ЕВАНГЕЛИЕ КАК ОНО БЫЛО МНЕ ЯВЛЕНО

268. Урок человеколюбия и притча о косточках. Легкое ярмо Иисуса

     

   1 сентября 1945.

  1Иисус в сопровождении Манаила выходит из дома вдовы, говоря: «Мир тебе и твоим близким. После субботы мы снова встретимся. До свидания, маленький Иосиф. Завтра отдыхай и играй, а потом опять будешь Мне помогать. Почему ты плачешь?»

   «Боюсь, что Ты больше не вернешься…»

   «Я всегда говорю правду. Но неужели ты так огорчен, что Я ухожу?»

   Мальчик утвердительно кивает.

   Иисус гладит его и говорит: «День пройдет быстро. Завтра ты будешь с мамой, с братьями и сестрами. А Я – с Моими апостолами, и буду с ними говорить. В эти дни Я говорил с тобой, уча тебя работать, теперь пойду к ним, чтобы учить их проповедовать и быть добрыми. Тебе было бы со Мной неинтересно, единственному мальчику среди стольких мужчин».

   «О! Мне было бы интересно, ведь я был бы с Тобой».

   «Понятно, женщина! Твой сын идет по стопам многих, и самых лучших. Не хочет со Мною расставаться. Ты не против отпустить его со Мной до послезавтра?»

   «О, Господин! Да я бы всех их Тебе отдала! С Тобой они в безопасности, как на Небе… А этот мальчик, больше всех проводивший время с отцом, испытал слишком большие страдания. Он находился там в тот момент… Видишь?.. Он только и делает, что плачет и тоскует. Не плачь, сын мой. Спроси у Господина, правда ли то, что я говорю. Учитель, я все время говорю ему, утешая, что его отец не пропал, а лишь временно от нас отлучился».

   «Это правда. Все именно так, как говорит твоя мать, маленький Иосиф».

   «Но пока я не умру, я с ним не встречусь. А я еще маленький. И если я стану старым, каким был Исаак, то сколько мне придется ждать?»

   «Бедный мальчик! Но время идет быстро».

  «Нет, Господин. Три недели прошло, как нет моего отца, а мне кажется так много, так много!.. Я не могу без него обойтись…» – и он беззвучно, но очень горько плачет.

   «Видишь? Он все время так. И особенно когда не занят чем-то таким, что его поглощает. Суббота превращается в мученье. Я боялась, что он у меня умрет…»

   «Нет. У Меня есть еще один мальчик без отца и без матери. Он был изможденный и грустный. Теперь рядом с одной доброй женщиной из Вифсаиды он воспрял и телесно, и душевно, уверенный, что не отделен от родителей. Так будет и с твоим. И благодаря тому, что Я ему расскажу, и потому что время – великий лекарь, а еще потому что, когда он увидит, что ты меньше переживаешь о насущном хлебе, он и сам станет спокойнее. 2До свидания, женщина. Солнце опускается, и Я должен идти. Идем, Иосиф. Попрощайся с мамой, с братиками и сестричками и с бабушкой, а потом – бегом ко Мне».

   И Иисус уходит.

   «А что Ты теперь скажешь апостолам?»

   «Что у Меня один старый и один новый ученик».

   Они идут по Хоразину, становящемуся все более людным.

   Группа мужчин останавливает Иисуса: «Ты уходишь? Не останешься на субботу?»

   «Нет. Пойду в Капернаум».

   «Не сказав ни слова за всю неделю. Неужели мы недостойны Твоего слова?»

   «Разве Я в течение шести дней не обращался к вам с самым лучшим словом?»

   «Когда? К кому?»

  «Ко всем. Из плотницкой мастерской. Целыми днями проповедовал, что ближнего следует любить и всячески ему помогать, особенно там, где речь идет о слабых людях, какими являются вдовы и сироты. До свиданья, жители Хоразина. Поразмышляйте в субботу над этим Моим уроком». И Иисус снова трогается в путь, оставив горожан в замешательстве.

   Однако мальчик, бегом догоняющий Его, опять пробуждает любопытство этих горожан, и они снова обращаются к Иисусу, не давая Ему уйти: «Ты уводишь мальчика у той вдовы? Зачем?»

  «Чтобы научить его верить, что Бог – это Отец, и что в Боге он найдет даже своего потерянного отца. И еще чтобы здесь был кто-то, кто верит, взамен старого Исаака».

   «С Твоими учениками находятся трое из Хоразина».

