ЕВАНГЕЛИЕ КАК ОНО БЫЛО МНЕ ЯВЛЕНО
286. В Рамот с купцом Александром Мисахом. Урок для Синтики о воспоминаниях души
25 сентября 1945.
1После плодородной равнины, простирающейся на обширной территории за Иорданом – а идти в эту безмятежную и умеренно-теплою пору, какую из себя представляет конец октября, весьма приятно, – и после привала в деревушке, примостившейся у подножия первых склонов солидного горного хребта (а некоторые его вершины можно смело назвать горами), Иисус снова пускается в путь, пристраиваясь вслед за длинным караваном, состоящим из множества четвероногих и из большого количества хорошо вооруженных людей, с которыми он успел переговорить, пока они поили своих животных у водоемов на площади. Это в большинстве своем рослые и очень смуглые мужчины, уже азиатской внешности. На могучем муле восседает вожак каравана, вооруженный до зубов, с седла его также свисает оружие. Однако он весьма почтителен с Иисусом.
Апостолы интересуются у Иисуса: «Кто это?»
«Богатый купец из-за Евфрата. Я спросил его, куда он идет, и он любезно ответил. Его путь проходит через те города, в какие Я намеревался идти. И это промыслительно в этих горах, учитывая, что с нами женщины».
«Ты чего-то опасаешься?»
«Что могут обокрасть – не опасаюсь, поскольку у нас ничего нет. Но хватило бы и страха за женщин. Горстка разбойников никогда не нападет на такой внушительный караван, а нам он будет полезен еще и для того, чтобы узнать лучшие перевалы и преодолеть самые трудные из них. Он Меня спросил: „Ты Мессия?“ и, узнав, что да, сказал: „Несколько дней назад я был во дворе Язычников и слышал Тебя, но почти не видел, потому что я мал ростом. Договорились, я буду защищать Тебя, а Ты защитишь меня. У меня очень ценный груз“».
«Он прозелит?»
«Не думаю. Но, возможно, он даже происходит из нашего народа».
Караван движется медленно, словно не желая истощать силы животных большим переходом. Поэтому нетрудно следовать за ним пешком, боле того, часто приходится останавливаться, так как погонщики в сложных местах выстраивают навьюченных животных по одному, ведя их под уздцы.
Несмотря на то, что это самая настоящая горная местность, она все же очень плодородна и хорошо возделана. Наверное, всё более возвышающиеся на северо-востоке горы служат укрытием от холодных северных и губительных восточных ветров, и это благоприятствует земледелию. Караван следует вдоль потока, очевидно, впадающего в Иордан и питающегося обильными водами, стекающими невесть с какой вершины. Вид красивый и становится еще красивее по мере подъема, простираясь к западу на Иорданскую долину и помимо нее захватывая смутные очертания холмов и гор северной Иудеи, тогда как на севере и на востоке панорамы постоянно сменяют друг друга, то открываясь вдаль и вширь, то представляя взору нагромождение зеленых или скалистых хребтов и вершин, что будто преграждают путь, словно неожиданная стена лабиринта.
2Солнце начинает заходить за горы Иудеи, ярко окрашивая в красный цвет небо и склоны, когда богатый купец, остановившись и пропустив караван, обращается к Иисусу: «Нужно добраться до селения до наступления ночи. Но многие из тех, что с Тобой, выглядят уставшими. Это тяжелый переход. Посади их на запасных мулов. Это спокойные животные, и у них впереди – целая ночь отдыха, да и вес женщины для них – не тяжесть».
Иисус соглашается, и мужчина командует каравану: «Стой!», чтобы посадить женщин на этих животных. Иисус уговаривает Иоанна из Эндора тоже ехать верхом. А те, кто на ногах, включая Иисуса, берут в руки вожжи, чтобы сделать дорогу более безопасной для женщин. Марциам хочет поступить… как мужчина и несмотря на то, что падает от усталости, совершенно не желает ехать с кем-либо в седле, а наоборот, сам берет одну из вожжей мула Девы Марии, которая таким образом оказывается между Иисусом и мальчиком, и продолжает отважно шагать.
