Иисус выходит из Своего созерцательного состояния. Встает, глядит на озеро. Обводит его ищущим взглядом при свете оставшихся звезд и бледного чахлого рассвета – и видит лодку Петра, что с трудом продвигается к противоположному берегу, но никак не может его достичь. Иисус туго заворачивается в плащ, набросив на голову наподобие капюшона его края, что спадают и могли бы помешать во время спуска, и бегом устремляется вниз: не по тому пути, каким шел сюда, а по крутой тропке, ведущей прямо к озеру. Он перемещается так стремительно, что кажется, будто летит.

   Добравшись до берега, о который шлепаются волны, превращающие отмель в сплошную полосу бурлящей пушистой пены, Он продолжает Свое стремительное шествие, словно бы шел не по жидкой движущейся стихии, а по самой гладкой и твердой земной поверхности. Теперь светом становится Он. Как будто вся та малость света, что еще доходит от редких угасающих звезд и от ненастного рассвета, сходится на Нем и собирается в виде излучения вокруг Его стройного тела. Он летит над волнами, над пенными гребнями, над темными бороздами между волной и волной, вытянув руки вперед, с плащом, надувающимся вокруг Его ланит и развевающимся с трепетом крыльев, насколько это возможно, так как он туго обмотан вокруг тела.

   ³Апостолы замечают Его и издают испуганный крик, который ветром относит к Иисусу.

  «Не бойтесь. Это Я», – голос Иисуса, несмотря на противный ветер, беспрепятственно растекается над озером.

   «Это действительно Ты, Учитель? – спрашивает Петр. – Если это Ты, скажи мне, чтоб я пошел к Тебе навстречу по воде, как Ты».

   Иисус улыбается. «Иди», – просто говорит Он, словно ходить по воде – это нечто самое естественное на свете.

    И Петр, как был полуодетый, то есть в короткой тунике без рукавов, прыгает за борт и идет к Иисусу.

  Но когда он уже метрах в пятидесяти от лодки и примерно на таком же расстоянии от Иисуса, его вдруг охватывает страх. До тех пор его поддерживал порыв любви. Теперь же человеческая природа одолевает и… он дрожит за свою жизнь. Словно пустившийся по скользкой дороге или, лучше, по зыбучему песку, он начинает шататься, размахивать руками и погружаться в воду. И чем больше машет руками и страшится, тем сильнее погружается.

   ⁴Иисус, остановившись, глядит на него. Серьезно, выжидательно. Но даже не протягивает руки́, более того, держит руки скрещенными на груди и не порывается сделать шаг или сказать слово.

   Петр погружается: по щиколотку, по голень, по колено. Волны доходят почти до паха, захлестывают, поднимаясь по пояс. И на лице у него ужас. Ужас, парализующий даже его разум. Он сейчас не более, чем плоть, боящаяся утонуть. Он даже не думает броситься вплавь. Ничего. Он обезумел от страха.

   Наконец он решается посмотреть на Иисуса. И достаточно одного взгляда, чтобы его ум начал соображать и понял, где спасение. «Учитель, Господь, спаси меня!»

   Иисус высвобождает руки и, словно подхваченный ветром или волной, устремляется к апостолу, хватает того за руку и произносит: «О, что за маловерный человек! Почему ты усомнился во Мне? Почему решил обойтись своими силами?»

   Петр, судорожно цепляясь за руку Иисуса, ничего не отвечает. Лишь смотрит на Него, стараясь разобрать, не в ярости ли Он, смотрит со смесью оставшегося страха и поднимающегося раскаяния.

   Однако Иисус улыбается и довольно крепко держит его за запястье, пока они, добравшись до лодки, не забираются на борт. Иисус командует: «Идите к берегу. Он весь промокший». И улыбается, взирая на присмиревшего ученика.

   Волны сглаживаются, облегчая причаливание, и город, который в прошлый раз был виден с вершины холма, вырисовывается за чертой берега.

   Здесь мое видение прекращается.