   «С Моими учениками. Не здесь. А этот будет здесь. Прощайте».

  И быстрым шагом идет по равнине в сторону Капернаума, разговаривая с Манаилом, а ребенок шагает между ними.

   3Они достигают Капернаума, когда апостолы уже прибыли и, усевшись на террасе в тени перголы вокруг Матфея, рассказывают о своих подвигах товарищу, который пока еще не выздоровел. Они поворачиваются на легкий шорох сандалий по лестнице и видят светлую голову Иисуса, все выше поднимающуюся над оградкой террасы. Бегут к Нему, улыбающемуся… и внезапно останавливаются, заметив позади Иисуса бедного мальчика. А присутствие Манаила, который важно поднимается в своем белоснежном льняном одеянии – ставшем еще красивее благодаря дорогому поясу, огненно-красному плащу из крашеного льна, такого блестящего, что он кажется шелковым, еле касающемуся плеч и спадающему с них почти что шлейфом, и головному убору из виссона, держащемуся благодаря тонкой золотой диадеме, резной пластине, уменьшающей наполовину его широкий лоб, придавая ему вид чуть ли не египетского царя – удерживает вереницу вопросов, которые, тем не менее, очень ясно читаются в их глазах. Но после взаимных приветствий, усевшись уже вокруг Иисуса, апостолы, кивая в сторону мальчика, спрашивают: «А этот?»

   «А это Мое последнее приобретение. Маленький Иосиф, плотник, как и великий Иосиф, что был Мне отцом. Поэтому он Мне очень дорог, как Я очень дорог ему. Не правда ли, мальчик? Иди сюда, чтобы Я познакомил тебя с этими Моими друзьями, о которых ты столько слышал. Это Симон Петр, с детьми добрейший человек на свете. А это Иоанн, большой ребенок, который расскажет тебе о Боге даже во время игры. А это его брат Иаков, серьезный и добрый, как всякий старший брат. А это Андрей, брат Симона Петра: ты сразу с ним поладишь, потому что он кроткий, как агнец. А вот еще Симон Зелот: этот так любит детей, оставшихся без отца, что, думаю, если бы он не был со Мной, то обошел бы в поисках их всю Землю. Вот еще Иуда Симонов, а рядом с ним Филипп из Вифсаиды и Нафанаил. Видишь, как они на тебя смотрят? У них тоже есть дети, и они любят детей. А это Мои братья Иаков и Иуда. Они любят всё, что люблю Я, поэтому полюбят и тебя. Теперь мы пойдем к Матфею, что страдает из-за своей ступни, и все-таки не держит обиды на детей, которые, неосторожно играя, поранили его острым булыжником. Правда, Матфей?»

   «О! не держу, Учитель. Это сын той вдовы?»

   «Да. Он большой молодец, но по-прежнему очень грустит».

   «О, бедный мальчик! Я позову тебе маленького Иакова, и ты с ним поиграешь», – и Матфей ласкает его, привлекая к себе одной рукой.

   Иисус заканчивает представление на Фоме, который, будучи практичным, дополняет его, предлагая малышу сорванную с перголы кисть винограда.

  «Теперь вы будете друзьями», – заключает Иисус, снова садясь, тогда как мальчик посасывает свой виноград, отвечая на вопросы Матфея, который не расстается с ним.

   4«Но где Ты был совсем один целую неделю?»

   «В Хоразине, Симон Ионин».

   «Это я знаю. Но что Ты там делал? Ходил к Исааку?»

   «Исаак Старший скончался».

   «А тогда что?»

   «Разве тебе Матфей не рассказывал?»

  «Нет. Сказал только, что Ты был в Хоразине начиная со следующего дня после нашего ухода».

  «Матфей больший умница, чем ты. Он умеет молчать, а ты не в силах обуздать свое любопытство».

   «Оно не только мое. Оно всеобщее».

   «Ладно, Я ходил в Хоразин, чтобы проповедовать человеколюбие в действии».

   «Человеколюбие в действии? Что Ты имеешь в виду?» – вопрошают многие.

  «В Хоразине есть одна вдова с пятью детьми и больной старухой. Ее муж внезапно умер прямо у верстака, оставив после себя нужду и незаконченную работу. Хоразин не сумел найти даже каплю жалости для этой несчастной семьи. Я пошел, чтобы закончить его работу и…»

   Начинается страшный переполох. Кто-то спрашивает, кто-то возражает, кто-то ворчит на Матфея, как он это допустил, кто-то восхищается, а кто-то порицает. И, к сожалению, тех, кто возражает или порицает, большинство.

