17 декабря 1945.

    ¹Фома, шедший в хвосте компании и разговаривавший с Манаилом и Варфоломеем, отделяется от товарищей и догоняет Учителя, идущего впереди с Марциамом и Исааком. «Учитель, скоро мы будем близ Рамы. Не хотел бы Ты благословить дитя моей сестры? Она так желала Тебя увидеть! Мы могли бы там остановиться. Место есть для всех. Доставь мне такое удовольствие, Господь!»

   «Доставлю, и с радостью! Завтра войдем в Иерусалим отдохнувшими».

   «О, тогда я пойду вперед предупредить! Отпускаешь меня?»

   «Иди. Только помни, что Я – не мирской друг. Не вынуждай своих близких тратиться. Обращайся со Мной как с „Учителем“. Понятно?»

   «Да, мой Господь. Скажу это своим родным. Марциам, идешь со мной?»

   «Если Иисус не против…»

   «Иди, сын, иди».

   Остальные, увидев, что Фома с Марциамом уходят в направлении Рамы, расположенной немного слева от дороги, идущей, полагаю, из Самарии в Иерусалим, ускоряют шаг, чтобы узнать, что случилось.

   «Пойдем в дом Фоминой сестры. Во всех домах ваших родственников Я останавливался. Правильно будет пойти и к нему. И поэтому Я отправил его вперед».

   «Тогда, если позволишь, я тоже сегодня отправлюсь вперед. Поглядеть, нет ли новостей. Если они окажутся дурными, я буду к Твоему приходу у Дамасских ворот. Если нет, мы с Тобой свидимся… где, Господь?» – говорит Манаил.

   «В Вифании, Манаил. Я сразу пойду к Лазарю. Но женщин оставлю в Иерусалиме и пойду один. Прошу тебя, после сегодняшней передышки ты сам сопроводи женщин по домам».

   «Как Ты пожелаешь, Господь».

   «Сообщите вознице, пусть следует за нами в Раму».

   Действительно, повозка движется вверх медленно, оставаясь позади компании апостолов. Исаак и Зелот останавливаются и ждут ее, тогда как все остальные сворачивают на боковую дорогу, что плавно поднимается на весьма невысокий холмик, на котором находится Рама.

   ²Фома, который не находит себе места и выглядит еще более румяным от сияющей у него на лице радости, ждет у входа в селение. Бежит навстречу Иисусу: «Какое счастье, Учитель! Тут вся моя семья! Мой отец, что так хотел Тебя видеть, моя мать, мои братья! Как я рад!» И, пристроившись рядом с Иисусом, проходит через селение с таким важным видом, как какой-нибудь завоеватель в час своего триумфа.

   Дом сестры Фомы стоит у перекрестка в восточной части города. Это типичный дом зажиточных израильтян: фасад почти без окон, обитые железом входные ворота со смотровым отверстием, терраса в качестве крыши и сад, обнесенный высокими темными стенами, простирающимися дальше самого дома, над которыми возвышаются кроны плодовых деревьев.

   Но сегодня служанке нет нужды подглядывать через смотровое отверстие. Ворота распахнуты настежь, все обитатели дома выстроились во внутреннем дворе и то и дело видно, как тянутся руки взрослых, выхватывая мальчика или девочку из плотной ватаги взбудораженных, возбужденных полученным известием детей, что постоянно нарушают порядок и чин, вырываясь и оказываясь впереди всего семейства, на почетных местах, где в первом ряду стоят родители Фомы и его сестра с мужем.

   Но когда Иисус ступает на порог, кто может удержать этих непосед? Они похожи на выводок цыплят, выскакивающих из гнезда после ночного отдыха. И Иисус принимает на себя удар этой крикливой и милой ватаги, что бросается к Его коленям и сжимает Его, поднимая вверх личики в надежде на поцелуй, и не отстает, несмотря на материнские или отцовские призывы и даже несколько подзатыльников, которые раздает Фома, пытаясь восстановить порядок.

   «Оставьте их! Оставьте! Если б весь мир был таким!» – восклицает Иисус, наклонившись, чтобы не обойти вниманием никого из этих пострелят.