   ⁵Иисус говорит:

   «Часто Я даже не жду, когда Меня позовут, если вижу Моих чад в опасности. И часто спешу на помощь даже к тем чадам, что неблагодарны ко Мне.

   Вы спите или захвачены житейскими заботами, житейскими проблемами. Я бодрствую и молюсь за вас. Будучи Ангелом всех людей, Я не смыкаю над вами глаз, и для Меня нет ничего более прискорбного, чем не иметь возможности вмешаться, оттого что вы отвергаете Мое вмешательство, предпочитая действовать самостоятельно или, еще хуже, зовя на помощь Лукавого. Как отец, слышащий от сына: „Я не люблю тебя, видеть тебя не хочу. Уходи из моего дома“, – Я стою униженный и огорченный сильнее, чем был от Моих ран. Но если вы хотя бы не кричите Мне: „Прочь отсюда!“, а только по-житейски рассеяны, тогда Я ваш вечный Страж, готовый прийти еще прежде, чем Его позовут. А если жду, что вы скажете Мне слово – иногда Я этого жду, – то для того, чтобы услышать, как вы Меня зовете.

   Какая нега, какая сладость услышать, как люди Меня зовут! Услышать, как они вспоминают, что Я – „Спаситель“! Уж не говорю тебе, какой беспредельной радостью Я проникаюсь и как ликую, когда найдется кто-нибудь, кто Меня любит и зовет Меня, не дожидаясь прихода нужды. Зовет, потому что любит Меня больше всего на свете, и чувствует, как наполняется радостью, подобной Моей, только от призывания: „Иисус, Иисус“, как происходит с детьми, когда они зовут: „Мама, мама“, и им кажется, что у них на губах мед, потому что одно слово „мама“ несет с собой вкус материнских поцелуев.

  ⁶Апостолы блуждали по озеру, повинуясь Моему повелению плыть и ожидать Меня в Капернауме. А Я после чуда с хлебами находился в уединении от людей, и не из отвращения к ним или усталости.

  У Меня никогда не было отвращения к людям, даже если они поступали со Мной нехорошо. Только когда Я видел, как попирается Закон и оскверняется Дом Божий, Я приходил в негодование. Но в таком случае дело было не во Мне, а в интересах Отца. А Я на Земле был первым из слуг Божьих, чтобы служить Небесному Отцу. Я никогда не уставал посвящать Себя толпам людей, даже если видел, что они неподатливые, медлительные и мирские до такой степени, что это могло бы заставить упасть духом даже самых приверженных своему служению. Напротив, именно потому, что они были такими непонятливыми, Я умножал Свои уроки до бесконечности, относился к ним именно как к отстающим школьникам и вел их дух в самых элементарных открытиях и посвящениях, подобно тому как терпеливый учитель водит неумелыми ручками школьников, чертя первые буквы и прививая им все большую способность к пониманию и написанию. Сколько любви дал Я этим толпам! Выхватывал их у плоти, чтобы привести к духу. Я тоже начинал с плоти. Но если Сатана берется за нее, чтобы увести в Преисподнюю, то Я брался, чтобы отвести на Небо.

   Я находился в уединении, чтобы поблагодарить Отца за чудо с хлебами. Их ело многое множество человек. Я попросил их сказать спасибо Господу. Но человек, получив помощь, не умеет сказать спасибо. Говорил за них Я.

   ⁷А после… А после Я растворился в Моем Отце, по чьей беспредельной любви испытывал ностальгию. Я находился на Земле, но как некая безжизненная оболочка. А Мой дух ринулся навстречу Моему Отцу, который – Я чувствовал – склонился над Своим Словом, и говорил Ему: „Я люблю Тебя, о святой Отец!“ Это была Моя радость – сказать Ему: „Я люблю Тебя“. Сказать ему это от лица Человека, не только от лица Бога. Смирить перед Ним Свои человеческие чувства, так же как Я приносил Ему в дар Свой божественный трепет. Казалось, Я магнит, что притягивает к себе всю любовь людей – людей, способных хоть немного любить Бога, – накапливает ее и преподносит в дар во вместилище Моего Сердца. Казалось, что Я один, Человек, то есть весь человеческий род, который словно возвращается в дни невинности, чтобы разговаривать с Богом в вечерней прохладе.

