30 ноября 1945.

   ¹Иисус, должно быть, покинул Кесарию Филиппову рано на рассвете, поскольку теперь она со своими горами уже далеко, и вокруг Иисуса, который направляется к озеру Мерон, чтобы затем идти к Генисаретскому, опять равнина. С Ним апостолы и все те ученики, что были в Кесарии. Но никого не удивляет такой многочисленный караван путешественников, так как встречаются уже и другие направляющиеся в Иерусалим караваны израильтян или прозелитов, что идут из всех мест Рассеяния, желая на некоторое время остановиться в Святом Городе, чтобы послушать законоучителей и подольше подышать воздухом Храма.

   Они быстро идут под солнцем, оно теперь уже высоко, но еще не утомляет, поскольку это весеннее солнце, которое затевает игры с молодой листвой и с цветущими ветвями и всюду порождает цветы, цветы и цветы. Предшествующая озеру равнина – сплошной цветущий ковер, но и обратившись к окружающим ее холмам, взор видит их пестреющими белоснежными, нежно-розовыми, или определенно розовыми, или красновато-розовыми порослями различных плодовых деревь­ев, а скользя по редким крестьянским домам или разбросанным по пути кузницам, глаз радуется первым кустам роз, зацветающим на садовых участках, вдоль изгородей или у стен домов.

   «Сады Иоанны, наверно, все в цвету», – замечает Симон Зелот.

   «Садик в Назарете тоже должен быть похож на полную корзину цветов. Мария в нем как нежная пчела, что будет перелетать от розария к розарию, а от них – к жасминам, которые скоро зацветут, и к лилиям, у которых на стеблях уже есть бутоны, и сорвет ветвь миндаля, как Она всегда делает, точнее, сейчас Она сорвет ветвь грушевого или гранатового дерева, чтобы поставить ее в амфору в Своей комнатке. Когда мы были детьми, мы каждый год спрашивали Ее: „Почему Ты всё время держишь там цветущую ветку дерева, а не ставишь туда первые розы?“ И Она отвечала: „Потому что именно на их лепестках Я вижу написанное повеление, что пришло Мне от Бога, и чувствую чистый аромат небесного дуновения“. Припоминаешь, Иуда?» – спрашивает у брата Иаков Алфеев.

   «Да, припоминаю. И помню, что, став взрослым, я с нетерпением ждал весны, чтобы увидеть, как Мария ходит по Своему садовому участку под облаками Своих цветущих деревьев и среди изгородей из ранних роз. Я никогда не видел зрелища прекраснее, чем эта вечная Дева, порхающая среди цветов и летающих голубей…»

   ²«О, пойдем скорее с Ней повидаемся, Господь! Чтобы и мне всё это увидеть!» – умоляет Фома.

   «Мы можем лишь ускорять наш ход и делать очень короткие остановки на ночь, чтобы достичь Назарета вовремя», – отвечает Иисус.

   «Ты правда доставишь мне это удовольствие, Господь?»

   «Да, Фома. Мы все идем в Вифсаиду и затем в Капернаум, а там разделимся: мы отправимся на лодке в Тивериаду и дальше в Назарет. Таким образом, каждый, кроме вас, иудеев, сможет взять себе одежду полегче. Зима-то кончилась».

   «Да. А мы пойдем и скажем Голубице: „Вставай, поспеши, о моя Возлюбленная, и приди, ведь зима прошла, дожди закончились и на земле цветы… Выйди, о моя Подруга, и приходи, скрывающаяся Голубица, покажи мне Твое лицо и дай мне услышать Твой голос“»^[1].

[1] Песнь песней, 2:10–14.

   «Вот молодец, Иоанн! Ты похож на влюбленного, который поет песни своей красавице!» – говорит Петр.

   «А я и есть такой. Влюбленный в Марию. Не вижу, чтобы какие-то другие женщины могли пробудить во мне любовь. Только Мария, любимая всем моим существом».

   «Я то же самое говорил месяц назад. Ведь правда, Господь?» – говорит Фома.