   ³Наконец Ему удается войти, и Его встречают более благоговейные приветствия взрослых. Но что мне особенно нравится, так это приветствие отца Фомы, типичного старого иудея, которого Иисус поднимает с колен, желая его поцеловать «в знак благодарности за то, что тот даровал Ему апостола».

   «О! Бог возлюбил меня больше кого-либо другого в Израиле, ведь тогда как у всякого еврея есть один мальчик-первенец, посвящаемый Господу, у меня их двое: первый сын и последний; и последний еще более свят, потому что, хотя он не левит и не священник, ему доступно то, что недоступно даже Первосвящен­нику: постоянно видеть Бога и выслушивать Его повеления! – произносит он немного дрожащим старческим голосом, что еще сильнее дрожит от волнения. И заканчивает: – Скажи мне только одно, чтобы порадовать мою душу. Ты, который не лжет, скажи мне: этот мой сын, по тому, как он следует за Тобой, достоин ли быть Твоим служителем и заработать вечную Жизнь?»

   «Ты можешь покоиться с миром, отец. Твой Фома благодаря своему поведению занимает высокое место в Божьем сердце и займет высокое место на Небе благодаря тому, что будет служить Богу до своего последнего вздоха».

   Фома, взволнованный от всего того, что слышит, словно рыба, ловит ртом воздух.

   Старик поднимает дрожащие ладони, в то время как слезы двумя струйками текут по глубоким бороздам его морщин, теряясь в длинной патриархальной бороде, и говорит: «На тебе благословение Иакова, благословение нашего патриарха, данное праведному из его сыновей: „Да благословит тебя Всемогущий благословеньями Небес свыше, благословеньями бездны, лежащей долу, благословеньями сосцов и утробы. Пусть благословенья твоего отца превзойдут те, что были у его праотцев, и – пока ты не устремишься к вечным холмам – почиют на главе Фомы, на главе назорея среди своих братьев!“»^[a]

[a] Ср. Быт. 49:25–26.

   И все отвечают: «Да будет так».

    «А теперь благослови Ты, о Господь, этот дом и, главное, этих, которые есть кровь от моей крови», – говорит старик, показывая на детей.

   И Иисус, воздев руки, возглашает Моисеево благословение и продолжает его словами: «Бог, перед Лицом Которого ходили ваши отцы, Бог, питавший Меня от Моего отрочества и до сего дня, ангел, избавлявший Меня от всякого зла, да благословят этих детей, и пусть они носят Мое Имя и имена Моих предков и умножаются на Земле». И, взяв из рук матери последнего родившегося младенца, целует его в лоб и заканчивает: «А на тебя да снизойдут, как масло и мёд, отборные добродетели, обитавшие в Праведнике, чье имя тебе дано, и сделают его удобренным для Неба и украшенным, как пальма – своими светлыми финиками, и кедр – своей величественной кроной».

    Все взволнованы и восторженны. Но затем из всех уст вырывается радостный клич, который сопровождает входящего в дом Иисуса и не смолкает до тех пор, пока Тот не оказывается во дворе, где представляет хозяевам Свою Мать, учениц, апостолов и учеников.

   ⁴Уже не утро и даже не полдень. Чахлый солнечный свет, с трудом пробивающийся сквозь растрепанные облака (погода нехотя, но налаживается), говорит о том, что солнце клонится к закату, а день – к сумеркам.

   Женщин уже нет, и нет также Исаака и Манаила, при том что Марциам остался и блаженствует возле Иисуса, который вместе с апостолами и всеми родственниками Фомы из числа мужчин выходит из дому, чтобы пойти взглянуть на какие-то, кажется, особенно ценные виноградники. И сам старик, и зять Фомы дают разъяснения относительно расположения виноградника и его редкостных насаждений, на которых пока еще только молоденькие листочки.

   Иисус благосклонно выслушивает эти пояснения, интересуясь подрезкой и прополкой, словно это самые нужные на Земле вещи. В конце Он с улыбкой говорит Фоме: «Мне благословить это приданое твоей сестры-близняшки?»