   Но каким бы полным ни было это блаженство (ибо это было блаженство любви), оно не отвлекло Меня от людских нужд. И Я почувствовал, что мои друзья на озере в опасности. И оставил Любовь ради любви. Милосердие должно быть незамедлительным.

   Меня приняли за призрак. О, как часто, бедные чада, вы принимаете Меня за призрак, за нечто пугающее! Если бы вы всегда думали обо Мне, то узнавали бы Меня сразу же. Но у вас в сердце так много других призраков, и от этого у вас голова идет кругом. Тем не менее, Я даю Себя узнать. О, если бы вы умели слушать!

   Почему Петр идет ко дну после того, как прошел много метров? Ты сама сказала: потому что его человеческое одолевает его дух.

  Петр был очень „человеком“. Будь это Иоанн, тот не стал бы проявлять излишнюю храбрость, но и не был бы переменчив в своем намерении. Чистота дарует осторожность и стойкость. Но Петр был „человеком“ в полном смысле слова. У него было стремление первенствовать, демонстрировать, что „никто другой“ не любит Учителя так, как он. Он хотел вызывать восхищение и считал, что он уже выше всех слабостей плоти лишь потому, что он один из Моих учеников. Но вместо того при испытаниях бедный Симон выдавал не лучшие результаты. Однако это было необходимо, чтобы впоследствии он стал тем, кто увековечит милосердие Учителя в нарождающейся Церкви.

   Петр не только поддается страху за свою жизнь, находящуюся в опасности, но становится, как ты сказала, всего лишь „дрожащей плотью“. Уже не думает, уже не глядит на Меня. Вы тоже так поступаете. И чем более неминуема опасность, тем больше вы хотите действовать самостоятельно. Как будто бы вы в состоянии что-то сделать! Именно в те часы, когда вам надо было бы надеяться на Меня и призывать Меня, вы удаляетесь, закрываете от Меня свое сердце и даже проклинаете Меня. Петр Меня не проклинает. Но забывает обо Мне, и Мне приходится проявить силу воли, чтобы призвать к Себе его дух и заставить его поднять глаза на своего Учителя и Спасителя.

  Я заранее отпускаю ему грех сомнения, потому что люблю его, этого импульсивного человека, который, когда утвердится в благодати, сумеет уже без смятений и усталости пройти путь до мученичества, неутомимо, до самой смерти, забрасывая свои духовные сети и приводя души к своему Учителю.

  И когда он взывает ко Мне, Я не иду – Я лечу ему на помощь, и крепко держу его, сопровождая в безопасное место. Мой упрек мягок, поскольку Мне ясны все смягчающие обстоятельства поведения Петра. Я самый добрый защитник и судья из всех, что есть и когда-либо будут. Для всех.

   ⁹Я понимаю вас, Мои бедные чада! И если даже говорю вам слово упрека, Моя улыбка его смягчает. Я люблю вас, вот и всё. Хочу, чтобы у вас была вера. А если она у вас есть, приду и отведу от вас опасность. О, если бы Земля могла сказать: „Учитель, Господь, спаси меня!“ Достаточно было бы одного крика, но от всей Земли, чтобы Сатана и его исполнители мгновенно пали побежденными. Но вы не умеете быть верующими. Я прибегаю ко всё новым средствам, чтобы привести вас к вере. Но они падают в вашу трясину, как камень в болото, и лежат там погребенными.

   Вы не хотите очистить воды вашего духа, вы любите быть гниющей грязью. Не имеет значения. Я исполняю Свой долг вечного Спасителя. И если даже не смогу спасти этот мир, потому что мир не хочет быть спасенным, то спасу от этого мира тех, кто, любя Меня так, как должно любить, уже не принадлежит этому миру».