Земли, как вас называют, а стыд человечества, которое забывает меру суровости в войне и в правосудии, Я установлю новый закон на Земле и создам обитель отрады на Небе.
Запомните Мое Имя, плачущие дети Божьи. Это имя Друга. Произносите его в своих скорбях. Будьте уверены, что если вы Меня полюбите, вы Меня обретете, даже если мы никогда не увидимся на Земле. Я Иисус Христос, Спаситель, ваш Друг. Во имя истинного Бога Я утешаю вас. Да снизойдет вскоре на вас покой».
6Толпа, по большей части из римлян, окружила Иисуса, чьи необычные суждения всех ошеломили.
«Клянусь Юпитером! Ты заставил меня задуматься о новых вещах, о каких я никогда еще не думал. Но которые, я чувствую, истинны…» – Публий Квинтилиан смотрит на Иисуса одновременно задумчиво и увлеченно.
«Это так, друг. Если бы человек размышлял, он не мог бы совершить преступление».
«Клянусь Юпитером, клянусь Юпитером! Какие слова! Надо их запомнить! Ты сказал: „Если бы человек размышлял…“»
«…он не мог бы совершить преступление».
«Это же верно! Клянусь Юпитером! Да Ты знаешь, что Ты великий?!»
«Любой, кто захотел бы, мог бы стать как Я, если бы был одним целым с Богом».
Римлянин продолжает вереницу своих «клянусь Юпитером», одно восторженней другого.
Но Иисус говорит ему: «Мог бы Я поддержать этих каторжников? У Меня есть немного денег… Какой-нибудь фрукт, какое-то утешение, чтобы они знали, что Я их люблю».
«Давай сюда. Я смогу это устроить. А впрочем, там есть одна дама, которая может многое. Спрошу ее». Публий идет к паланкину и говорит, обращаясь к слегка приоткрытым шторкам. Возвращается: «У меня неограниченные полномочия. Я сам позабочусь о раздаче, чтобы надсмотрщики не допускали злоупотреблений. И это будет первый раз, когда имперский солдат проявит жалость к военнопленным».
«Первый. Но не единственный. Настанет день, когда уже не будет рабов; а еще раньше Мои ученики снизойдут до этих каторжников и рабов и назовут их своими братьями».
Еще одна серия возгласов «клянусь Юпитером» раздается в безветренной тишине, пока Публий наблюдает, чтобы каторжники получили достаточно фруктов и вина. 7Затем, прежде чем подняться на галеру, он говорит прямо на ухо Иисусу: «Там сзади находится Клавдия Прокула. Хотела бы послушать Тебя еще. Но пока она хочет спросить Тебя о чем-то. Иди».
Иисус направляется к паланкину.
«Будь здрав, Учитель». Шторка едва отодвигается, открывая красивую женщину лет тридцати.
«Да возникнет в тебе стремление к мудрости».
«Ты сказал, что душа помнит о Небе. Следовательно, она вечна, эта вещь, о которой вы говорите, что она находится в нас?»
«Вечна. Потому она помнит о Боге, о том Боге, что создал ее».
«Что такое душа?»
«Душа – это истинное благородство человека. Ты прославлена, потому что из рода Клавдиев. Человек еще более славен, потому что он Божий. В тебе есть кровь Клавдиев, влиятельного рода, который, однако, когда-то возник и когда-то закончится. В человеке благодаря его душе есть кровь Божья[2]. Ибо душа есть духовная кровь (так как Бог является чистейшим Духом) Создателя человека: вечного, могущественного, святого Бога. Следовательно, человек вечен, могуществен и свят благодаря душе, которая есть в нем и живет до тех пор, пока соединена с Богом».
[2] «Разговаривая с язычниками или с невежественными людьми, – замечает МВ, – Иисус использует вещественные определения, такие как „кровь“, чтобы быть понятым».
