3 января 1946

   Иисус входит в тихий зеленый Гефсиманский Сад.

   Марциан по-прежнему с Ним, и он смеется, думая о том, с каким беспокойством, должно быть, Петр бежит, чтобы присоединиться к ним. Он говорит: «О! Учитель! Я думаю о том, как он, должно быть, ворчит! И если бы Ты пошел в Вифанию, вместо того, чтобы остановиться здесь, он был бы безутешен».

  Иисус тоже улыбается, глядя на юношу, и отвечает: «Да. Он бы затопил Меня своими жалобами. Но это научит его быть более внимательным в следующий раз. Пока Я говорил, он не уделял внимания (Моим словам), но беседовал с другими людьми…» (Петр ранее отвлекся, в то время как Иисус учил, и не заметил Его ухода).

  «Там были люди, которые задавали ему вопросы, Господь», — говорит Марциан, который больше не смеется, но пытается оправдать Петра.

   «Можно жестом доброго расположения показать, что ответишь позже, когда Слово Господа закончит говорить. Запомни это на всю свою будущую жизнь, когда ты будешь священником. Ты должен требовать величайшего уважения, пока ты учишь, и в том месте, где ты учишь».

    «Но тогда, Господь, говорить будет бедный Марциан…»

    «Это не имеет значения. Через уста Своего слуги, в часы его служения, всегда говорит Бог. И как такового его следует слушать в тишине и с почтением».

    Лицо Марциана вытянулось и перекосилось, выражая его внутреннее чувство.

    Иисус замечает это и говорит: «Я тебя не убедил? Почему у тебя такое выражение? Говори, сын, без какого-либо страха».

    «Мой Господь, я просто удивился, есть ли Бог на устах и в сердцах Своих священников в настоящее время, и во мне шевелится страх при мысли, что будущие священники могут быть подобны нынешним… И я прихожу к выводу что… для многих священников Господь играет незначительную роль… Я, конечно, совершаю грех… Но они такие отвратительные и жадные, такие бесплодные… что…»

    «Не суди. Но запомни свое ощущение отвращения. Имей это в виду в будущем. И изо всех сил избегай быть похожим на тех, кто отвратительны тебе, и убедись, что те, кто под твоим руководством, также не подобны им. Делай зло, которое ты видишь, также полезным для благих целей. Каждое действие и кусочек знания должны быть преобразованы в добро посредством праведного суждения и воли».

    «О! Господь! Прежде чем мы войдем в дом, к которому уже подходим, прошу ответить на другой вопрос! Ты не отрицаешь, что священники в настоящее время несовершенны. Ты говоришь мне, чтобы я не судил. Но Ты судишь. И Ты можешь делать это. И Ты судишь справедливо. Теперь выслушай, Господи, мой вопрос. Когда священники нынешнего времени говорят о Боге и о религии, то мы знаем, на кого большинство из них похожи, но я говорю о худших среди них, должны ли мы слушать их так, как если бы они были безошибочны?»

  «Да, сын Мой, всегда. Из уважения к их миссии. Когда они исполняют действия, относящиеся к их служению, они больше не человек Анна, или человек Садок и так далее. Они “священники”. Всегда отделяй немощное человеческое естество от священства».

    «Но даже если они действуют так плохо…»

   «Бог предусмотрит. И к тому же!… Послушай, Марциан! Нет человека всецело хорошего или всецело отвратительного. И никто не так всецело хорош, чтобы быть вправе судить своих братьев как абсолютно злых. Мы должны помнить о своих собственных недостатках и противопоставлять им хорошие качества тех, кого мы хотим судить, тогда мы будем иметь правильную меру для милосердного суждения. Я еще не встречал абсолютно злого человека».

    «И даже Дора не всецело зол, Господь?»

    «Даже он, потому что он честный муж и любящий отец».

    «И даже отец Доры?»

    «Он тоже был честным мужем и любящим отцом».

    «Но в нем не было ничего хорошего кроме этого!»

    «В нем не было ничего кроме этого. Но в этом отношении он не был злым. Итак, он не был абсолютно злым».