Купец, оставшись рядом с Иисусом, обращается к Марии: «Видишь, о Женщина, то селение? Это Рамот. Там мы остановимся. Меня знают в гостинице, поскольку я проделываю этот путь два раза в год, а еще два раза путешествую вдоль побережья, чтобы продавать и покупать. Моя жизнь тяжела. Но у меня двенадцать детей, и они малолетние. Я поздно женился. Одного я оставил девятидневным, а когда снова увижу – у него будут первые зубы».
«Славная семья… – отзывается Мария и добавляет: – Да хранит тебя Небо».
«Я и правда не жалуюсь на его помощь, хотя едва ли ее заслуживаю».
3Иисус спрашивает: «Ты случайно не прозелит?»
«Должен быть бы… Мои предки были настоящими израильтянами. А потом… приспособились жить там…»
«Душа приспосабливается лишь к одной среде: к Небесной».
«Ты прав. Но понимаешь… Мой прадед женился не на израильтянке. Его сыновья оказались уже не такими верными… Сыновья сыновей опять-таки переженились на женщинах не из Израиля, породив детей, у которых осталось лишь уважение к имени иудея, ведь мы по происхождению иудеи. А уж я, внук их внуков… совсем никакой. Общаясь со всеми, я у всех что-то заимствовал и в конце концов стал ничьим».
«Твое соображение неправильно, и Я тебе это продемонстрирую. Если ты, следуя по этой хорошо известной тебе дороге, встретил бы пять или шесть человек, и они бы тебе сказали: „Да нет же, иди вон туда“, „Вернись назад“, „Остановись“, „Уклонись на восток“, „Сверни на запад“, что бы ты ответил?»
«Сказал бы: „Я знаю, что этот путь самый короткий и правильный, и я с него не сверну“».
«Опять же: если б тебе надо было провернуть какую-то сделку, и ты знал бы, каким способом это сделать, стал бы ты слушать тех, кто или из чистого бахвальства, или из хитрого расчета посоветовал бы тебе другой способ?»
«Нет. Я бы последовал тому, чтó лучшим считает мой опыт».
«Превосходно. За тобой тысячи лет веры, потомок Израиля. Тебя не назовешь ни глупым, ни необразованным. Почему же тогда ты готов идти на контакты со всеми по вопросам веры, при том что способен отказаться от них в вопросах о деньгах или о безопасности в дороге? Тебе не кажется это даже по-человечески предосудительным? Заслонить Бога деньгами и дорогой…»
«Я не заслоняю Бога. Но я потерял Его из виду…»
«Потому что твои боги – это торговля, деньги, твоя жизнь. Но есть ведь и Бог, что позволяет тебе обладать всем этим… 4Зачем ты тогда ходил в Храм?»
«Ради любопытства. Когда выходил из одного дома, где вел деловые переговоры, по дороге увидел группу преклоняющихся перед Тобой мужчин, и мне вспомнилась беседа, услышанная в Аскалоне от одной женщины, делающей ковры. Я справился о Тебе, поскольку заподозрил, что та женщина говорила именно о Тебе. И, узнав, что это Ты, пошел за Тобой. На тот день мои дела закончились… Потом Я потерял Тебя из виду. В Иерихоне я снова увидел Тебя, но только на мгновение. А теперь Тебя встретил… Вот…»
«Так значит, сам Бог соединяет и скрещивает наши пути. Мне нечего тебе дать, чтобы отблагодарить тебя за твою доброту. Но надеюсь, что прежде, чем покину тебя, Я смогу сделать тебе один подарок, если только ты не покинешь Меня раньше».
