ЕВАНГЕЛИЕ КАК ОНО БЫЛО МНЕ ЯВЛЕНО
310. С Петром в Назарете. Иисус организует отбытие Иоанна из Эндора и Синтики
22 октября 1945.
1На дворе позднее утро, когда Петр, одинокий и нежданный, прибывает в Назаретский дом. Он нагружен корзинами и мешочками, словно носильщик. Но так счастлив, что не чувствует ни тяжести, ни утомления.
Марии, которая подходит и открывает дверь, он дарит блаженную улыбку, а также радостное и при этом почтительное приветствие. Затем спрашивает: «Где Учитель и Марциам?»
«Они на выступе, над гротом, но ближе к дому Алфея. Думаю, Марциам собирает оливки, а Иисус, конечно, сосредоточен на молитве. Сейчас их позову».
«Я сам об этом позабочусь».
«Освободись хотя бы от всех этих тяжестей».
«Нет, нет. Это сюрпризы для мальчика. Мне нравится видеть, как он, вытаращив глаза, роется в нетерпении… Это его радости, мой бедный мальчик».
Он выходит в сад, идет под выступ, хорошенько прячется в отверстии грота и затем кричит, слегка изменив голос: «Мир Тебе, Учитель», а потом своим голосом: «Марциам!..»
Голосок Марциама, наполнявший восклицаниями атмосферу спокойствия, замолкает… Пауза, потом почти девчачий голосок парнишки спрашивает: «Учитель, а это не мой отец меня позвал?»
Наверное, Иисус был так погружен в Свои мысли, что ничего не расслышал, и Он бесхитростно в этом сознается.
Петр снова зовет: «Марциам!», а после разражается своим искренним смехом.
«О, это действительно он! Отец! Мой отец! Где ты?»
Он свешивается, чтобы заглянуть в садик, но ничего не замечает… Иисус тоже подходит и смотрит… Видит улыбающуюся в дверях Марию, а также Иоанна с Синтикой, тоже улыбающихся из комнаты в глубине садика, возле печки.
Но Марциам незамедлительно спрыгивает с нависающего выступа прямо около грота, и Петр уже готов подхватить его прежде, чем тот коснется земли. Их приветствие трогательно. Иисус, Мария и двое из глубины садика с улыбкой за ним наблюдают, и потом все приближаются к этой чувствительной двоице.
2Петр едва освобождается от хватки мальчика, чтобы поклониться Иисусу и снова Его поприветствовать. А Иисус обнимает его, обнимая заодно и мальчика, который не отстает от апостола и спрашивает: «А мать?»
Но Петр отвечает Иисусу, который к нему обращается: «Почему ты пришел так скоро?»
«А Ты полагал, что я смогу провести столько времени и не повидаться с Тобой? Да еще… Эх! Да еще Порфирия, которая не давала мне покоя: „Пойди навести Марциама. Отнеси ему это, отнеси ему то“. Будто ей представлялось, что Марциам у разбойников или в пустыне. А прошлой ночью она нарочно поднялась, чтобы сделать лепешки, и как только они испеклись, отправила меня…»
«Ух! Лепешки!..» – вскрикивает Марциам. Но затем умолкает.
«Да. Они тут внутри вместе с сушеными в печи смоквами, оливками и красными яблоками. И еще она сделала тебе промасленный хлеб. И еще прислала тебе сырочки от твоих овечек. И еще тут непромокаемая одежда. И еще, и еще… не знаю, что. Как? Ты уже не торопишься? Ты как будто плачешь? О! Почему?»
«Потому что лучше бы ты привел мне ее вместо всего этого… Понимаешь, я же люблю ее!»
О, Божье Милосердие! Ну кто бы мог подумать?! Если б она была здесь и слышала тебя, она бы растаяла, как масло…»
«Марциам прав. Ты мог бы прийти с нею. Конечно, она желает увидеть его после такой долгой разлуки. Вот такие мы, женщины, с нашими детьми…» – говорит Мария.
«Ясно… Но скоро она его увидит, не так ли, Учитель?»
«Да, после праздника Обновления, когда мы отправимся… Хотя… Да, когда вернешься после праздника, приходи с ней. Она побудет с ним несколько дней, а потом они вместе возвратятся в Вифсаиду».
«О, как здорово! Здесь, с двумя мамами!» Мальчик повеселел и радуется.
3Все заходят в дом, и Петр выгружает свои свертки.
«Вот: рыба сушеная, соленая и свежая. Твоей Матери пригодится. Вот тот мягкий сыр, который Тебе так нравится, Учитель. А здесь яйца для Иоанна. Будем надеяться, не разбились… Нет, Бог миловал. А еще виноград. Мне его дала Сусанна в Кане, где я ночевал. А еще… А! вот еще что! Гляди, Марциам, какой он светлый. Словно сделан из волос Марии»… И открывает глиняный кувшинчик, полный тягучего мёда.
«Да к чему столько вещей? Ты издержался, Симон», – говорит Мария, глядя на свертки и сверточки, сосуды и кувшины, покрывающие стол.
«Издержался? Нет. Я много рыбачил и с большой пользой. Это что касается рыбы. Что до остального, это всё домашнее. Ничего не стоит, а взамен дает столько радости, когда им делишься. И потом… На носу праздник Обновления… Таков обычай. Нет?! Ты не попробуешь мёда?»
«Не могу», – серьезно говорит Марциам.
«Почему? Болеешь?»
«Нет. Но есть его не могу».
«Да почему же?»
Мальчик краснеет, но не отвечает. Смотрит на Иисуса и молчит. Иисус улыбается и поясняет: «Марциам дал обет, чтобы обрести благодать. Он не может вкушать мёд в течение четырех недель».