    «Иуда тоже не злой?»

    «Нет».

    «Но он не хороший».

    «Он не абсолютно хороший, так же, как он не абсолютно злой. Ты не убедился в том, что Я говорю?»

   «Я убежден, что Ты абсолютно хороший, и что Ты полностью лишен зла. Да, я убежден, что Ты такой. Настолько, что Ты никогда никого не осуждаешь…»

  «О! Мой дорогой сын! Если бы Я произнес первый слог слова осуждения, вы бы все набросились на осужденную личность, как дикие звери!… Я оберегаю вас от этого, чтобы вы не запятнали себя грехом поспешного и опрометчивого суждения. Постарайся понять Меня, Марциан. Дело не в том, что Я не вижу зла там, где оно есть, или не вижу смеси добра и зла в некоторых людях. Дело также не в том, что Я не понимаю, поднимается ли душа выше или падает ниже того уровня, к которому Я вел ее. Это не имеет ничего общего со всем этим, сын. Но это вопрос благоразумия, чтобы избежать недостатка милосердия в вас. И Я буду всегда поступать так. Также и в будущем, когда Я должен буду объявить Свое мнение о человеке. Разве ты не знаешь, сын, что порой слово похвалы и ободрения более действенно, чем многие упреки? Разве ты не знаешь, что из ста очень плохих случаев, рассматриваемых как относительно хорошие, как минимум половина становится действительно хорошими. Ибо после того, как им была оказана помощь Моим словом, им также помогли очень добрые люди, которые в противном случае остерегались бы людей, о которых было бы сказано, что они очень греховны? Души следует поддерживать, а не подавлять. Но если бы Я сперва не поддержал их и не покрыл бы их недостатков, настоятельно обязав вас быть добрыми к ним и помочь им, вы бы никогда не посвятили бы себя им в деятельном милосердии. Помни об этом, Марциан…»

    «Да, Господи… (глубокий вздох). Я буду помнить это… (другой глубокий вздох)… Но это так трудно перед лицом определенных доказательств…»

   Иисус пристально смотрит на него. Но Он видит только верхнюю часть лба Марциана, который опустил свое лицо.

   «Марциан, посмотри наверх. Посмотри на Меня. И скажи Мне: каким доказательством трудно пренебречь?»

    Марциан в замешательстве… Его бронзовое лицо покраснело… Он отвечает: «Ну… их много, Господь…»

    Иисус настаивает: «Почему ты упомянул Иуду? Потому что он – одно из “доказательств”. Наверное то, которое тебе наиболее трудно преодолеть… Что Иуда сделал тебе? Чем он возмутил тебя?» — и Иисус кладет Свою руку на плечо юноши, который так сильно покраснел, что стал глубоко пурпурным.

   Марциан смотрит на Него глазами, в которых блестят слезы, затем он вырывается и убегает крича: «Иуда осквернитель!… Но я не могу рассказать… Уважай меня, Господи!…» — он скрывается в лесу. Тщетно зовет его Иисус, и завершает жестом уныния и печали.

    Но Его голос привлек внимание в доме в Гефсимании. И в двери кухни появляется Иона вместе с Матерью Иисуса в сопровождении учениц: Марии Клеоповой, Марии Саломеи и Порфирии. Увидев Иисуса, они спешат Ему навстречу.

    «Мир всем вам! Вот и Я, Мама!»

    «Совсем один? Почему?»

    «Я пришел раньше остальных. Я оставил их в Храме… Но Я был с Марцианом…»

   «А где же тогда мой сын? Я его не вижу», — спрашивает Порфирия, которая выглядит несколько расстроенной.

    «Он пошел туда… Но скоро он будет здесь. У вас достаточно пищи для всех? Остальные скоро будут здесь».

    «Нет, Господь, у нас ее недостаточно.  Ты сказал, что вы пойдете в Вифанию…»

  «Конечно…Но позже Я подумал, что было бы лучше прийти сюда. Идите быстро и приготовьте все необходимое и сразу возвращайтесь. Я останусь здесь с Моей Матерью».

