ЕВАНГЕЛИЕ КАК ОНО БЫЛО МНЕ ЯВЛЕНО
247. Пресвятая Мария обучает Магдалину умной молитве
8 августа 1945.
1«Где сделаем привал, мой Господь?» – спрашивает Иаков Зеведеев, пока они продвигаются по ущелью между двух холмов, целиком возделанных и зеленых от подножия до вершины.
«В Вифлееме Галилейском. Но в жаркие часы мы остановимся на горе, что возвышается над Мерабой. Таким образом твоему брату посчастливится еще раз увидеть море, – и Иисус улыбается. Затем заключает: – Мы, мужчины, могли бы проделать и больший путь, но позади нас – ученицы, которые никогда не жалуются, однако мы не должны их слишком переутомлять».
«Они никогда не жалуются, это правда. Это мы больше склонны жаловаться», – признает Варфоломей.
«И все-таки они менее привычны к такому образу жизни, чем мы…» – говорит Петр.
«Возможно, именно поэтому они охотно его избирают», – говорит Фома.
«Нет, Фома. Они делают это охотно ради любви. Можешь быть уверен, что ни Моя Мать, ни другие домохозяйки, такие как Мария Алфеева, Саломея и Сусанна, не покинут охотно свои дома, чтобы начать ходить по этим земным дорогам на виду у людей. И непривычные к тяжелым трудам Марфа с Иоанной (когда и она придет) не предприняли бы их охотно, если б их не подталкивала любовь. 2Что же касается Марии из Магдалы, только могучая любовь может давать ей силу выносить это мучение», – говорит Иисус.
«Зачем же Ты обрек ее на это, если знаешь, что это мучение? – спрашивает Искариот. – Это нехорошо и для нее, и для нас».
«Этот мир могло бы убедить лишь явное, несомненное доказательство перемены. Мария хочет убедить в этом мир. Ее разрыв со своим прошлым был совершен. Насовсем».
«Это еще надо выяснить. Пока рано об этом говорить. Когда привыкают к определенному образу жизни, трудно совсем от него отказаться. Привязанности и воспоминания тянут нас обратно», – говорит Искариот.
«Значит, ты тоскуешь по прежней жизни?» – спрашивает Матфей.
«Я… нет. Просто так выразился. Я это я: мужчина, любящий Учителя и… В общем, во мне есть начала, которые позволяют быть твердым в своих намерениях. Но она – женщина, и какая женщина! И потом, будь она даже очень стойкой, все равно не очень-то приятно, что она с нами. Случись, что нам встретятся какие-нибудь рабби, священники или видные фарисеи, поверьте, их комментарии будут не из приятных. Как подумаю об этом – так заранее краснею».
«Иуда, не противоречь сам себе. Если ты действительно разорвал связи с прошлым, как ты утверждаешь, почему тебя так огорчает, что чья-то несчастная душа следует за нами с целью завершить свое преображение ко Благу?»
«Да из любви, Учитель. Я тоже поступаю из любви: к Тебе».
«Тогда совершенствуйся в этой твоей любви. Никакая любовь, чтобы быть по-настоящему таковой, не должна быть нетерпимой. Когда кто-то способен сосредоточиться только на одном предмете своей любви и не в состоянии любить никого другого, хотя бы этот предмет любви и отвечал ему взаимностью, он этим показывает, что не пребывает в истинной любви. Совершенная любовь любит, в надлежащей очередности, весь человеческий род и даже животных и растения, звезды и воды, ибо всё видит в Боге. Любит Бога, как подобает, и всё любит в Боге. Учти, что нетерпимая любовь часто оказывается себялюбием. Поэтому ради любви научись любить и остальных».
«Хорошо, Учитель».
Тем временем та, кто является предметом спора, вместе с другими женщинами продолжает идти рядом с Марией, не подозревая, что была причиной такой дискуссии.
3Они достигли населенного пункта Яфия, прошли через него и оставили позади, при этом никто из жителей не выказал желания последовать за Учителем или задержать Его.
Они двигаются дальше: апостолы, раздосадованные безразличием этого селения, и Иисус, пытающийся их успокоить.
Долина тянется в западном направлении, и с краю показывается еще одно селение, уютно расположившееся у подножия очередной горы. Но и это селение, которое – как я слышу – называется Мераба, оказывается безучастным. Лишь дети подходят к апостолам, пока те черпают воду из прозрачного родника, примыкающего к какому-то дому. Иисус ласкает их, спрашивая их имена, а дети спрашивают Его имя и кто Он такой, откуда идет, чем занимается. Подходит еще полуслепой старый согбенный нищий и протягивает руку за милостыней, которую, действительно, получает.