   «Я думаю, мы все в Нее влюблены. Такой высокой, такой божественной любовью!.. На какую может вдохновить только эта Женщина. И наша душа всецело любит Ее душу; разум любит и восхищается Ее умом; взгляд любуется и упивается Ее чистым изяществом, дающим отраду, не вызывая волнения, как если бы смотрел на цветок… Мария – Краса этой Земли и, думаю, Краса Неба…» – говорит Матфей.

   «Это правда! Это правда! Мы все видим в Марии всё самое любимое, что есть в женщине. И невинную деву, и нежнейшую мать. И не знаешь, за какое из этих благодатных качеств любишь Ее больше», – говорит Филипп.

   «Ее любят потому, что Она – Мария. Вот!» – изрекает Петр.

   ³Иисус, слышавший их высказывания, говорит: «Все вы были правы. А Симон Петр сказал великолепно. Марию любят потому, что Она – Мария. По пути в Кесарию Я говорил вам, что лишь те, кто совершенную веру соединит с совершенной любовью, сумеют понять истинное значение слов: Иисус, Христос, Слово, Сын Божий и Сын Человеческий. Но теперь скажу вам, что есть еще одно имя, насыщенное смыслом. И это имя Моей Матери. Лишь те, кто соединит совершенную веру с совершенной любовью, сумеют понять истинное значение имени Мария, которое носит Матерь Божьего Сына. И это истинное значение начнет проясняться истинно верующим и истинно любящим в ужасный час страдания, когда Родительница будет испытывать муки вместе со Своим Чадом, когда Искупительница совершит искупление вместе с Искупителем перед лицом всего мира и во веки веков».

   «Когда?» – спрашивает Варфоломей, в то время как они останавливаются на берегу обильного ручья, где многие ученики утоляют жажду.

   «Давайте здесь остановимся преломить хлеб. Солнце в зените. Вечером будем у озера Мерон и с помощью лодочек сможем сократить путь», – уклончиво отвечает Иисус.

   Они все усаживаются на мягкой и теплой от солнца травке на берегу ручья, и Иоанн говорит: «Жалко портить эти цветочки. Они такие нежные и похожи на кусочки неба, упавшие сюда, на луга». Там сотни и сотни незабудок.

   «Завтра они снова вырастут, и еще красивее. Они расцвели, чтобы превратить эти комья земли в пиршественный зал для их Господа», – утешает его брат Иаков.

   Иисус возносит и благословляет еду, и они бойко принимаются есть. Ученики, словно множество подсолнухов, все глядят в сторону Иисуса, который сидит в центре, а рядом с Ним – Его апостолы.

   ⁴Вскоре трапеза, сдобренная чистой водой и безмятежностью, заканчивается. Но поскольку Иисус продолжает сидеть, никто с места не двигается. Наоборот, ученики перемещаются поближе, чтобы слышать, чтó говорит Иисус, которого расспрашивают апостолы. А расспрашивают они Его о том, чтó Он перед тем сказал о Своей Матери.

   «Да. Потому что быть Моей матерью по плоти – это уже само по себе великое дело. Посудите сами, как помнят Анну, жену Элканы, оттого что она мать Самуила. Но он был только пророком. И всё-таки его мать помнят, потому что она его родила. Так бы поминали и Марию, притом высочайшими похвалами, за то, что Она дала миру Спасителя Иисуса. Но этого было бы мало в сравнении с тем многим, что требует от Нее Бог, дабы наполнить меру, необходимую для искупления мира. Мария не разочарует Божьих надежд. И никогда Его не разочаровывала. Она отдает Себя и будет отдавать и в ответ на требование абсолютной любви, и в ответ на требование абсолютной жертвы. И когда Она принесет наивысшую жертву, вместе со Мной, ради Меня и ради этого мира, тогда истинно верующие и истинно любящие поймут подлинное значение Ее Имени. И во веки вечные всякому истинно верующему, всякому истинно любящему будет дано знать его. Имя Великой Матери, Святой Кормилицы, что во веки веков будет вскармливать Христовых чад Своими слезами и взращивать их для Небесной Жизни».

   «Слезами, Господь? Твоей Матери придется плакать?» – спрашивает Искариот.

   «Всякая мать плачет. А Моя будет плакать сильнее какой-либо другой».

   «Но почему? Я свою иногда заставлял плакать, потому что не всегда был хорошим сыном. Но Ты! Ты никогда не причинишь боли Своей Матери».