   «О, мой Господь! Я не Дора, и не Исмаил. Я знаю, что само Твое дыхание и Твое присутствие где-либо – это уже благословение. Но если Ты хочешь возвысить Свою десницу над этими лозами, сделай это, и их плоды, несомненно, будут святыми».

   «А как насчет их изобилия? Что скажешь, отец?»

   «Достаточно того, чтоб были святыми. Святости достаточно! И я сам выжму из них вино и пришлю Тебе к следующей Пасхе, и оно будет в Твоей ритуальной чаше».

   «Решено. Я на это рассчитываю. Хочу на следующую Пасху воспользоваться вином настоящего израильтянина».

   Они выходят из виноградника и возвращаются в селение.

   ⁵Новость о том, что в селении находится Иисус из Назарета, распространилась, и жители Рамы в полном составе высыпали на улицы с огромным желанием к Нему приблизиться.

   Иисус видит это и говорит Фоме: «Почему они не подходят? Может, они боятся Меня? Скажи им, что Я их люблю».

   О, Фоме два раза повторять не надо! Он переходит от одной группы к другой так быстро, что похож на большую бабочку, что перелетает с цветка на цветок. И те, кто услышал его приглашение, тоже не заставляют повторять его дважды. Передавая молву друг другу, все они сбегаются, собираясь вокруг Иисуса, так что когда они оказываются на перекрестке, где расположен дом Фомы, это уже порядочная толпа людей, которые почтительно разговаривают с апостолами и близкими Фомы, спрашивая о том о сём.

   Я понимаю, что Фома хорошо потрудился в зимние месяцы, и многое из евангельского учения уже известно в селении. Но они хотят получить детальные объяснения, и один, на кого большое впечатление произвело благословение Иисусом малышей из гостеприимного дома и то, что Он сказал о Фоме, спрашивает: «Значит, благодаря этому Твоему благословению все они будут праведными?»

   «Не благодаря ему, а благодаря их собственным делам. Я дал им силу Моего благословения, чтобы она содействовала им в их делах. Но они сами должны совершать эти дела, и дела лишь праведные, чтобы обрести Небо. Я благословляю всех… но не все в Израиле спасутся».

   «Более того, спасутся очень немногие, если будут продолжать вести себя так, как сейчас», – бормочет Фома.

   «Что ты говоришь?»

   «Правду. Кто преследует Христа и клевещет на Него, кто не претворяет в жизнь то, чему Он учит, тот не получит части в Его Царстве», – произносит Фома своим зычным голосом.

   ⁶Кто-то дергает его за рукав и, указывая на Иисуса, спрашивает: «Он очень строгий?» 

   «Нет. Наоборот, слишком добрый».

   «А я, как думаешь, спасусь? Я не нахожусь среди Его учеников. Но ты ведь знаешь, каков я и как я всегда верил тому, что ты мне рассказывал. Но чего делать еще – не знаю. Что я конкретно должен делать, чтобы спастись, помимо того, что уже делаю?»

   «Спроси это у Него самого. У Него и рука легче, чем у меня, и суждение справедливее».

   Мужчина выходит вперед и говорит: «Учитель, я соблюдаю Закон, а с тех пор, как Фома стал мне пересказывать Твои слова, пытаюсь делать это еще лучше. Но я не очень щедрый. То, что я должен делать непременно, я делаю. Воздерживаюсь от того, что делать нехорошо, потому что боюсь Преисподней. Но при этом люблю удобства и… признаюсь, стараюсь делать всё так, чтобы и не согрешить, но и не слишком себя беспокоить. Спасусь ли я, поступая так?»

   «Спасешься. Но зачем проявлять скупость по отношению к благому Богу, что так щедр с тобой? Зачем искать себе всего лишь спасения, достигаемого с трудом, а не великой святости, которая немедленно дарует вечное умиротворение? Смелее, муж! Будь щедрым душой!»

   Мужчина скромно говорит: «Я подумаю об этом, Господин. Подумаю. Чувствую, что Ты прав и что я наношу вред своей душе, обрекая ее на длительное очищение, пока она не обретет покой».