   Иисус позволяет этой буре утихнуть так же, как она началась, и вместо ответа говорит:

   «И вернусь туда послезавтра. И продолжу это делать, пока не закончу. И хочу надеяться, что хотя бы вы это поймете. 5Хоразин – это закрытая косточка, лишенная семени. Вы же будьте по крайней мере косточками с семенем. Ты, мальчик, дай-ка Мне орех, который тебе дал Симон, и тоже послушай.

   Видите этот орех? Я беру этот, так как не имею под рукой других каких-нибудь скорлупок, но чтобы понять Мою притчу, представьте себе косточки хвойных растений или пальм, представьте самые твердые, например, косточки оливы. Это закрытые футляры, без щелей, исключительно твердые, из плотной древесины. Они напоминают волшебные шкатулки, которые можно открыть, только применив силу. И все-таки, если одну из них бросить в землю и даже просто на землю, а прохожий, наступив сверху, втопчет ее вглубь настолько, что она уйдет в почву, что же тогда произойдет? А то, что этот короб откроется и пустит корни и листья. Как оно так происходит само? Мы должны долго колотить молотком, чтобы достичь успеха, а тут без каких-либо ударов косточка открывается сама собой. Значит, это зернышко – волшебное? Нет. Внутри у него мякоть. О, нечто слабое в сравнении с жесткой скорлупой! И однако она питает кое-что еще более мелкое: семя. И вот оно-то и есть тот рычаг, что взламывает, открывает и дает растение с листвой и корнями. Попробуйте закопать несколько косточек, а потом ждите. Вы увидите, что некоторые дали ростки, а другие нет. Извлеките те, что не проросли. Расколите их молотком, и вы увидите, что они полупустые. Следовательно, не влажность почвы и не жар заставляют косточку раскрыться. А эта мякоть, точнее, душа этой мякоти: семя, которое, набухая, выступает в роли рычага и раскрывает.

   6Вот такая притча. Но давайте приложим ее к самим себе.

   Что Я сделал такого, чего бы не следовало делать? Неужели мы еще так плохо понимаем друг друга, что не можем осознать, что лицемерие – это грех, и что слово – это ветер, если оно не подкреплено делом? Что Я вам всегда говорил? „Любите друг друга. Любовь – это принцип и сокровенный смысл славы“. И Я, проповедуя это, должен был бы оказаться нечеловеколюбивым? Явить вам пример лжеучителя? Нет, никогда!

   О, друзья Мои! Наше тело есть твердое ядро, в этом твердом ядре заключена мякоть: наша душа, в ней – вложенное Мною семя. Оно состоит из многих элементов. Но главное – это любовь. Именно она выступает в роли рычага, раскалывающего ядро и освобождающего дух от вещественных ограничений, дабы вновь соединить его с Богом, который есть Любовь.

   Любовь заключается не только в словах или материальной помощи. Любовь проявляется лишь через любовь. И пусть это не покажется вам игрою слов. У Меня не было денег, а слов в этом случае было недостаточно. Тут были семь человек на грани голода и страданий. Отчаяние протягивало свои черные щупальца, пытаясь схватить и удушить. Мир жестко и эгоистично отстранялся от этой беды. Мир демонстрировал, что он не понял слов, сказанных Учителем. И Учитель стал благовествовать Своими делами. У Меня были и способность, и возможность это сделать. И был долг за весь этот мир возлюбить тех несчастных, которых мир оставляет без любви. Всё это Я и сделал.

   Готовы ли вы по-прежнему Меня порицать? Или это Я – в присутствии ученика, который не смутился собственной персоной явиться среди опилок и стружек, чтобы не бросать Учителя, и который, Я убежден, больше уверится во Мне, увидев Меня склонившимся над куском дерева, чем уверился бы, увидев Меня на троне; и в присутствии ребенка, что ощутил Меня тем, кто Я есть, несмотря на свое неведение, на беду, которая притупляет чувства, и на полнейшее незнание Мессии, каков Он на самом деле, – или это Я должен порицать вас? Не отвечаете? Мало сокрушаться, когда Я возвышаю Свой голос, чтобы исправить ошибочные представления, и делаю это из любви. Надо еще, чтобы вы вложили в себя то семя, которое освящает и открывает ядро. Или так и останетесь бесполезными существами.