«Я язычница. Значит у меня нет души…»
«Есть. Но она погружена в летаргию. Пробуди ее к Истине и к Жизни…»
«До свидания, Учитель».
«Да покорит тебя Справедливость. До свидания».
8«Как видите, даже тут у Меня были слушатели», – говорит Иисус ученикам.
«Да. Но кроме этих римлян кто поймет Тебя? Это варвары!»
«Кто? Все. Мой мир в них, и они будут помнить Меня гораздо лучше многих других в Израиле. Пойдемте в дом, который приютит нас на трапезу».
«Учитель, эта женщина – та самая, что разговаривала со мной в тот день, когда Ты исцелил того больного. Я увидел ее и узнал», – говорит Иоанн.
«Итак, вы видите, что нашлись те, кто даже здесь ждал нас. Но вы, похоже, не очень-то этим довольны. Я сильно преуспею в тот день, когда сумею убедить вас, что Я пришел не только ради евреев, но ради всех людей, и готовил вас для всех. Тем не менее скажу: запоминайте все, что касается Учителя. Нет такого события, каким бы незначительным оно ни казалось, которому не надлежало бы некогда стать для вас правилом в вашем апостольстве».
Никто не отвечает, и у Иисуса появляется грустная снисходительная улыбка.
9Этим утром такая же улыбка была адресована мне…
Меня охватило такое всецелое уныние, что я принялась плакать о многих вещах, не последней из которых была усталость писать, и писать с уверенностью, что вся эта благость Божья и все эти усилия маленького Иоанна совершенно бесполезны. И я со слезами призвала моего Учителя и после, когда Он по Своей доброте пришел именно ради меня, высказала Ему свои мысли.
Он пожал плечами, как бы говоря: «Забудь об этом мире с его вздором», а потом приласкал меня, сказав: «И что? Не захочешь Мне больше помогать? Мир не желает знакомиться с Моими словами? Ну и ладно, давай рассказывать их друг другу ради Моей радости повторять их верному сердцу и ради твоей – их слушать. Эти изнеможения от апостольства!.. Более тягостные, нежели от любой другой работы! Они отнимают свет у самого ясного дня и сладость у самой вкусной еды. Все становится прахом и грязью, все вызывает отвращение и горечь. Но, душа Моя, это те часы, когда мы взваливаем на себя усталость, сомнения, горести мирских людей, которые умирают, не обладая тем, что есть у нас. И есть часы, когда мы совершаем бóльшее. Я тебе уже говорил в прошлом году. „Чего ради?“ – спрашивает себя душа, погруженная в то, что наводняет этот мир, то есть, в волны, направляемые Сатаной. И мир тонет. Но душа, пригвожденная вместе со своим Богом ко кресту, не утонет. На мгновение она теряет свет и проваливается в тошнотворную волну духовной усталости, а затем выныривает еще более свежей и красивой. Твое заявление: „Я уже ни на что не годна“ – следствие этой усталости. Ты вообще могла бы быть ни на что не годной. Но Я всегда остаюсь Собой, и поэтому ты всегда будешь справляться со своей задачей глашатая. Конечно, если бы Я увидел, что Мой дар начали с жадностью прятать, словно тяжелую и ценнейшую жемчужину, или неблагоразумно использовать, или по нерадению перестали хранить его с теми предосторожностями, какими в этих случаях вынуждает пользоваться людская низость, чтобы сохранить дар и того, через кого он был дан, Я сказал бы Свое „хватит“. И на этот раз безвозвратно. „Хватит“ для всех, за исключением этой Моей маленькой души, что сегодня похожа прямо-таки на цветочек под проливным дождем. И с такими утешениями ты можешь сомневаться, что Я тебя люблю? Ну же! Ты помогала Мне во время войны. Помоги Мне и теперь… Еще столько всего надо сделать».
И я успокоилась от ласки этой вытянутой ладони и от такой нежной улыбки моего Иисуса, сверкающего белизной, как бывает всегда, когда Он весь предоставлен мне.