ЕВАНГЕЛИЕ КАК ОНО БЫЛО МНЕ ЯВЛЕНО

292. Козни книжников и фарисеев в Боцре

   

   1 октября 1945.

   1Боцра, то ли по причине времени года, то ли оттого, что так замкнута в своих улочках, утром оказывается туманно-тусклой. Тусклой и очень грязной. Апостолы, сделав покупки и вернувшись с рынка, говорят об этом друг с другом. Поскольку гостиничная индустрия в те времена и в тех местах совершенно доисторическая, каждый должен сам позаботиться о провизии. Понятно, что хозяева не желают потерять ни одного гроша. Они ограничиваются приготовлением того, что принесут постояльцы, и хорошо еще, если не своруют что-то из принесенного. Или же, самое большее, покупают для постояльцев или продают им провизию непосредственно из своих запасов, при необходимости выступая в роли мясников для несчастных овечек, обреченных быть изжаренными.

   Эта купля у хозяина приходится Петру не по вкусу, и сейчас идет словесная перепалка между апостолом и хозяином с довольно-таки разбойничьей физиономией, который не упускает возможности оскорбить апостола, называя его «галилеянином», но и тот не остается в долгу, показывая на поросенка, только что зарезанного хозяином по поручению заезжих постояльцев: «Я галилеянин, а ты свинья языческая. Была б моя воля, я не провел бы и часа в твоей вонючей гостинице. Вор и…» (тут он прибавляет еще один эпитет, очень… выразительный, который я не могу доверить бумаге). Я делаю вывод, что между жителями Боцры и галилеянами существует одна из тех региональных и религиозных неприязней, которыми изобилует Израиль, а точнее Палестина.

   Хозяин кричит еще громче: «Не будь ты с Назарянином, и не будь я лучше ваших грязных фарисеев, которые беспричинно Его ненавидят, я бы умыл тебе рыло кровью этой свиньи, и тебе пришлось бы убраться отсюда, чтобы поскорее очиститься. Но я уважаю Его, в Нем определенно есть сила. А тебе скажу, что вы со всеми вашими преданиями – грешники. Мы лучше вас. Мы не строим козней, мы не предаем. А вы – тьфу! Племя нечестивых предателей и мошенников, которые не уважают даже тех немногих святых, что у них есть».

   «Это про кого: предатели? Про нас? А! Видит Бог, что я сейчас…» Петр разъярен и готов наброситься, но его брат с Иаковом его удерживают, вмешиваются также и Симон Зелот с Матфеем.

  2Но его гнев утихает не столько от их действий, сколько от голоса Иисуса, который показывается из двери и говорит: «Что сейчас ты, Симон, замолчишь. И ты, муж, помолчи тоже».

   «Господь, этот трактирщик первым стал клеветать и угрожать».

   «Назарянин, первым оскорбили меня».

   Я, он. Он и я. Оба виновника поочередно переваливают вину друг на друга.

   Иисус, серьезный и спокойный, выступает вперед. «Вы оба неправы. И ты, Симон, больше, чем он. Потому что ты знаком с учением о любви, прощении, кротости, терпении и братстве. Чтобы вас не злословили как галилеян, нужно заставить себя уважать как святых. А ты, мужчина, если чувствуешь себя лучше других, благодари за это Бога и будь достоин того, чтобы становиться лучше и лучше. А главное, не пачкай свою душу лживыми обвинениями. Мои ученики не предают и не строят козней».

   «Ты в этом уверен, Назарянин? А в таком случае зачем ко мне приходили те четверо и расспрашивали, приходил ли Ты, с кем Ты был и еще много чего интересного?»

  «Что? Что? Кто они? Где они?» Апостолы обступают его, забыв, что приближаются к человеку, измазанному свиной кровью, что вначале заставляло их в ужасе держаться поодаль.

   «Вы идите по своим делам. Мисах, ты, пожалуйста, останься».

   3Апостолы уходят в ту комнату, откуда появился Иисус, и во дворе остаются Иисус и хозяин гостиницы, одни, друг против друга. В нескольких шагах от Иисуса – с удивлением наблюдающий за этой сценой купец.