   «Да, Я действительно не причиняю Ей боли как Ее Сын. Но причиню много боли как Искупитель. Двое заставят плакать Мою Мать бесконечными слезами: Я – ради спасения Человечества, и Человечество – своими непрекращающимися грехами. Каждый человек, живший, живущий или который будет жить, обходится Марии слезами».

   «Но почему?» – удивленно спрашивает Иаков Зеведеев.

   «Потому что каждый человек стóит Мне искупительных мучений».

   «Но как Ты можешь говорить это о тех, кто уже мертв или еще не родился? Тебя заставляют страдать живущие: эти книжники, фарисеи, саддукеи, – своими обвинениями, своей ревностью и злобой. Но не более того», – уверенно заявляет Варфоломей.

   «Иоанн Креститель тоже был убит… и он не единственный пророк, которого убил Израиль, и не единственный священник, поставленный предвечным Изволением и убитый, поскольку был ненавистен тем, кто не покоряется Богу».

   «Но Ты же больше, чем просто пророк, и больше самого Крестителя, Твоего Предтечи. Ты Глагол Божий. Израиль не поднимет на Тебя руку», – говорит Иуда Фаддей.

   «Ты так думаешь, брат? Ошибаешься», – отвечает ему Иисус.

   «Нет, этого не может быть! Этого не может случиться! Бог не попустит! Это значило бы навеки уничижить Своего Христа!» Иуда Фаддей так возбужден, что даже встает.

   Иисус тоже вслед за ним встает и пристально глядит в его побледневшее лицо, в его искренние глаза. Медленно говорит: «И всё-таки так будет», – и будто произнося клятву, опускает Свою правую руку, что была поднята.

   ⁵Все встают и еще теснее смыкаются вокруг Него – венок из опечаленных, но еще более недоверчивых лиц, – и среди них прокатывается ропот:

   «Конечно… если так… то Фаддей прав».

   «Случившееся с Крестителем скверно. Но оно возвеличило этого человека, бывшего до конца героем. А если такое произошло бы с Христом, это бы Его принизило».

   «Христа могут преследовать, но не унижать».

   «На Нем Божье помазание».

   «Если бы увидели, что Ты во власти этих людей, кто бы тогда сохранил в себе веру?»

   «Мы этого не допустим».

   Единственный, кто молчит, это Иаков Алфеев. Брат распекает его: «Ты не реагируешь? Тебя это не трогает? Не слышишь? Защити Христа от Него самого!» Иаков вместо ответа подносит ладони к лицу и плача отходит в сторонку. «Ненормальный!» – заключает его брат.

  «Возможно, вовсе не настолько, как ты думаешь, – отвечает ему Эрмастей. И продолжает: – Вчера, разъясняя пророчество, Учитель говорил о некоем разложившемся теле, что воссоединится, и о еще одном, что воскреснет само собой. Я думаю, нельзя воскреснуть, если прежде не умер».

   «Но это может быть естественная смерть, от старости. Да и это уже для Христа слишком много!» – возражает Фаддей, и многие с ним соглашаются.

   «Да, но в таком случае это не будет знамением для людей этого рода, которые намного старше Него», – замечает Симон Зелот.

   «Конечно. Но Он не обязательно говорит о самом Себе», – опять возражает Фаддей, упрямый в своей любви и своем почитании.

   «Никто кроме Сына Божьего не сможет воскреснуть сам по себе, равно как никто кроме Сына Божьего не может родиться так, как родился Он. Я это говорю. Я, видевший Его славное рождение», – говорит Исаак с уверенностью свидетеля.

   Иисус, скрестив руки, выслушал их, глядя на них по очереди. Теперь Он сам показывает, что хочет взять слово, и говорит: «Сын Человеческий будет предан в человеческие руки, ведь Он не только Сын Божий, но также и Искупитель человека. А искупления не бывает без страдания. Мое страдание будет телесным, страданием плоти и крови – во искупление грехов плоти и крови. Оно будет душевным – во искупление грехов ума и страстей. Оно будет духовным – во искупление грехов духа. Оно будет всеобъемлющим. Так что в назначенный час Я буду схвачен в Иерусалиме и, претерпев много страданий по вине Старейшин и Первосвященников, книжников и фарисеев, буду приговорен к позорной смерти. И Бог не вмешается, потому что так должно быть, ведь Я – Агнец, приносимый в искупление за грехи всего мира. И в пучине тоски, которую разделят Моя Мать и немногие другие, Я умру повешенным, а три дня спустя благодаря лишь Своей божественной воле воскресну к вечной и славной жизни как Человек и снова буду Богом на Небе вместе с Отцом и Духом^[2]. Но прежде Я должен буду вынести всяческий позор и быть пронзенным в сердце Ложью и Ненавистью».