«Нет, я не поступлю так! Александр Мисах не отказывается, когда предлагает свои услуги! Вон за тем поворотом начинается селение. Поеду вперед. Увидимся в гостинице». И, пришпорив мула, он почти что галопом удаляется по обочине дороги.
«Он честный и несчастный человек, Сын Мой», – произносит Мария.
«И Тебе бы хотелось, чтоб он был счастлив в согласии с Премудростью, не так ли?»
Они обмениваются нежными улыбками при появлении первых вечерних теней.
5…Долгим октябрьским вечером, собранные все вместе в просторном помещении гостиницы, путешественники ждут отхода ко сну. В углу, совершенно один, погружен в свои расчеты купец. В противоположном углу – Иисус со Своими спутниками. Других постояльцев нет. Со стороны стойл доносится ослиный рев, ржание и блеяние, и это позволяет предположить, что в гостинице есть и другой народ. Но, видимо, он уже спит.
Марциам уснул в объятиях Богоматери, внезапно позабыв, что он „мужчина“. Петр дремлет, и не он один. Даже шептавшиеся пожилые женщины погружаются в полудрёму и умолкают. Бодрствуют Иисус, Мария, сестры Лазаря, Синтика, Симон Зелот, Иоанн и Иуда.
Синтика роется в мешке Иоанна из Эндора, как будто что-то ища. Однако затем решает подойти поближе к остальным и послушать Иуду Алфеева, который рассказывает о последствиях изгнания в Вавилонию[1] и подытоживает: «…и, быть может, тот мужчина – еще одно его следствие. Всякое изгнание – это крушение…» Синтика непроизвольно кивает, но ничего не говорит, и Иуда Алфеев заканчивает: «Тем не менее странно, что можно с такой легкостью лишиться того, что столетиями было сокровищем, и стать совершенно иным, особенно в том, что касается религии, и такой религии, как наша…»
[1] Об изгнании в Вавилонию см. 4 Цар. 24–25; 2 Пар. 36.
Иисус отвечает: «Не удивляйся, если в недрах Израиля ты разглядишь Самарию».
6Молчание… Темные глаза Синтики пристально смотрят на безмятежный профиль Иисуса. Она смотрит напряженно, но ничего не говорит. Иисус чувствует этот взгляд и поворачивается посмотреть.
«Ничего не нашла по своему вкусу?»
«Нет, Господь. Но я дошла до той черты, когда больше не могу согласовать свое прошлое с настоящим, свои прежние представления с нынешними. И мне это кажется чуть ли не отступничеством, потому что именно прежние представления помогли мне в обретении нынешних. Хорошо сказал Твой апостол… Только в моем случае это счастливое крушение».
«Что же у тебя обрушилось?»
«Вся моя вера в языческий Олимп, Господь. И все-таки я в некотором смущении, потому что, читая ваше Писание – мне его дал Иоанн, и я читаю его, ведь без знакомства нет овладения, – я обнаружила, что и в вашей истории… в ее зарождении, скажу так, присутствуют явления, не сильно отличающиеся от наших. Потом, мне хотелось бы знать…»
«Я говорил тебе: спрашивай – и Я отвечу».
«Всё ли ошибочно в нашей вере в богов?»
«Да, женщина. Есть только один Бог, который не происходит от других, не подвержен человеческим страстям и потребностям, единственный, вечный, совершенный Бог-Создатель».