   «Ответь, муж. Искренне. И прости, если кровь вызвала яростную реакцию Моего ученика. Кто эти четверо и что они сказали?»

   «Кто они точно, не знаю. Но ясно, что книжки и фарисеи с той стороны. Не знаю, кто их сюда привел. Никогда их раньше не видел. Но они хорошо о Тебе осведомлены. Знают, откуда идешь, куда направляешься, с кем. От меня же хотели подтверждения. Нет, может быть, я мошенник. Но свое ремесло знаю. Я ни с кем не знаком, ничего не вижу, ничего не знаю. Для других, понятно. Про себя-то я знаю всё. Но почему я должен рассказывать другим то, что я знаю, и особенно тем лицемерам? Мошенник я? Да. При случае даже ворам могу подсобить. Ты это прекрасно знаешь… Но я не смог бы украсть или попытаться украсть у Тебя свободу, честь и жизнь. А те – и если я говорю неправду, то я больше не Фара сын Толомея, – а те подстерегают Тебя, чтобы причинить Тебе зло. А кто их сюда направил? Может быть, кто-то из Переи или Декаполиса? А может, кто-то из Трахонитиды или Гавланитиды, или Авранитиды? Нет, у нас Тебя или не знают, или – если о Тебе знают, – то уважают Тебя как праведника, а то и верят в Тебя как в святого. Значит, кто их направил? Кто-то с Твоей стороны, а может и кто-то из Твоих друзей, уж больно много они знают…»

   «О моем караване разузнать нетрудно…» – говорит Мисах.

   «Нет, купец, не о тебе. А о других, кто идет с Иисусом. Я не знаю и знать не хочу. Не вижу и не хочу видеть. Однако скажу Тебе: если знаешь, что виновен – исправь ошибку, если знаешь, что Тебя предали, прими меры».

   «Я невиновен, муж. И Меня не предали. Просто Израиль Меня не принимает. 4А ты как обо Мне узнал?»

   «Благодаря одному парню. Хулиган, что заставлял говорить о себе Боцру и Арбелу. Здесь – потому что приходил сюда грешить, там – потому что обесчестил свою семью. А потом он обратился. И стал честнее праведника. А недавно проходил мимо с Твоими учениками, он ведь тоже ученик, и ждет Тебя в Арбеле, чтобы почтить Тебя вместе со своим отцом и матерью. И он всем рассказывает, что Ты изменил его сердце по молитвам его матери. Если когда-нибудь эта область станет святой, то в этом будет его заслуга, Филиппа сына Иакова. И если в Боцре есть те, кто в Тебя верит, это благодаря ему».

   «Где сейчас те книжники, что приходили сюда?»

   «Не знаю. Они ушли, поскольку я сказал им, что у меня нет места для них. Оно было. Но я не захотел давать приют змеям рядом с голубицей. Они точно где-то неподалеку. Будь осторожен».

   «Я благодарю тебя, муж. Как тебя зовут?»

   «Фара. Я сделал то, что был должен. Вспоминай обо мне».

  «Хорошо. А ты о Боге. И прости Моего Симона. Большая любовь, которую он ко Мне питает, иногда воспламеняет его».

   «Ничего страшного. Я тоже его обидел… Но больно, когда слышишь оскорбления. Ты не оскорбляешь…»

   Иисус вздыхает… затем говорит: «Хочешь помочь Назарянину?»

   «Если смогу…»

   «Я бы охотно обратился к людям из этого двора…»

   «А я позволю Тебе поговорить. Когда?»

   «Между шестым и девятым часом».

  «Спокойно иди куда хочешь. Боцра узнает о том, что Ты будешь говорить. Об этом я позабочусь».

   «Бог да воздаст тебе за это», – и Иисус дарит ему улыбку, которая уже является наградой. Затем направляется к комнате, где находился до этого.

  Александр Мисах говорит: «Учитель, улыбнись и мне так же… Я тоже пойду скажу горожанам, чтобы пришли послушать, чтó будет говорить Доброта. Я многих тут знаю. До свидания».

   «Да вознаградит Бог и тебя», – и Иисус улыбается ему.