[2] То есть буду Богом не на Земле (Сын, пребывающий в единении с Отцом), а Богом на Небе (Сын, вернувшийся в лоно Отца), см. Ин.16:28.

   ⁶В теплом и пахнущем весной воздухе поднимается хор возмущенных криков.

   Петр, будучи и сам возмущен, с растерянным видом берет Иисуса за руку и, отведя в сторонку, тихо на ухо Ему говорит: «Что Ты, Господь! Не говори так. Нехорошо. Ты видишь? Они возмущены. Ты падаешь в их глазах. Ни за что на свете Ты не должен этого допускать; да с Тобою ничего подобного и не случится. Зачем же тогда выдавать это за правду? Ты должен всё больше и больше расти в глазах людей, если хочешь укрепить Свое положение; а завершить хорошо бы каким-нибудь последним чудом, например, испепелить Своих врагов. Но ни за что не унижаться и не равняться с каким-то наказанным злодеем». И Петр похож на учителя или на огорченного отца, который с ласковым беспокойством упрекает сына, сказавшего какую-то глупость.

   Иисус, остававшийся в чуть согнутом положении, пока выслушивал шепот Петра, строго выпрямляется с блеском в глазах, и блеск этот гневный, и громко произносит так, чтобы слышали все, и всем бы это послужило уроком: «Отойди от Меня, в эту минуту ты – сатана, советующий Мне не слушаться Моего Отца! Я ради этого и пришел! Не для почестей! Ты, подбивая Меня к гордыне, к непослушанию и к немилосердной суровости, пытаешься склонить Меня ко Злу. Прочь! Ты Мне соблазн! Неужели ты не понимаешь, что величие состоит не в почестях, а в жертвенности, и что не страшно показаться червем перед людьми, если Бог считает нас ангелами? Ты, глупый человек, не понимаешь, в чем заключается Божье величие и Божья правда, а видишь, рассуждаешь, чувствуешь, говоришь чисто по-человечески».

   И бедный Петр уничтожен этим суровым упреком; подавленный, он отступает и начинает плакать. И это не те счастливые слезы, что были несколько дней назад. А отчаянный плач человека, понимающего, что он согрешил и огорчил того, кого любит.

   Иисус оставляет его плачущим. Разувается, приподнимает одежды и переходит ручей вброд. Остальные в молчании делают то же самое. Никто не осмеливается вымолвить ни слова. В хвосте у всех – несчастный Петр, которого тщетно утешают Исаак и Зелот.

   ⁷Андрей периодически оборачивается на него поглядеть, а потом что-то бормочет Иоанну, который крайне опечален. Но Иоанн отрицательно качает головой. Тогда Андрей решается. Он бежит вперед, догоняет Иисуса. Тихо зовет с явной дрожью в голосе: «Учитель! Учитель!..»

   Иисус отзывается не с первого раза. Наконец Он строго оборачивается и спрашивает: «Чего ты хочешь?»

   «Учитель, мой брат огорчен… плачет…»

   «Он это заслужил».

   «Это правда, Господь. Но всё-таки он просто человек… Он не может всё время говорить правильные вещи».

   «Действительно, сказанное им сегодня было очень неправиль­но», – отвечает Иисус. Но Он уже менее суров, и Его божественный взор смягчает искра улыбки.

   Андрей ободряется и усиливает свою апологию в защиту брата: «Но Ты справедлив и знаешь, что причиной его ошибки была любовь к Тебе…»

   «Любовь должна быть светом, а не тьмой. Он претворил ее во тьму и спеленал ею свой дух».