   «Отлично. Эта мысль есть уже начало совершенствования».

   ⁷Другой житель Рамы спрашивает: «Господин, а что – разве немногие спасаются?»

   «Если бы человек умел вести себя, проявляя уважение к самому себе и благоговейную любовь к Богу, спасались бы все люди, как того хочет Бог. Но человек так не поступает. И, словно безумец, увлекается мишурой, вместо того, чтобы взять настоящее золото. Будьте неуёмными в желании Блага. Нелегко? В этом-то и заслуга. Старайтесь входить узкими вратами. Другие врата, широченные и украшенные, – это приманка Сатаны, чтобы сбить вас с пути. Врата в Небо – узкие, невысокие, простые и грубые. Чтобы пройти через них, нужно быть гибкими, легкими, не иметь излишеств и не быть плотскими. Нужно быть духовными, чтобы суметь через них пройти. Иначе, когда придет смертный час, вы не сумеете их преодолеть. И поистине окажется много таких, что попытаются войти в них и не сумеют, настолько они будут плотски отяжелевшие, разукрашенные мирскими излишествами, затвердевшие от греховной коросты, неспособные нагнуться от своей гордыни, ставшей их скелетом. И придет тогда Владыка Царства закрыть ворота, и те, кто снаружи, кто не сумел войти в положенное время, станут извне колотить в них и кричать: „Господь, открой нам. Тут еще есть мы“. Но Он скажет: „Воистину Я незнаком с вами и не знаю, откуда вы“. А они: „Ну как же? Неужели не помнишь нас? Мы же ели и пили с Тобой, мы же слушали Тебя, когда Ты учил на наших площадях“. Но Он ответит: „Воистину Я незнаком с вами. Чем больше гляжу на вас, тем больше вы Мне кажетесь пресыщенными тем, что Я объявил нечистой пищей. Поистине, чем больше Я всматриваюсь в вас, тем яснее вижу, что вы не из Моей семьи. Ага, вот теперь Я точно вижу, чьи вы дети и подданные: того Другого. Сатана приходится вам отцом, Плоть – матерью, Гордость – кормилицей, Ненависть – прислугой, сокровище ваше – грех, драгоценности ваши – пороки. На вашем сердце написано: Себялюбие. Ваши руки запачканы награбленным у ваших братьев. Вон отсюда! Прочь от Меня, все вы, делатели беззакония!“ И в то время как из глубины Небес, сияя славой, придут Авраам, Исаак, Иаков и все пророки и праведники Божьего Царства, эти, у кого была не любовь, а себялюбие, не жертвенность, а изнеженность, будут изгнаны прочь, сосланы туда, где их плач не прекратится и где не будет ничего, кроме ужаса. А воскресшие во славе, пришедшие от востока и запада, от севера и юга, соберутся на брачный пир Агнца, Царя Божьего Царства. И тогда окажется, что многие „малейшие“ в сонме Земном будут первыми среди подданных Царства. И точно так же выяснится, что не все именитые в Израиле имениты на Небе, и не все, избранные Христом на роль Своих служителей, смогли удостоиться быть отобранными на этот брачный пир. Но также выяснится, что многие, считавшиеся „первыми“, окажутся не просто последними, но даже и последними-то не будут. Потому что много званых, да мало тех, кто свое избрание сумел обратить в подлинную славу».

   ⁸Пока Иисус говорит, неожиданно появляются фарисеи вместе с группой паломников, то ли направляющихся в Иерусалим, то ли пришедших из переполненного людьми Иерусалима в поисках крова. Видят стечение народа и подходят посмотреть. И вскоре замечают светловолосую голову Иисуса, ярко выделяющуюся на фоне темных стен дома Фомы.

   «Дайте проход, мы хотим перемолвиться словом с Назарянином», – нагло кричат они.

   Толпа нехотя расступается, и апостолы видят идущую к ним группу фарисеев.

   «Учитель, мир Тебе!»

   «Мир вам. Чего вы хотите?»

    «Ты идешь в Иерусалим?»

   «Как всякий верный израильтянин».