   5Он заходит в комнату. Женщины собраны вокруг Марии, лицо которой опечалено, и Она сразу же встает и идет к Сыну. Не говорит, но во всем Ее существе чувствуется вопрос. Иисус улыбается Ей и отвечает, обращаясь ко всем: «Постарайтесь быть свободными к шестому часу. После Я буду говорить со многими. А пока идите, все, кроме Симона Петра, Иоанна и Эрмастея. Объявляйте обо Мне и щедро давайте милостыню».

   Апостолы уходят.

  Петр медленно подходит к Иисусу, находящемуся возле женщин, и спрашивает: «А я почему не иду?»

  «Когда мы слишком вспыльчивы, мы остаемся дома. Симон, Симон! Когда ты наконец научишься обращать свое человеколюбие на своего ближнего? Пока это жгучее пламя, но направленное только на Меня, прямой и прочный клинок, но только для Меня. Будь кротким, Симон сын Ионы».

   «Ты прав, Господь. Меня уже укоряла Твоя Мать, как Она это умеет, не причиняя боли. Но меня проняло до самого нутра. Тем не менее… и Ты меня укоряй, но… только не смотри на меня потом так печально».

   «Будь добрым. Будь добрым… 6Синтика, Я хотел поговорить с тобой отдельно. Поднимись на террасу. И ты тоже, Мать Моя…»

   И медленно прохаживаясь между Матерью и гречанкой по венчающей одно из крыльев здания грубоватой террасе, согретой теплым солнцем, Иисус говорит: «Завтра мы на некоторое время расстанемся. Когда мы будем около Арбелы, вы, женщины, а также Иоанн Эндорский, отправитесь в сторону Галилейского моря и вместе дойдете до Назарета. Но, чтобы не посылать вас одних с почти немощным человеком, Я дам вам в спутники Моих братьев и Симона Петра. Предвижу, что это расставание вызовет некоторые несогласия. Но послушание – добродетель праведных. Когда окажетесь на территориях, которыми от имени Ирода управляет Хуза, Иоанна сможет получить сопровождающих на остаток пути. Тогда отошлете назад сыновей Алфея и Симона Петра. Но попросил Я тебя сюда подняться вот по какой причине. Я хочу тебе сказать, Синтика, о Своем решении, что тебе надо побыть в доме Моей Матери. Она уже знает. С тобою там будут Иоанн из Эндора и Марциам. Живите там сколько хотите, продолжая совершенствоваться в Мудрости. Я хочу, чтобы ты хорошенько заботилась о бедном Иоанне. Моей Матери Я этого не говорю, потому что Она не нуждается в советах. Ты в состоянии понять Иоанна и посочувствовать ему, а он может сделать для тебя много хорошего, поскольку он опытный наставник. Потом приду Я. О, скоро! И мы будем видеться часто. Надеюсь, застану тебя еще более преуспевшей в Истине. Я особенно благословляю тебя, Синтика. На этот раз мы с тобой попрощаемся. В Назарете, как и везде, ты встретишь и любовь, и ненависть. Но в Моем доме ты найдешь покой. Всегда».

   «Назарет не знает меня, и я его не знаю. Буду жить, питаясь Истиной, а мир для меня – ничто, Господь».

   «Хорошо. Можешь идти, Синтика. И пока ни слова. Мать, Ты знаешь… Я доверяю Тебе эти Мои самые дорогие жемчужины. Пока Мы можем спокойно побыть вдвоем, Мама, подкрепи Своего Иисуса Твоими ласками…»

   «Сколько ненависти, Сын Мой!»

   «А сколько любви!»

   «Сколько горечи, милый Иисус!»

   «А сколько сладости!»

   «Сколько непонимания, Дитя Мое!»

   «А сколько понимания, Мама!»

   «Ох, Сокровище Мое, милый Сын!»

   «Мама! Радость Божья и Моя! Мама!»

   Они целуют друг друга, оставаясь сидеть рядом на каменной скамейке, стоящей вдоль ограды террасы, Иисус – обнимая Мать, покровительственно и любовно, Она – положив голову на плечо Сыну и вложив ладони в Его ладонь. Они счастливы… Мир так далек… погребенный волнами любви и верности…