14 июня 1945.

  ¹Наин во времена Иисуса, наверное, имел определенное значение. Город не слишком большой, но добротно построенный, опоясанный оградой городских стен, расположенный на невысоком живописном холме, отроге Малого Ермона, возвышающегося над плодороднейшей равниной, что раскинулась в северо-западном направлении.

   Из Эндора туда можно добраться, перейдя вброд речушку, впадающую, несомненно, в Иордан. Однако отсюда ни Иордан, ни даже его долина уже не видны, поскольку закрыты холмами, образующими дугу в виде вопросительного знака, обращенную на восток.

   Иисус направляется туда, идя по главной дороге, которая соединяет окрестности озера с Ермоном и его селениями. Позади Него шествуют многие жители Эндора, непрерывно между собой переговариваясь.

   Расстояние, отделяющее группу апостолов от городских стен, уже довольно короткое: не больше двухсот метров. А учитывая, что главная дорога вливается прямо в городские ворота, и ворота эти распахнуты, ибо день в разгаре, можно видеть все то, что происходит непосредственно за стенами. Именно таким образом Иисус, разговаривавший с апостолами и с новообращенным, замечает приближающуюся похоронную процессию, сопровождаемую громким шумом плачущих и подобными восточными церемониями.

   «Пойдем посмотрим?» – раздается несколько голосов. И многие из жителей Эндора уже устремились туда, чтобы поглядеть.

   «Пойдем, пожалуй», – говорит Иисус снисходительно.

  «О! это, наверное, мальчик, потому что видишь, сколько цветов и лент на носилках?» – говорит Иуда Искариот Иоанну.

   «Или, может быть, девушка», – отвечает Иоанн.

  «Нет, судя по оттенкам положенных цветов, это точно юноша. И потом нет миртовых веток…»  – говорит Варфоломей.

   Процессия выходит за пределы стен. Невозможно разглядеть, что находится на носилках, которые несут высоко на плечах. Только по очертаниям угадывается лежащее забинтованное тело, покрытое саваном, и ясно, что это тело человека, уже совсем выросшего, поскольку оно одинаковой с носилками длины.

   Сбоку от одра идет плачущая закутанная женщина, которую поддерживают родственницы или подруги. Единственные искренние слезы во всем этом представлении плакальщиц. И когда попавшийся кому-то из носильщиков камень, или яма, или выступ заставляют носилки сотрясаться, мать стонет: «О, нет! Осторожнее! Мой ребенок так страдал!» – и поднимает дрожащую руку, чтобы погладить край носилок. И так как большего она позволить себе не может, то целует колышущиеся покрывала и ленты, которые иногда приподнимаются от ветра и слегка касаются неподвижной фигуры.

  «Это мать», – говорит притихший Петр, и слезы блестят в его проницательных добрых глазах.

   Но он не единственный, у кого в глазах стоят слезы от этого терзающего зрелища. Глаза начинают блестеть у Зелота, Андрея, Иоанна и даже у всегда веселого Фомы. Все, все растроганы. Иуда Искариот бормочет: «А если б это был я! О, бедная моя мать…»

   ²Иисус, глаза которого наполнены глубокой, просто невыносимой нежностью, направляется к носилкам.

   Мать рыдает еще громче, потому что процессия вот-вот свернет в сторону уже открытой гробницы. Видя, что Иисус намеревается прикоснуться к одру, она с силой отстраняет Его. Бог знает, чего она опасается в своем исступлении. Она глядит на Иисуса безумными глазами и кричит: «Он мой!»

   «Знаю, мать. Он твой».

   «Он мой единственный сын! Почему умер именно он – он, который был добрым и милым, отрадой для меня, вдовы? Почему?» 

   Толпа нанятых плакальщиц усиливает свой плач, хором вторя матери, которая продолжает: «Почему он, а не я? Несправедливо, чтобы та, кто родила дитя, видела его погибающим. Дитя должно жить, а иначе, иначе к чему было надрываться этой утробе, производя на свет человека?» – и она бьет себя по животу жестоко и отчаянно.

  «Не делай так! Не плачь, мать. – Иисус крепко сжимает ее ладони, удерживая их левой рукой, тогда как правой касается одра, говоря носильщикам: – Остановитесь и поставьте носилки на землю».