Шествие возобновляется подъемом в гору: на холм, перегораживающий долину и изливающий в нее воды своих ручейков, обмелевших сейчас до тонкой струйки или до раскаленных на солнце камней. Однако дорога хорошая и проложена сначала через заросли олив, а затем других деревьев, которые, скрещивая свои ветви, образуют над ней живую галерею.
Они достигают вершины, которая увенчана шелестящей ясеневой, если не ошибаюсь, рощей. И там садятся отдохнуть и перекусить. А вместе с тем – и насладиться видом, поскольку открывается прекрасная панорама с горной цепью Кармеля по левую руку, если смотреть на запад, а там, где гряда Кармеля – исключительно зеленая гряда, в которой присутствуют все самые красивые оттенки зеленого – кончается, там сверкает открытое, беспредельное море, простирающее свое колышущееся от легких волн покрывало к северу и омывающее берега, что тянутся от мыса, образованного выступающим отрогом Кармеля, вверх к Птолемаиде и другим городам, пока не теряются в легкой дымке у Сиро-Финикии. К югу от мыса Кармеля, напротив, моря не видно, поскольку его скрывает из вида гряда более высокая, чем тот холм, где они находятся.
В тени этой шелестящей, обдуваемой ветром рощи протекает несколько часов. Кто-то спит, кто-то вполголоса разговаривает, кто-то наблюдает. Иоанн удаляется от товарищей и забирается как можно выше, чтобы больше увидеть. Иисус уединяется в зарослях для молитвы и размышления. Женщины тоже, в свою очередь, удалились за усыпанную цветами колышущуюся завесу жимолости и там прохлаждались у крошечного родника, ставшего тонкой струйкой и образующего на земле лужицу, которой не удается превратиться в ручей. Затем самые пожилые уснули от усталости, в то время как Пресв. Мария с Марфой и Сусанной разговаривают о своих далеких домах, и Мария говорит, что была бы не прочь украсить Свой маленьких грот тем красивым кустом, что весь в цвету.
4Магдалина, распустившая свои волосы, так как ей трудно было выдерживать их тяжесть, снова собирает их и говорит: «Схожу к Иоанну, теперь, когда он с Симоном, и погляжу вместе с ними на море».
«Пойду и Я тоже», – откликается Пресв. Мария.
Марфа и Сусанна остаются возле спящих подруг.
Чтобы добраться до двоих апостолов, им нужно пройти недалеко от зарослей ежевики, где для молитвы уединился Иисус.
«Мой Сын находит отдохновение в молитве», – тихо говорит Мария.
Магдалина отвечает: «Думаю, что уединение Ему необходимо также, чтобы поддерживать то чудесное самообладание, которое у Него есть и которое мир подвергает жесткому испытанию. Знаешь, Мать? Я сделала все, что Ты мне сказала. Каждую ночь я уединяюсь на более или менее продолжительное время, чтобы восстановить в самой себе спокойствие, нарушаемое многими вещами. После этого я чувствую себя намного более сильной».
«Пока – сильной, а позже почувствуешь себя блаженной. Поверь, пожалуйста, Мария, что будь то в радости или в скорби, будь то в покое или в борьбе, наш дух имеет нужду полностью погружаться в океан созерцания[1], чтобы восстанавливать то, что ломает этот мир и его превратности, и созидать новые силы для восхождения все выше и выше. Мы в Израиле пользуемся и злоупотребляем изустной молитвой. Я не хочу сказать, что она бесполезна и неугодна Богу. Но вместе с тем считаю, что для нашего духа все-таки гораздо полезнее умственное восхождение к Богу, созерцание, в котором, рассматривая Его божественное совершенство и наше ничтожество, или ничтожество многих несчастных душ уже не с целью критики, а с целью сочувствия им и понимания, а также с целью ощутить благодарность Господу, который поддержал нас, не давая нам согрешить, или простил нас, не оставляя нас в нашем падении, мы приходим к настоящей молитве, то есть к любви. Потому что моление, чтобы быть поистине таковым, должно быть любовью. В противном случае это болтание языком, в котором отсутствует душа».
[1] La meditazione.
5«Но разве позволительно говорить с Богом, когда уста запачканы столькими нечистыми словами? В часы своего внутреннего сосредоточения, делая то, чему Ты меня учила, Ты, мой кротчайший апостол, я силой удерживаю свое сердце, которое хотело бы сказать Богу: „Я люблю Тебя“…»
«Не-ет! Почему?»