   «Не ходи туда! Там Тебя ждет опасность. Мы знаем это, потому что идем оттуда навстречу нашим семьям. И пришли Тебя предупредить, так как узнали, что Ты в Раме».

   «Позволительно ли поинтересоваться, от кого?» – спрашивает Петр, мнительный и готовый ввязаться в спор.

   «Это тебя не касается, муж. Только имей в виду, ты, называющий нас змеями, что возле Учителя змей полно, и тебе бы не стоило доверять слишком многим и слишком влиятельным ученикам».

   «Эй! Не хочешь ли ты намекнуть, что Манаил или…»

   «Тихо, Петр. А ты, фарисей, знай, что никакая опасность не в состоянии удержать верующего от исполнения своего долга. Потерять жизнь – это ничего. Что опасно – так это потерять собственную душу, нарушив Закон. Да ты это знаешь. Как и то, что это знаю Я. Зачем тогда искушаешь Меня? Разве не понимаешь, что Мне известно, зачем ты это делаешь?»

   «Я Тебя не искушаю. Это правда. Может быть, многие из нас – Твои враги. Но не все. Мы к Тебе не испытываем ненависти. ⁹Мы знаем, что Ирод Тебя ищет и говорим Тебе: уходи. Иди отсюда прочь, потому что если Ирод схватит Тебя, он наверняка Тебя убьет. Именно этого он хочет».

   «Он этого хочет, но не сделает. Это то, что знаю Я. Впрочем, пойдите скажите этому старому лису, что Тот, кого он ищет, находится в Иерусалиме. В самом деле, Я приду не скрываясь, изгоню бесов и совершу исцеления. И это будет продолжаться и сегодня, и завтра, и послезавтра, пока не закончится Мое время. Но до самого конца нужно, чтобы Я ходил. И нужно, чтобы Я пришел в Иерусалим сегодня, а затем еще и еще, и еще раз, поскольку невозможно, чтобы Мое шествие остановилось раньше. И оно должно завершиться в правде, то есть в Иерусалиме».

   «Креститель умер в другом месте».

    «Он умер в святости, а святость означает „Иерусалим“. Если сейчас Иерусалим означает „Грех“, то это говорится исключительно про то, что земное, и чего скоро уже не будет. Я же говорю о том, что вечно и духовно, то есть об Иерусалиме Небесном. Именно там, в его святости, умирают все праведники и пророки. Именно там умру Я, и вы напрасно хотите ввести Меня в грех. Я тоже умру среди холмов Иерусалима, но не от руки Ирода, а по воле того, кто ненавидит Меня более изощренно, нежели он, так как видит во Мне домогающегося Священства узурпатора, очищающего Израиль от всех разъедающих его недугов. Так что не сваливайте на Ирода всю эту тягу к убийству, а возьмите каждый и свою долю, ибо, воистину, Агнец – на горе, на которую со всех сторон лезут волки и шакалы, чтобы загрызть его и…»

   Фарисеи убегают под этим градом обжигающих истин…

   ¹⁰Иисус глядит на их бегство. Потом поворачивается к югу, в сторону более яркого свечения, которое, видимо, указывает на местоположение Иерусалима, и печально произносит: «Иерусалим, Иерусалим, убивающий своих пророков и побивающий посланных к тебе камнями, сколько же раз Я хотел собрать твоих чад, как птица на гнезде собирает своих птенцов под свои крылья, а ты не пожелал! Смотри! Заброшенным станет Дом твоего настоящего Хозяина. Он придет, совершит то, чего требует обычай, что в Израиле обязан делать и первый, и последний, а потом уйдет. И больше не задержится в твоих стенах, чтобы очистить тебя Своим присутствием. И уверяю тебя, ты со своими обитателями больше не увидишь Меня в Моем истинном облике, пока не настанет день, когда ты скажешь: „Благословен Грядущий во имя Господа…“ А вы, жители Рамы, запомните эти и все остальные слова, дабы не подпасть Божьему наказанию. Будьте верными… Ступайте. Да пребудет с вами мир».

   Иисус удаляется в дом вместе со всеми родными Фомы и Своими апостолами.