    «Ученицы подчиняются сразу, без возражений.

   Иисус остается один с Марией, и они медленно прогуливаются под густыми ветвями деревьев, сквозь которые проникают подобные иглам солнечные лучи, оставляя на зеленой траве крошечные золотые кружочки.

    «Я пойду с Симоном в Вифанию после нашей трапезы».

    «Симоном Иониным?»

    «Нет. Симоном Зелотом. И возьму с Собой Марциана…» Иисус замолчал и задумался.

    Мария заметила это и спрашивает: «Марциан огорчил Тебя?»

     «Нет, Мама. Напротив! Что заставило Тебя так подумать?»

    «Почему Ты задумчив?… Почему Ты звал его так настойчиво? И почему он покинул Тебя? Почему он убежал от Тебя, как если бы он стыдился? Он даже не пришел поприветствовать свою мать и Меня!»

    «Мальчик убежал из-за Моего вопроса».

   «О!…»  Мария глубоко поражена. Она некоторое время молчит, затем Она шепчет, как бы разговаривая Сама с Собой: «Пара в Земном Рае спряталась после того, как согрешила, когда они услышали голос Бога… Но мы должны понять мальчика, Сын. Он становится мужчиной… и возможно… Сатана кусает каждого мужчину, Сын», — говорит Мария жалобным умоляющим голосом…

   Иисус смотрит на Нее и говорит: «Какая Ты по-матерински сострадательная! Ты — “Мать”! Но не думай, что мальчик согрешил. Напротив, Я уверяю Тебя, что он страдает, потому что он был ранен внезапным разоблачением. Он чистый и очень хороший… Я возьму его с Собой сегодня, чтобы он понял без слов, что Я понимаю его. Слова были бы не нужны, во всяком случае Я бы не мог найти слов, оправдывающих осквернение невинности». Иисус произнес последние слова суровым голосом.

   «О! Сын! Значит это действительно так плохо? Я не буду спрашивать у Тебя о каком-либо имени. Но если кто-то из нас был способен расстроить мальчика, то им мог быть только один… Какой он демон!»

   «Пойдем и поищем Марциана, Мама. От Тебя он не убежит».

   Они идут и находят его за кустом боярышника.

   «Ты собирал для Меня цветы, Мой дорогой сын?» — спрашивает Мария, подходя к нему и обнимая его…

   «Нет, но я тосковал о Тебе», — говорит Марциан с лицом влажным от слез.

   «И Я пришла. Пойдем теперь, потому что сегодня ты идешь в Вифанию с Моим Иисусом! И ты должен быть хорошо одет».

   Лицо Марциана засветилось радостью, так как он уже преодолел свое замешательство, и он говорит: «Только Он и я?»

   «И Симон Зелот».

   Марциан, остающийся все еще мальчиком, подпрыгивает от радости, выбегает из своего укрытия и припадает к груди Иисуса. Он взволнован.

   Но Иисус улыбается и ободряет его словами: «Пойди и посмотри, пришел ли твой отец». И пока Марциан удаляется, Иисус замечает: «Он еще ребенок, хотя и такой здравомыслящий. Расстраивать его сердце – это настоящее преступление. Но Я приму необходимые меры», — и Он идет к дому вместе с Марией.

   Прежде чем Они достигли дома, Они видят Марциана, бегущего обратно к ним.

  «Учитель… Мама… Там несколько людей… некоторые из тех, которые были в Храме… Прозелиты… Там женщина… Женщина, которая хочет увидеть Тебя, Мама… Она говорит, что встречалась с Тобой в Вифлееме.. Ее зовут Наоми».

   «Я тогда встретила так много женщин! Но давайте пойдем…»

   Они достигли маленькой поляны, на которой находится дом. Группа людей ожидает Иисуса и, увидев Его, простирается ниц. Но женщина сразу встала и побежала к Марии, бросившись к Ее стопам и назвав Ее по имени.

   «Кто ты? Я не помню тебя. Встань».

   Женщина встала и собралась отвечать, когда прибыли запыхавшиеся апостолы.