   «Это правда, Господь. Но эти пелены можно снять, когда угодно. Это не то же, что дух, темный сам по себе. Пелены – это внешнее. Дух – внутреннее, живая сердцевина… Сердцевина у моего брата добрая».

   «Так пусть он снимет с себя пелены, которыми ее окутал».

   «Он это конечно сделает, Господь! Он уже это делает. Обернись, посмотри, какой у него жалкий вид от слез, которые Ты не утешаешь. Почему Ты так суров с ним?»

   «Потому что он обязан быть „первым“ в соответствии с той честью, какую Я ему оказал. Кто много получает, должен много отдавать…»

   «О, Господь! Это действительно так. Но неужели Ты забыл о Марии, сестре Лазаря? Об Иоанне из Эндора? Об Аглае? О Красотке из Хоразина? О Левии? Этим Ты дал всё… а они успели принести Тебе лишь свое намерение спастись… Господь!.. Ты прислушался ко мне ради Красотки из Хоразина и ради Аглаи… Неужели Ты не прислушаешься ко мне ради Твоего и моего Симона, согрешившего из любви к Тебе?»

   Иисус бросает взгляд на этого кроткого, который становится отважным и настойчивым, заступаясь за своего брата, каким он уже молчаливо становился, заступаясь за Аглаю и Красотку из Хоразина, и Его лицо озаряется светом: «Ступай позови своего брата, – говорит Он, – и веди его сюда ко Мне».

   «О, спасибо, мой Господь! Иду…» – и убегает прочь проворно, как ласточка.

   ⁸«Пойдем, Симон. Учитель больше на тебя не сердится. Пойдем, Он хочет поговорить с тобой».

   «Нет, нет. Мне стыдно… Слишком недавно Он упрекал меня… Наверное, Он хочет видеть меня, чтобы упрекнуть еще…»

   «Как плохо ты Его знаешь! Ну же, идем! По-твоему, стал бы я вести тебя на новые страдания? Если б я не был уверен, что там тебя ждет радость, я бы не настаивал. Идем».

   «А что я Ему скажу? – произносит Петр, соглашаясь идти с некоторым сопротивлением: его удерживает его человеческая природа, но побуждает дух, который не в силах оставаться без благосклонности Иисуса и без Его любви. – Что я Ему скажу?» – продолжает он вопрошать.

   «Да ничего! Покажи Ему свое лицо, и этого будет довольно», – ободряет его брат.

   По мере того как два брата продвигаются вперед, все те ученики, кого они обгоняют, начинают улыбаться, понимая, чтó происходит.

   Они догоняют Иисуса, но Петр в последний момент притормаживает. Андрей не раздумывает, а выталкивает того вперед энергичным движением, каким выталкивают лодку, спуская ее в озеро. Иисус останавливается… Петр поднимает свое лицо… Иисус опускает Свое… Они глядят друг на друга… По красным щекам Петра скатываются две крупные слезы…

   «Иди сюда, большой безрассудный ребенок, чтобы Я, словно отец, вытер тебе эти слезы», – говорит Иисус, поднимает ладонь, на которой всё еще хорошо заметен след попадания камня в Гискале, и собственными пальцами вытирает две те слезы.

   «О! Господь! Ты простил меня?» – с трепетом спрашивает Петр, хватая ладонь Иисуса обеими руками и глядя на Него глазами преданного пса, что хочет добиться прощения у своего рассерженного хозяина.

   «Я не выносил тебе никакого приговора…»

   «Но перед этим…»

   «Я проявил любовь к тебе. Это любовь – не позволить в тебе укорениться отклонениям в чувстве и в понимании. Ты должен быть первым во всём, Симон Петр».

   «Значит… значит, Ты всё еще любишь меня? Ты всё еще хочешь видеть меня рядом? Мне вовсе не нужно это первое место, понимаешь? Мне достаточно даже последнего, лишь бы быть с Тобой, служить Тебе… и умереть, служа Тебе, Господи, мой Боже!»

   Иисус кладет ему руку на плечи и прижимает к Себе.

    Тогда Симон, так и не отпускавший второй ладони Иисуса, покрывает ее поцелуями… счастливый. И бормочет: «Как я страдал!.. Спасибо, Иисус».