   Вы должны быть готовы сделать то же, что сделал Я. Ради любви к ближнему, ради того, чтобы привести душу к Богу, никакая работа не должна вас тяготить. Работа, какая бы она ни была, никогда не бывает унизительной. В то время как низкие поступки, лицемерие, ложные обвинения, жестокости, насилие, ростовщичество, клевета, похоть – унизительны. Вот они-то и умерщвляют человека. И тем не менее совершаются без стыда даже теми, что желают называться совершенными и, конечно, возмутятся, увидев Меня работающим пилой и молотком. О! О, этот молоток! Простецкий молоток, но если им забить гвозди в дерево, мастеря вещь, которая поможет накормить сироток, каким драгоценным он станет! Этот молоток, презренный, если он в Моих руках и ради святой цели, до какой степени он не покажется таковым, и как захотят его иметь все те, кто принялись бы сейчас возмущенно кричать из-за него![1]

[1] Те же самые люди, что осуждают Иисуса за использование «низкого» орудия, молотка, будут очень заинтересованы в этом молотке, когда речь зайдет о Его распятии.

   О, Человек! Творение, кому надлежало быть светом и истиной, какая же в тебе тьма и ложь! Но вы-то, хотя бы вы поймите, что такое благо! Что такое любовь. Что такое послушание. Истинно говорю вам, что много таких фарисеев. И что они присутствуют и среди тех, кто Меня окружает».

  «Нет, Учитель. Не говори так! Мы… это потому, что мы Тебя любим и хотим избежать некоторых вещей!..»

   «Это потому, что вы еще ничего не поняли. 7Я говорил вам о вере и о надежде[2] и думал, что нет необходимости отдельно говорить о любви, поскольку Я ее источаю в таком количестве, что вы должны были бы ею насытиться. Но вижу, что вы знакомы с ней только по имени, не зная ни ее природы, ни внешнего вида. Так же, как знакомы с луной.

[2] В 252.7–10 и 256.6–7 соответственно.

  Вы помните, как Я говорил, что надежда – словно поперечина удобного ярма, поддерживающая веру и любовь, а также столб повешения для человеческого естества и престол спасения? Да? Но вы не поняли значения этих Моих слов. А почему не попросили у Меня их объяснения? Я дам вам его. Она ярмо, потому что вынуждает человека сдерживать свою безумную гордыню под тяжестью вечных истин. И столб повешения для этой гордыни. Человек, который уповает на Бога, своего Господина, по необходимости смиряет свою гордость, что хотела бы объявить себя „богом“, и признает, что он ничто, а Бог всё, что он ничего не может, а Бог может всё, что он, человек, – исчезающий прах, а Бог – вечность, поднимающая этот прах на высшую ступень и дающая ему вечную награду. Человек сам себя пригвождает к своему святому кресту, чтобы достичь Жизни. И приколачивают его к нему пламя веры и пламя любви, но к Небу поднимает надежда, находящаяся между той и этой. Поэтому затвердите урок: если недостает любви, то престол лишается света, и тело, незакрепленное с одного бока, повисает над грязью и уже не видит Неба. Тем самым сводит на нет благотворное воздействие надежды и в конце концов делает бесплодной саму веру, потому что оторвавшиеся от двух из трех божественных добродетелей впадают в изнеможение и смертное оцепенение.

   Не отталкивайте Бога даже в мелочах. А отказать в помощи ближнему из языческой гордости – это оттолкнуть Бога.

  8Мое учение – это ярмо, смиряющее греховное человеческое естество, и молот, разбивающий его твердую оболочку, чтобы освободить дух. Да, и ярмо, и молот. Однако же тот, кто надевает его на себя, не чувствует утомления, какое вызывают все остальные человеческие учения и все остальные человеческие начинания. Однако же тот, кто ударяет им себя, не ощущает боли оттого, что вдребезги разбито его человеческое я, но испытывает чувство облегчения. Зачем вы пытаетесь освободиться от него, заменяя его всем тем, в чем есть свинцовая тяжесть и боль? У всех у вас есть свои скорби и свои трудности. Всему человеческому роду присущи скорби и трудности, подчас превосходящие человеческие силы. От ребенка, как этот, который уже несет на своих маленьких плечах огромную тяжесть, заставляющую его сгибаться и отнимающую у его губ детскую улыбку и беззаботность у его ума, который, опять же рассуждая по-человечески, теперь уже никогда не будет детским, до старика, которого сводят в могилу все разочарования и трудности, тяжести и раны его долгой жизни. Но в Моем учении и Моем вероисповедании есть облегчение от этих гнетущих тяжестей. Поэтому оно и названо „Благой Вестью“. И кто примет его и подчинится ему, тот будет блаженным на Земле, поскольку утешением ему будет Бог и божественные добродетели, делающие его дорогу легкой и светлой, словно добрые сестры, что, взяв его за руку, будут освещать его путь и жизнь горящими светильниками и воспевать вечные Божьи обетования, пока он не припадет к Земле своим усталым телом и не пробудится в Раю.