«Потому что мне кажется, что я принесла бы кощунственную жертву, предложив Ему свое сердце…»
«Не считай так, дочь. Не считай так. Прежде всего, твое сердце было заново освящено прощением Моего Сына, и Отец видит только это прощение. Но даже если бы Иисус еще не простил тебя, и ты в неведении своего одиночества, что бывает как физическим, так и духовным, возопила бы к Богу: „Я люблю Тебя, Отец, прости мои прегрешения. Ведь я сожалею о них, о той боли, которую они Тебе причиняют“, то поверь, о Мария, что Бог Отец сам отпустил бы их тебе, и твой вопль любви был бы Ему дорог. Отдайся, отдайся этой любви. Не удерживай ее. Наоборот, пусть она станет безудержной, как полыхающий пожар. Пожар поглощает все, что вещественно, но не разрушит ни одной частички воздуха, поскольку воздух бестелесен. Более того, очистит его от мелкой пыли, которую распространяют ветры, сделает его более легким. Так и любовь в отношении духа. Она быстрее уничтожит человеческую материальность, если попустит Бог, но не повредит духу. Напротив, увеличит его жизненную силу и сделает его чистым и легким для вознесения к Богу. 6Видишь вон там Иоанна? По сути он еще юноша. Но при этом он орел. Он самый стойкий среди всех апостолов. Потому что понял тайну силы, тайну духовного формирования: созерцание в любви».
«Но он чист, а я… Он юноша, я же…»
«Тогда посмотри на Зелота. Он не юноша. Он жил, боролся, ненавидел. Он это откровенно признает. Но он научился созерцать. И он тоже, поверь Мне, высоко-высоко. Видишь? Эти двое нашли друг друга. Потому что чувствуют свою схожесть. Они достигли одинакового духовного совершеннолетия, и одним и тем же способом: умной молитвой. С ее помощью юноша стал духовно возмужалым, а уже старый и усталый человек вновь обрел крепкую мужественность. И знаешь еще одного, кто, не будучи апостолом, продвинется – нет, уже продвинулся далеко вперед, благодаря своей природной склонности к созерцанию, которая с тех пор, как он стал другом Иисуса, сделалась его духовной необходимостью? Это твой брат».
«Мой Лазарь?.. 7О! Матерь! Скажи мне, раз Ты столько всего знаешь, поскольку Бог Тебе это показывает, как Лазарь поведет себя со мной во время нашей первой встречи? Раньше он презрительно молчал. Но делал это потому, что я не выносила замечаний. Я была очень жестока с ними… Теперь я это понимаю. Теперь он знает, что может заговорить, и что он мне скажет? Я опасаюсь его открытого упрека. О, он наверняка напомнит мне все страдания, причиной которых я была! Я бы прямо полетела к Лазарю, но боюсь его. Раньше я приходила – и меня не трогали никакие воспоминания о моей умершей матери, ни ее слезы, еще блестевшие на принадлежавших ей вещах, слезы, пролитые из-за меня, из-за моего греха. Мое сердце было циничным, наглым, закрытым ко всякому голосу, кроме голоса зла. Но теперь во мне больше нет той коварной силы Зла, и я боюсь… Как Лазарь обойдется со мной?»
«Раскроет тебе свои объятья и назовет тебя, скорее сердцем, чем устами, „любимой сестрой“. Он настолько утвердился в Боге, что может поступить только таким образом. Не бойся. Он не скажет тебе ни слова о прошлом. Он – Я словно бы вижу его – там, в Вифании, и долго тянутся дни его ожидания. Он ждет тебя, чтобы прижать к сердцу. Чтобы утолить свою братскую любовь. Тебе надо только любить его, как любит тебя он, чтобы вкусить сладость быть рожденными от одной утробы».
«Я буду любить его, даже если б он стал меня упрекать. Я это заслужила».
«Но он испытывает к тебе одну лишь любовь, только ее».
8Они добрались до Иоанна и Симона, которые разговаривают о будущих путешествиях и почтительно встают, когда к ним подходит Мать Господа.
«Вот и мы пришли восхвалить Господа за прекрасные плоды Его творчества».
«Ты когда-нибудь видела море, Мать?»
«О, видела! И тогда оно в своем неистовстве было менее беспокойным, чем Мое сердце, и менее соленым, чем Мои слезы – пока Я спасалась бегством вдоль побережья Газы в сторону Красного моря с Моим Младенцем на руках и страхом Ирода за спиной. И видела его на обратном пути. Но тогда и на земле, и в Моем сердце была весна. Весна возвращения на родину. И Иисус хлопал в ладошки, счастливый увидеть нечто новое… А мы с Иосифом тоже были счастливы. Хотя благость Господа множеством способов сделала наше изгнание в Матарию не таким жестоким».
Их беседа продолжается, тогда как я уже перестаю их видеть и слышать.