«Сама я так и верю. Но хочу иметь возможность ответить на вопросы, с которыми ко мне могут обратиться другие язычники, и не в безапелляционной форме, а в виде обсуждения, чтобы убедить. Я-то собственными силами и содействием этого по-отечески благотворящего Бога дала себе ответы: расплывчатые, но достаточные, чтобы успокоить мой дух. Но во мне было стремление к достижению Истины. Другие могут быть менее настойчивы в этом, нежели я. И все-таки эти искания есть, так или иначе, у всех. И в отношении таких душ я не собираюсь оставаться бездеятельной. Мне хотелось бы дать им то, что я получила. А чтобы давать, я должна знать. Дай мне знание, и я послужу Тебе во имя любви. Сегодня по пути, когда я разглядывала горы, и некоторые виды живо мне напомнили о горных цепях Эллады и об истории моего отечества, в результате мысленных ассоциаций мне представился миф о Прометее, миф о Девкалионе… У вас тоже есть нечто подобное: низвержение Люцифера, наделение жизненной силой глины и Ноев Потоп. Небольшие совпадения, которые, однако, остаются в памяти… Теперь скажи мне: как мы могли узнать об этих вещах, если между нами и вами не было никаких соприкосновений, если у вас они появились, очевидно, раньше, чем у нас, но и у нас они тоже появились, и непонятно откуда? Мы и сейчас во многом друг друга не понимаем. Как же тогда, тысячи лет назад, у нас появились легенды, напоминающие о ваших истинах?»
«Женщина, уж кто-кто, но не ты должна была бы Меня об этом спрашивать. Потому что ты читала произведения, которые сами могли бы ответить на это твое вопрошание. 7Ты сегодня в результате мысленных ассоциаций от воспоминания о своих родных горах перешла к воспоминанию о своих родных мифах и к сопоставлению. Не так ли? А почему?»
«Потому что мое пробудившееся сознание вспомнило».
«Прекрасно. Вот и души тех древних, что дали твоей земле религию, тоже вспоминали. Смутно, как это свойственно несовершенному человеку, оторванному от религии Откровения, но все-таки вспоминали. В мире множество религий. Так вот, если бы мы имели перед собой их ясную картину, во всех их деталях, мы бы увидели, что на фоне большого количества мусора прослеживается как бы золотая нить, нить, в которой есть узелки, заключающие в себе фрагменты настоящей Истины».
«Но разве все мы не происходим из одного рода? Ты сам так говоришь. Тогда почему древние из древних, происходящие от исконного рода, не смогли принести с собой эту Истину? Разве справедливо было лишить их ее?»
«Ты же читала Бытие, не правда ли? Что ты обнаружила? Что в самом начале был совершен грех. Грех, охвативший три составные части человека: физическую, умственную и духовную. Потом братоубийство. Потом двойное убийство в противовес деятельности Еноха по сохранению света в сердцах; потом развращение, благодаря чувственной похоти объединившее сынов Божьих с сынами крови. И несмотря на очищение Потопом и восстановление рода из доброго семени – не из камней, как сказано в ваших мифах, равно как и не посредством похищения животворного огня стараниями человека, но благодаря Божьему вдохновению животворящего Огня был одушевлен самый первый комок глины, вылепленный Богом по Своему образу и по форме человека, – новое горделивое брожение умов, оскорбление Богу: „Доберемся до Неба“, и божественное проклятие: „Да будут они рассеяны и перестанут понимать друг друга“… И тот единый корень, подобно потоку воды, что, наткнувшись на камень, распадается на ручейки и уже не сливается воедино, тот род разделился на роды. Человечество, обращенное в бегство от собственного греха и от Божьего наказания, теперь рассеивается и больше не объединяется, неся в себе порожденное гордостью смятение. Однако души помнят. Все равно что-то в них остается. И наиболее добродетельные и мудрые из них во мраке своих мифов различают, пусть и слабый, но свет: свет Истины. Именно эта память о Свете, увиденном прежде жизни, пробуждает в них те истины, в которых есть фрагменты Истины Откровения. Ты поняла Меня?»
«Отчасти. Но теперь я это обдумаю. Ночь дружит с теми, кто размышляет и погружается в себя».
«Тогда пойдем и погрузимся каждый в самого себя. Идемте, друзья. Мир вам, женщины, мир вам, Мои ученицы. Мир тебе, Александр Мисах».
«Прощай, Господин. Бог да пребудет с Тобой», – кланяясь отвечает купец…