   «Господи, почему Ты так поступил? Мы бегали по всему Иерусалиму как сумасшедшие. Мы думали, что Ты пошел к Иоанне или к Анналии… Почему Ты не остался с нами?» — несколько сконфуженно спрашивают они.

   «Поскольку мы сейчас все вместе, то не имеет смысла объяснять почему. Пусть эта женщина говорит в мире».

   Все собрались вокруг нее, приготовившись слушать ее.

   «Ты не помнишь меня, о, Мария из Вифлеема. Но уже тридцать один год я помню Твое имя и Твое лицо как символы милосердия. Я тоже пришла издалека, из Перги, чтобы исполнить указ о переписи. Мой муж заболел в пути, и он исчах и умер в Вифлееме. Я родила свое дитя за двадцать дней до его смерти. И мой плач пронзил небо и иссушил мою грудь и превратил мое молоко в яд. И оба, как мой сын, так и я покрылись волдырями. И мы были брошены в пещеру и оставлены там, чтобы умереть… Ну…Ты была единственной, приходящей с опаской, вновь и вновь, в течение целого месяца, и приносящей нам пищу и лечащей наши язвы, плачущей вместе со мной и кормящей грудью мое дитя, которое обязано своей жизнью Тебе… Ты рисковала быть побитой камнями, потому что меня называли “прокаженной женщиной”… О! Моя милая звезда! Я не забыла этого. Я ушла, когда исцелилась. И в Эфесе я услышала об избиении младенцев. Я так долго искала Тебя. Я не могла поверить, что Ты была убита со Своим Сыном в эту ужасную ночь. Но я не могла найти Тебя. Прошлым летом человек из Эфеса услышал Твоего Сына, он узнал Кто Он, он следовал за Ним некоторое время и был с Ним и с другими людьми в Кущах… И когда он вернулся, он рассказал об этом мне. И я пришла повидать Тебя, Святая Мать, прежде чем я умру, я пришла благословить Тебя за каждую каплю молока, которое Ты дала моему Иоанну, лишив его Своего благословенного Сына…»  Женщина плачет в почтительной позе, слегка наклонив свою голову, держа руки Марии в своих руках…

   «Никогда нельзя отказываться кормить ребенка, сестра. И…»

   «О! Нет, я не могу быть Твоей сестрой! Ты Мать Спасителя, а я была бедной одинокой и покинутой женщиной, вдали от своего дома, вдовой с грудным младенцем, чья грудь была сухой, как ложе потока летом… Я бы умерла без Тебя. Ты дала мне все, и я смогла вернуться к моим братьям, которые являются купцами в Эфесе, спасибо Тебе».

   «Мы были двумя матерями, двумя бедными матерями, с двумя младенцами, в огромном мире. Твоя печаль состояла в том, что ты стала вдовой, а Моя в том, что Я должна была быть пронзена из-за Моего Сына, как сказал Мне старый Симеон в Храме. Я только исполнила Свой долг сестры, дав тебе то, чего у тебя больше не было. Твой сын жив?»

   «Он здесь. И Твой святой Сын исцелил его сегодня утром. Да будет Он благословен за это!»

   И она простерлась перед Спасителем, воскликнув: «Иоанн, приди и поблагодари Господа».

   Мужчина, такого же возраста как Иисус, покидает своих товарищей и выходит вперед. Он сильный и его лицо честное, даже если он не красив. Но выражение его глубоких глаз прекрасно.

   «Мир тебе, Вифлеемский брат. От какой болезни Я тебя исцелил?»

   «От слепоты, господь. Я потерял один глаз, и был близок к тому, чтобы потерять и второй. Я был главой синагоги, но я больше не мог читать святые свитки».

   «Ты будешь читать их теперь с большей верой».

   «Нет, Господь. Я буду теперь читать Тебя, я хочу остаться с Тобой как один из Твоих учеников, не претендуя на особые права из-за молока, которое я сосал из груди питавшей Тебя. Дни одного месяца ничто и не могут создать какой-либо связи, но милость Твоей Матери в прошлом и Твоя сегодня утром является всем.