   «Благодари лучше своего брата. И умей на будущее нести свое бремя праведно и подвижнически. ⁹Подождем остальных. Где они?»

   А они остались стоять, где были, когда Петр нагнал Иисуса, чтобы дать Учителю свободно поговорить со Своим унывающим апостолом. Иисус дает им знак подойти. С ними кучка крестьян, оставивших работы в поле, чтобы задать вопросы ученикам.

   Иисус, всё так же держа руку на плече Петра, говорит:

   «Из всего того, что произошло, вы поняли, что служить Мне – занятие суровое. Я высказал упрек ему. Но он относился ко всем. Ибо те же самые помыслы были в большинстве ваших сердец, либо ясно сформулированные, либо только в зачаточном состоянии. Таким образом Я их пресек, и тот, кто продолжает их развивать, показывает, что не понимает Моего Учения, Моего Служения и Моей Личности.

   Я пришел, чтобы быть Путем, Истиной и Жизнью. Своими наставлениями Я даю вам Истину. Я выравниваю вам Путь Своим жертвоприношением, намечаю вам его и показываю. Но Жизнь Я подарю вам Своею Смертью. И помните, любой, кто отозвался на Мой призыв и встал в Мои ряды ради содействия искуплению мира, должен быть готов умереть, чтобы даровать эту Жизнь другим. Поэтому любой, кто хочет идти за Мной, должен быть готов отречься от самого себя, от себя ветхого с его страстями, склонностями, привычками, традициями, помыслами, и последовать за Мной своим новым существом.

   Пусть каждый возьмет свой крест, как возьму его Я. Возьмет его, даже если это покажется ему слишком большим бесчестьем. Пусть тяжесть креста сокрушит его человеческое я, чтобы освободить я духовное, для которого крест является не чем-то ужасным, а наоборот – опорой и предметом поклонения, ибо дух знает и помнит. И со своим крестом пусть следует за Мной. Ждет ли его в конце жизни позорная смерть, как ждет Меня? Не имеет значения. Пусть он не горюет, а напротив – радуется, ибо то, что позорно на Земле, преобразится в великую славу на Небе, тогда как трусость на фоне духовных подвигов окажется бесчестьем.

   Вы всё время говорите, что хотите следовать за Мной до самой смерти. Так следуйте же – и Я поведу вас к Царству трудным, но святым и славным путем, в завершении которого вы обретете Жизнь, что вовек неизменна. Именно это означает „жить“. А следовать путями мира и плоти значит „умирать“. Так что если кто-то пожелает спасти свою жизнь на Земле, он ее потеряет, тогда как потерявший свою земную жизнь ради Меня и ради любви к Моему Евангелию спасет ее. Ну рассудите: какая польза человеку завоевывать весть мир, если потом он потеряет свою душу?

   ¹⁰И еще остерегайтесь – и теперь, и в будущем – стыдиться Моих слов и Моих поступков. Это тоже будет значить, что вы „умираете“. Ибо кто устыдится Меня и Моих слов перед этим глупым, развращенным и грешным родом, о котором Я говорил, и будет заискивать перед ним, надеясь получить от него защиту и выгоду, отрекаясь от Меня и Моего Учения и бросая приобретенные жемчужины в нечистые глотки свиней и псов, чтобы в награду вместо монет получить экскременты, тот будет судим Сыном Человеческим, когда Тот придет во славе Своего Отца вместе с ангелами и святыми судить мир. Тогда уже Он устыдит­ся этих блудников и прелюбодеев, этих подлецов и лихоимцев, и изгонит их из Своего Царства, ибо в Небесном Иерусалиме нет места прелюбодеям, подлецам, блудникам, богохульникам и ворам. И истинно говорю вам, что некоторые из нынешних Моих учеников и учениц, еще не вкусив смерти, увидят, как основывается Божье Царство, а его Царь будет увенчан и помазан»^[3].

[3] МВ добавляет в сноске: основывается, а затем утверждается. Божье Царство обрело свое начало в Великую Пятницу заслугами Христа, а потом утвердилось с помощью основанной Им Церкви. Но не всем довелось увидеть это ее неуклонное утверждение.

   Они снова трогаются в путь, оживленно разговаривая, пока солнце в небе медленно склоняется к западу…