«А, ну ладно! Съест после… Сосуд всё равно возьми… Вот те на! Я не думал, что он такой… такой…»
«Такой великодушный, Симон. Кто приступает к покаянию с детства, тому легко идти путем добродетелей всю жизнь», – говорит Иисус, пока мальчик выходит со своим горшочком в руках.
Петр восхищенно глядит ему вслед. Потом интересуется: «Зелота нет?»
«Он у Марии Алфеевой. Но скоро придет. Сегодня будете ночевать вместе. 4Перейдем туда, Симон Петр».
Они выходят, а Мария и Синтика приводят в порядок комнату, заваленную свертками.
«Учитель… Я пришел повидать Тебя и мальчика, это так. Но еще и потому, что много размышлял в эти дни, особенно после прихода троих ядовитых шершней… которым я наговорил небылиц больше, чем рыбы в море. Сейчас они идут в Гефсиманию, думая, что найдут там Иоанна из Эндора, а потом отправятся к Лазарю, надеясь застать там Синтику, а также Тебя. Пускай себе ходят!.. Однако потом они вернутся и… Учитель, они хотят устроить Тебе неприятности из-за этих двух несчастных…»
«Я уже несколько месяцев как всё предусмотрел. Когда они вернутся в поисках этих двоих гонимых, они их уже не найдут нигде во всей Палестине. Видишь эти сундуки? Это для них. Видел все те одежды, что сложены у ткацкого станка? Это для них. Удивлен?»
«Да, Учитель. Куда же Ты их отправишь?»
«В Антиохию».
Петр многозначительно присвистывает, а затем спрашивает: «А к кому? И как они туда пойдут?»
«В один из домов Лазаря. Последний принадлежащий Лазарю дом в том краю, где его отец правил от имени Рима. И отправятся туда морем…»
«А! Вот то-то! Ведь если бы Иоанну пришлось идти туда своими ногами…»
«Морем. 5Я тоже рад, что могу поговорить с тобой. Я уж было хотел послать Симона – сказать тебе: „Приходи“, чтобы всё приготовить. Слушай. Через два или три дня после праздника Обновления мы отправимся отсюда порознь, чтобы не попасться на глаза. В компанию войдем Я, ты, твой брат, Иаков с Иоанном, двое Моих братьев, плюс Иоанн и Синтика. Дойдем до Птолемаиды. Оттуда в лодке ты проводишь их до Тира. Там вы сядете на какой-нибудь идущий в Антиохию корабль под видом прозелитов, возвращающихся по домам. Затем повернете назад и найдете Меня в Ахзиве. Я буду на вершине горы каждый день, впрочем, Дух вас направит…»
«Как? Ты с нами не пойдешь?»
«Я буду слишком заметен. Хочу, чтобы Иоанну было спокойно на душе».
«И как я с этим справлюсь, если я никогда не покидал этих пределов?!»
«Ты не дитя… и скоро тебе придется идти гораздо дальше, чем в Антиохию. Я на тебя полагаюсь. Видишь, как Я тебя ценю…»
«А Филипп и Варфоломей?»
«Они придут встретить нас в Йотапате, а в ожидании будут проповедовать. Я им напишу, а ты доставишь им Мое письмо».
«А… вон те двое уже знают о своей участи?»
«Нет. Дам им спокойно отпраздновать свой праздник…»
«Хм! Бедняги! Ты только посмотри: человек вынужден терпеть преследования со стороны нравственных уродов и…»
«Не оскверняй свои уста, Симон».
«Хорошо, Учитель… Слушай… Как мы всё-таки потащим эти сундуки? И повезем Иоанна? Мне кажется, он действительно очень болен».
«Возьмем осла».
«Нет. Мы возьмем тележку».
«А кто будет ей править?»
«Э! если Иуда Симонов научился грести веслами, то Симон Ионин научится править. Да и не должно быть это трудно – вести осла за поводья! На тележку мы положим сундуки и посадим тех двоих… а сами пойдем пешком. Ну да, ну да! Поверь, лучше сделать так».
«А кто предоставит нам эту тележку? Не забывай, Я не хочу, чтобы наш отъезд заметили».
Петр думает… и решает: «У Тебя есть деньги?»
«Есть. Еще много, из тех драгоценностей Мисаха».
«Тогда всё просто. Дай мне некоторую сумму. Я приобрету у кого-нибудь осла и телегу и… ну да, ну да… а после мы подарим этого осла какому-нибудь несчастному, и тележку… посмотрим… Правильно я сделал, что пришел. А мне действительно нужно возвращаться с женой?»
«Да. Хорошо бы».
«Ну и хорошо. 6Но эти двое бедняжек! Мне вот жаль, что с нами больше не будет Иоанна. Он и так недолго бы оставался с нами… Но – бедняга! – он мог бы умереть здесь, как Иона».
«Ему бы этого не позволили. Мир ненавидит тех, кто искупает свою вину».
«Он будет терзаться…»
«Я найду довод, чтобы облегчить ему отъезд».
«Какой?»
«Тот же, что помог отослать Иуду Симонова: необходимость потрудиться для Меня».
«А!.. Только у Иоанна это будет святостью, а у Иуды – одна гордыня».
«Симон, не надо пересуживать».
«Это труднее, чем заставить рыбу петь! Но это правда, Учитель, а не пересуды… Однако, кажется, пришел Симон с Твоими братьями. Идем туда».
«Идем. И никому ни звука».
«Ты мне это говоришь? Я не в силах молчать об истине, когда говорю, но умею держать рот на замке, если захочу. А я хочу. Сам себе в этом поклялся. Мне – идти до самой Антиохии! На край света! О, жду не дождусь возвращения! Я больше не усну, пока всё это не совершится…»
Они выходят, и я уже ничего не различаю.