   Иисус обращается к женщине: «А что скажешь Ты?»

   «Что мой сын будет принадлежать Тебе дважды. Прими его, Господь. И мечта бедной Наоми исполнится».

   «Очень хорошо. Ты будешь принадлежать Христу» И повернувшись к Своим апостолам Он говорит: «Примите вашего товарища во имя Господа».

   Прозелиты в приподнятом настроении, их захлестывают эмоции. Все мужчины хотели бы остаться. Но Иисус твердо говорит: «Нет. Вы останетесь теми, кто вы есть. Возвращайтесь в свои дома, храните свою веру и ждите часа, когда будете призваны. И пусть Господь всегда пребывает с вами. Идите».

   «Мы найдем Тебя здесь снова?» — спрашивают они.

   «Нет. Подобно птице, перелетающей с ветки на ветку, Я без устали хожу повсюду. Вы не найдете Меня здесь. У Меня нет маршрута и нет места обитания. Но если это заслуженно и справедливо, вы снова встретите Меня и будете слушать Меня. Идите. Пусть останется женщина с новым учеником».

   И Он входит в дом в сопровождении женщин и апостолов, которые глубоко тронуты и комментируют эпизод, о котором они так долго не знали, и о высочайшем милосердии Марии.

……..

   Иисус идет в Вифанию скорым шагом. Симон Зелот и Марциан идут рядом с Ним. Они оба очень счастливы, что избраны для этого визита.

   Марциан, который сейчас в хорошем настроении, задает много вопросов о женщине, которая пришла из Эфеса, и о том, знал ли Иисус об этом факте.

   «Я не знал. Добрые поступки Моей Матери бесчисленны и совершаются в таком тихом молчании, что они большей частью неизвестны».

   «Но эпизод действительно прекрасен», — говорит Зелот.

   «Да, настолько, что я бы хотел, чтобы Иоанн из Эндора узнал о нем. Как Ты думаешь, Учитель, мы найдем его письма в Вифании?»

   «Я почти уверен, что они там будут».

   «Мы должны также найти там женщину, которая была исцелена от проказы», — замечает Зелот.

   «Да. Она свято соблюдала заповеди. Но время ее очищения должно было уже закончиться».

   Появляется Вифания на своем плато. Они проходят перед домом, где когда-то были павлины, фламинго и птицы-ходулочники. Дом сейчас закрыт и заброшен. Симон замечает это.

   Но его замечание было прервано радостным приветствием Максимина, который появился в воротах. «О! Святой Учитель! Как много счастья в столь многой печали!»

   «Мир тебе. Из-за чего печаль?»

   «Потому что Лазарь ужасно страдает из-за своих изъязвленных ног. И мы не знаем, что делать, чтобы облегчить его боль. Но он почувствует себя лучше, по крайней мере духовно, когда увидит Тебя».

   Они входят в сад, и пока Максимин бежит вперед, они медленно идут к дому.

   Мария Магдалина выбегает из дома, крича с обожанием: «Раввуни!», за нею следует более спокойная Марта. Обе выглядят очень бледными, как люди страдающие бессонницей.

   «Встаньте. Давайте сразу пойдем к Лазарю».

   «О! Учитель! Учитель, Ты можешь все, исцели моего брата!» — умоляет Марта.

   «Да, добрый Учитель! Он страдает больше, чем в состоянии вынести! Он измучился и стонет от боли. Он, конечно, умрет, если так будет продолжаться. Будь милостив к нему, Господь!» — убеждает Его Мария.

   «Я полон милости. Но время чуда для него еще не настало. Пусть он будет сильным, и будьте сильными с ним. Помогите ему исполнить волю Божию».

   «Ах! Ты имеешь в виду, что он должен умереть?!» — спрашивает Марта, стеная и плача.

   А Мария, чьи глаза сияют от слез и любви, двойной любви, к Иисусу и своему брату, восклицает: «О! Учитель, но таким образом Ты препятствуешь мне следовать за Тобой и служить Тебе, и Ты препятствуешь моему брату насладиться моим воскресением. Ты не желаешь, чтобы дом Лазаря насладился воскресением?»