   Носильщики повинуются и опускают ложе, ставя его на землю на четыре подпорки.

   Иисус берется за саван, покрывающий умершего, и откидывает его, открывая останки. 

   Мать горестно вскрикивает, видимо, называя имя своего сына: «Даниил!»

  Иисус, все так же держа материнские ладони в Своей, выпрямляется с величественно сияющим взглядом, с тем выражением лица, что свойственно самым великим Его чудесам, и, опуская правую руку, во всю силу Своего голоса повелевает: «Юноша! Я говорю тебе: вставай!»

   ³Умерший, как был весь в обмотках, поднимается и, сидя на носилках, зовет: «Мама!» Зовет ее невнятным и робким голосом напуганного ребенка.

  «Он твой, женщина. Я возвращаю его тебе во имя Божие. Помоги ему освободиться от савана. И будьте счастливы». Иисус собирается уйти.

   Но куда там! Толпа прижимает Его к одру, над которым склонилась мать, что торопясь разматывает бинты, пока ребяческий жалобный голос повторяет: «Мама! Мама!»

   Саван развернут, бинты размотаны, и мать с сыном могут обняться. И они обнимаются, не обращая внимания на прилипающие бальзамические мази, которые мать затем стирает с милого лица, с милых ладоней теми же самыми бинтами, а потом, не имея, во что его переодеть, снимает с себя плащ и окутывает его им, все стараясь его приласкать…

   ⁴Иисус глядит на нее… глядит на эту группу любящих друг друга людей, прижатую к краю уже не погребального ложа, и плачет.

   Этот плач замечает Иуда Искариот и спрашивает: «Почему Ты плачешь, Господь?»

   Иисус поворачивается к нему лицом и говорит: «Думаю о Моей Матери…»

   Этот краткий разговор привлекает женщину к своему Благодетелю. Она берет сына за руку, поддерживая его, поскольку у того в конечностях остается еще как будто оцепенение, и становится на колени, произнося: «И ты тоже, сын мой. Благослови этого Святого, который вернул тебя к жизни и возвратил твоей матери», – и наклоняется, чтобы поцеловать одежду Иисуса, в то время как толпа прославляет Бога и Его Мессию, уже признанного таковым, ибо апостолы и жители Эндора взяли на себя труд поведать о том, Кем же является совершивший это чудо.

   И теперь уже вся толпа восклицает: «Да будет благословен Бог Израилев! Благословен Им посланный Мессия! Благословен Иисус, Сын Давидов! Великий Пророк восстал среди нас! Бог действительно посетил Свой народ! Аллилуйя! Аллилуйя!»

   ⁵Наконец Иисусу удается выскользнуть из этой давки и проникнуть внутрь города. Толпа, требовательная в своей любви, следует за Ним, преследует Его.

   Подбегает какой-то мужчина и низко кланяется: «Умоляю Тебя отдохнуть под моим кровом».

   «Не могу. Пасха препятствует Мне делать какие-либо остановки помимо тех, что уже назначены».

   «Через несколько часов закат, и сегодня пятница…»

   «И как раз до заката Я должен достичь Своего привала. Все равно благодарю тебя. Однако не удерживай Меня».

   «Но я глава синагоги».

   «И этим хочешь сказать, что ты имеешь на это право. Муж, достаточно Мне было опоздать на час, чтобы та мать не обрела своего сына заново. Я иду туда, где Меня ждут другие несчастные. Не откладывай их радость ради своего эгоизма. Я обязательно приду в другой раз и остановлюсь в Наине, у тебя, на несколько дней. А сейчас позволь Мне уйти».

    Мужчина больше не настаивает. Только говорит: «Решено. Я жду Тебя».

   «Хорошо. Мир да пребудет с тобой и с жителями Наина. Также и вам, жителям Эндора, – мир и благословение. Возвращайтесь домой. Бог говорил с вами через чудо. Старайтесь, чтобы силой любви у вас произошло столько же воскрешений к Добру, сколько есть сердец».

   Последний хор осанны. Затем толпа позволяет Иисусу уйти, и Он пересекает город по диагонали и выходит в сторону полей, в сторону Ездрелона.