  Почему, о люди, вы желаете быть измученными, безутешными, усталыми, разочарованными, удрученными, когда можете быть ободренными и утешенными? Почему даже вы, мои апостолы, желаете чувствовать усталость от своего служения, его сложность, его суровость, тогда как, обладая доверием ребенка, можете испытывать только радостное рвение, светлую легкость, исполняя его, можете понять и ощутить, что оно сурово лишь для нераскаянных, не знающих Бога, но для верных Ему оно как мама, которая поддерживает на пути, указывая неуверенным ногам младенца камни и колючки, змеиные гнезда и канавы, чтобы тот знал о них и не подвергался опасности?

   9Сейчас вы безутешны. Вы отчаялись по такому ничтожному поводу! Сначала из-за Моего смирения, словно это какое-то Мое преступление против Себя самого. Теперь горюете, так как поняли, что огорчили Меня и что вы так еще далеки от совершенства. Но мало в ком это второе горе не имеет примеси гордыни. Гордыни, уязвленной осознанием того, что вы всё еще никакие, при том, что из гордости хотели бы быть совершенными. Просто имейте смиренную готовность принять упрек и признать, что ошибались, обещая в своем сердце желать совершенства ради сверхчеловеческих целей. А потом приходите ко Мне. Я вас поправлю, но пойму вас и посочувствую.

  Приходите ко Мне вы, апостолы, и приходите ко Мне вы все, люди, страдающие от материальных, нравственных и духовных скорбей. Эти последние проистекают от печали, что у вас не получается освящаться, как вам бы того хотелось, ради любви к Богу, не задерживаясь и не возвращаясь ко Злу. Путь освящения долог и таинствен и порой совершается без ведома идущего, который движется вперед в темноте, с привкусом яда во рту, и думает, что не продвигается и не пьет небесную влагу, не зная, что даже сама эта духовная слепота есть элемент совершенствования.  

   Блаженны, трижды блаженны те, кто продолжает идти, не испытывая удовольствия от света и сладости, и не сдается оттого, что ничего не видит и не слышит, и не останавливается, говоря: „Пока Бог не даст мне утешения, я не пойду дальше“. Я говорю вам: самая мрачная дорога внезапно станет светлейшей, и откроются небесные пейзажи. Яд, отбив всякий вкус к человеческим вещам, превратится в райскую сладость для этих храбрецов, что с удивлением скажут: „Как это? Отчего у меня такая сладость и отрада?“ Ибо они были упорны, и Бог еще на Земле даст им пережить радость того, что такое Небо.

   Но пока, чтобы выдержать, приходите ко Мне все вы, утомленные и измученные, вы, апостолы, а с вами все люди, ищущие Бога, плачущие от земных скорбей, изнемогающие в одиночестве, и Я восстановлю ваши силы. Наденьте на себя Мое ярмо. Это не тяжесть. Это поддержка. Примите в объятья Мое учение, словно обнимаете любимую супругу. Подражайте вашему Учителю, который не ограничивается тем, что его провозглашает, но Сам делает то, чему учит. Учитесь у Меня, кроткого и смиренного сердцем – и найдете успокоение вашим душам, ибо кротость и смирение даруют царство на Земле и на Небесах. Я уже говорил вам, что настоящие победители среди людей – это те, кто добивается его с помощью любви, а любовь всегда кротка и смиренна. Я никогда не поручу вам того, что превосходило бы ваши силы, потому что люблю вас и хочу вас видеть со Мной в Моем Царстве. Так что возьмите Мое знамя и Мои знаки отличия и старайтесь быть похожими на Меня, такими, какими велит быть Мое учение. Не бойтесь, ведь Мое ярмо приятное и легкое, зато слава, которой вы насладитесь, если будете Мне верны, беспредельна в своей мощи. Беспредельна и вечна…

   Я оставлю вас на некоторое время. Схожу с мальчиком к озеру. Он найдет себе друзей… Потом мы вместе преломим хлеб. Идем, Иосиф. Я познакомлю тебя с малышами, которые Меня любят».