   Иисус смотрит на нее, сердечно улыбаясь, и говорит: «Только этим воскресением? Только им? Пойдем! Ты не высокого мнения обо Мне, если думаешь, что Я могу делать только что-то одно! Будь хорошей и сильной. Идем. И не плачь так. Ты можешь лишить его силы духа горестными подозрениями». И Он пошел впереди них.

   Для того, чтобы кормить Лазаря с большим удобством, его поместили в комнату рядом с библиотекой, напротив столовой. Максимин показывает Ему дверь, но позволяет Иисусу войти одному.

   «Мир тебе, Лазарь, Мой дорогой друг!»

   «О! Святой Учитель! Мир Тебе. Нет больше мира для меня, для моего тела. И моя душа подавлена. Я так сильно страдаю, Господь! Отдай мне желанный приказ: “Лазарь, выйди” , и я встану, полностью исцеленный, для служения Тебе…»

   «Я отдам его тебе, Лазарь. Но не сейчас», — отвечает Иисус, обнимая его.

   Лазарь очень худ и пожелтел, глаза его глубоко запали. Он явно очень болен и слаб. Он плачет как дитя, показывая свои синеватые опухшие ноги , с язвами, которые, я думаю, страдают от варикозного расширения вен и кровоточат в нескольких местах. Он, возможно, надеется, что Иисус, увидев его ужасное состояние, может сжалиться и сотворить чудо. Но Иисус осторожно прикрывает язвы льняными повязками, пропитанными бальзамом.

   «Ты пришел, чтобы остаться здесь?» — разочарованно спрашивает Лазарь.

   «Нет. Но Я буду часто приходить сюда».

   «Что? Ты не проведешь со мной Пасху в этом году? Я заставил принести меня сюда специально. Во время Праздника Кущей ты обещал мне, что Ты останешься со мной на долгое время после Праздника Посвящения…»

   «И Я сделаю это. Но не сейчас. Я побеспокою тебя, если сяду здесь, на край твоей постели?»

   «О! Нет. Напротив, прохлада Твоих рук, кажется, смягчает жар моей лихорадки. Почему Ты не остаешься, Господь?»

   Потому что, как тебя мучают язвы, так же Меня мучают враги. Хотя считается, что Вифания находится в пределах границ, установленных для Вечери для всех, в Моем случае будет считаться грехом, если Я отпраздную Пасху здесь. Для Синедриона и фарисеев все, что делаю Я, является греховным…»

   «Ах! Фарисеи! Это верно! Но в моем доме, тогда… По крайней мере это!»

   «Конечно! Но Я упомяну об этом в последний момент, из предосторожности».

   «Да! Не доверяй им. У Иоанна все идет хорошо. Ты знаешь? Птолемей приехал вчера с несколькими людьми и привез письма для Тебя. Они у моих сестер. Но где Марта и Мария? Они не оказали Тебе почтения от лица дома?» Лазарь беспокоен, как многие больные люди.

   «Не беспокойся. Они снаружи с Симоном и Марцианом. Я пришел с ними». И Он зовет тех, кто мудро остались снаружи. 

   Марта выходит и возвращается с двумя свитками, которые она передает Иисусу. Тем временем Мария сообщает им, что слуга Никодима сказал, что он пришел  прежде своего хозяина, сообщить, что Никодим идет сюда вместе с Иосифом Аримафейским. И в то же время Лазарь вспомнил женщину, которая «пришла вчера во имя Твое», как он говорит.

   «Ах! Да! Ты знаешь, кто она?»

   «Она рассказала нам. Она дочь богатого человека из Иерихона, который поехал в Сирию много лет тому назад, когда она была юной. Он назвал ее Анастасикой в память о цветке пустыни. Однако, она не открыла имени своего мужа», — объясняет Марта.

   «В этом нет необходимости. Он отрекся от нее и, таким образом, она только “ученица”. Где она?»

   «Она устала и спит. Ей пришлось нелегко в последние дни и ночи. Если Ты хочешь, я позову ее».

   «Нет. Пусть она спит. Я увижу ее завтра».

   Лазарь восхищенно смотрит на Марциана. Марциан чувствует себя как на иголках, так ему хочется узнать содержание свитков. Иисус замечает это и развертывает их. Лазарь говорит: «Что? Он знает?»

   «Да, он знает, так же, как остальные, за исключением Нафанаила, Филиппа, Фомы и Иуды…»

   «Ты правильно поступил, скрыв это от него», — восклицает Лазарь. «У меня было много сомнений и страхов…»

   «Я не опрометчив, Мой дорогой друг», — говорит Иисус, прервав его, и начинает читать свитки и достигает главной части новостей, то есть, что два ученика освоились на новом месте,  что школа процветает, и что все шло бы очень хорошо, если бы здоровье Иоанна не ухудшалось. Но Он не смог продолжить чтение, потому что сообщили о прибытии Никодима и Иосифа.

   «Пусть Бог защищает Тебя, Учитель! Всегда, как этим утром!»

   «Спасибо тебе, Иосиф. А ты, Никодим, тебя там не было?»

   «Нет. Меня не было. Но я слышал, что Ты прибыл и думал, что должен прийти в дом Лазаря, так как был почти уверен, что могу найти Тебя здесь. И Иосиф присоединился ко мне».

   Они говорят о событиях этого утра, стоя вокруг кровати Лазаря, который сильно заинтересован ими и, кажется, обрел облегчение в своих страданиях.

   «Но Гамалиил, Господь! Ты слышал его?» — спрашивает Иосиф Аримафейский.

   «Да, слышал».

   Никодим говорит: «Я, напротив говорю: но Иуда Искариот, Господь! После того, как Ты ушел, я увидел его среди группы учеников раввинов, кричащим как демон, одновременно обвиняющим и защищающим Тебя. И я уверен, что он убежден, что поступает правильно. Они хотели найти в Тебе недостатки,  и были, конечно, побуждаемы к этому своими учителями. Он отвергал их обвинения, гневно говоря: “У моего Учителя только один недостаток! Он не проявляет Свою силу в достаточной степени. Он упускает хорошие возможности. Он утомляет и навевает скуку хорошим людям своей чрезмерной кротостью. Он Царь! И Он должен действовать как Царь. Вы обращаетесь с Ним как со слугой, потому что Он так кроток. Он губит Себя, будучи ничем иным, но только кротостью. Единственное, что имеет значение с вами, подлые жестокие люди, это плеть абсолютной насильственной власти. О! Почему я не могу превратить Его в жестокого Саула!”»

   Иисус качает головой, ничего не говоря.

   «И все же он любит Тебя по-своему», — замечает Никодим.

   «Какой приводящий в замешательство человек!» — восклицает Лазарь.

   «Да. Ты прав. Хотя я с ним уже два года, я все еще не понял его», — подтверждает Зелот.

   Мария Магдалина встает величаво, как царица, и своим прекрасным голосом провозглашает: «Я поняла его больше, чем кто-либо еще: он есть мерзость, расположившаяся близ Совершенства. И к этому больше нечего добавить», — и она выходит, чтобы исполнить какое-то задание и уводит с собой Марциана.

   «Возможно, Мария права», — говорит Лазарь.

   «Я тоже так думаю», — говорит Иосиф.

   «А что думаешь Ты, Учитель?»

   «Я говорю, что Иуда – “человек”. Как и Гамалиил. Ограниченный человек, близкий к бесконечности Бога. Человек так ограничен в мышлении, что если он не дышит духовной атмосферой, он может принять только одну идею, которой он покрывается как коркой и остается с ней навсегда. И он следует ей даже вопреки очевидности, упорно и упрямо, даже из веры в то, что поразило его больше всего. Гамалиил, прежде всего, имел веру в Мессию, как немногие люди в Израиле, Которого он признал и Которого увидел мельком в Ребенке. И он верен слову Ребенка… То же самое относится и к Иуде. Пропитавшийся Мессианской идеей, как ее принимает большинство людей в Израиле, в которой он утвердился благодаря первому впечатлению, которое он получил обо Мне, он видит и желает видеть Христа царем. Земным могущественным царем… и он верен такому мнению. О! Сколь многие, даже в будущем, будут губить себя из-за ошибочного представления о вере, из-за упрямства вопреки разуму. Но что вы думаете? Разве легко следовать истине и справедливости во всем? Что вы думаете? Что легко достичь спасения просто потому, что кто-то Гамалиил или апостол Иуда? Нет. Я торжественно говорю вам, что легче спастись мальчику, обычному верующему, чем тому, кто возвышен для специального задания или миссии. Обычно гордость своим призванием одолевает тех, кто призван к особой судьбе, и такая гордость открывает дверь Сатане и отвергает Бога. Легче упасть звездам, чем камням. Проклятый старается погасить звезды и он хитростью внедряется исподволь, чтобы воздействовать на избранных и, таким образом, низвергнуть их. Если тысяча или десять тысяч людей впадают в обычные ошибки, то их крушение  воздействует только на них. Но если тот, кто назначен для особой участи падает и становится инструментом Сатаны, вместо того, чтобы быть инструментом Бога, его голосом, а не Моим голосом, его учеником, а не Моим, тогда крушение гораздо больше и может даже привести к глубоким ересям, которые причиняют зло бесчисленным душам. Благо, которое Я даю, принесет большую пользу, если оно падет на смиренную почву, которая останется смиренной. Но если оно падет на гордую почву или на ставшую гордой из-за полученного дара, тогда благо превращается во зло. Гамалиилу было дано одно из первых проявлений Христа. Оно должно было быть его призывом к Христу. Вот почему он глух к Моему Голосу, зовущему его. Иуде было даровано стать апостолом, одним из двенадцати апостолов среди тысяч людей в Израиле. Это должно было стать его освящением. Но каким он будет? … Друзья Мои, человек – это вечный Адам… Адам имел все. Все, кроме одной вещи. И он пожелал ее. И если бы только человек оставался Адамом! Очень часто он становится Люцифером. У него было все кроме божественности. Он пожелал ее. Он пожелал сверхъестественного, чтобы изумлять, чтобы удостаиваться одобрительных аплодисментов, устрашать, стать знаменитым, чтобы прославиться… И ради того, чтобы иметь что-то, что только Бог может дать безвозмездно, он обнимает Сатану, который является Обезьяной Бога и дает имитацию сверхъестественных даров. О! Как ужасна судьба этих демонов! Я покидаю вас, друзья Мои. Мне нужно удалиться на некоторое время. Мне нужно сосредоточиться на Боге…»

   Иисус, совершенно расстроенный, выходит… Оставшиеся: Лазарь, Иосиф, Никодим и Зелот, смотрят друг на друга.

   «Ты заметил, как Он был расстроен?» — вполголоса спрашивает Иосиф у Лазаря.

   «Да. Казалось, что Он видит ужасное видение».

   «Что могло обеспокоить Его?» — спрашивает Никодим.

   «Только Он и Вечный Отец знают это», — отвечает Иосиф.

   «Ты знаешь, в чем причина этого беспокойства, Симон?»

   «Нет. Он, безусловно, был подавлен в течение нескольких месяцев».

   «Пусть Бог спасет Его! Но ненависть, конечно, возрастает».

   «Да, Иосиф. Ненависть возрастает… Я боюсь, что Ненависть вскоре превзойдет Любовь».

   «Не говори так, Симон! Если это должно случиться, я больше не буду просить об исцелении! Лучше умереть, чем быть свидетелем самой ужасной ошибки».

    «Самого ужасного святотатства, ты должен был сказать, Лазарь …»

   «И все же… Израиль вполне способен на это. Он готов повторить поступок Люцифера, пойдя на войну с Благословенным Господом», — говорит Никодим со вздохом.

   Последовало печальное молчание, как если бы у каждого из них был комок в горле. … Темнеет в комнате, где четверо честных людей размышляют о будущих преступниках.