ЕВАНГЕЛИЕ КАК ОНО БЫЛО МНЕ ЯВЛЕНО
371. День подготовки. Утро
30 января 1946
Во дворце Лазаря, который на одну ночь был превращен в общую спальню, повсюду лежат спящие мужчины, я не вижу ни одной женщины. Им были, наверное, отведены комнаты на верхнем этаже. Ясная заря медленно освещает город, она вторгается во внутренний двор дворца, пробуждает первый робкий щебет птиц в ветвях тенистых деревьев и ранее воркованье голубей, отдыхающих в полостях карниза. Но мужчины не просыпаются. Усталые и насытившиеся пищей и возбуждением прошедшего дня, они спят и видят сны.
Иисус входит в зал, а затем в главный двор. Он умывается в источнике с прозрачной водой, журчащем в центре двора, рядом с миртом, у подножия которого растут маленькие лилии, похожие на так называемые Французские ландыши. Он приводит Себя в порядок и, не производя никакого шума, идет к лестнице, ведущей к комнатам на верхнем этаже и к террасе на крыше. Он поднимается туда, чтобы молиться и размышлять…
Он медленно прогуливается взад и вперед, и голуби единственные видят Его. Вытягивая свои шеи и воркуя, они, кажется, спрашивают друг у друга: «Кто это?» Затем Он прислоняется к небольшой стене и остается по-прежнему погруженным в раздумья. Наконец Он поднимает Свои глаза, возможно потому, что Его внимание было привлечено внезапным появлением солнца, поднимающегося из-за холмов, скрывающих Вифанию и долину Иордана, и созерцает вид, открывшийся Ему.
Дворец Лазаря расположен на одной из многих возвышенностей рельефа, из-за которых улицы в Иерусалиме, особенно наименее красивые, так извилисты. Он находится в центре города, несколько к юго-западу, на красивой улице, ведущей к рынку Сикста, образуя с ним Т-образную фигуру. С него открывается вид на нижнюю часть города, и он обращен фасадом к купальне Вифезда, холму Мориа, пригороду Офел и Масличной горе, которая находится за ними, а за ней находится гора Сион, та территория, на которой она расположена, тогда как по обе стороны глаза блуждают по южным холмам, а Вифезда на севере заслоняет большую часть вида. Но за долиной Гион виднеется Голгофа, выглядя желтоватой в розовом свете рассвета: она кажется мрачной даже в этом радостном свете.
Иисус смотрит на нее… Его вид, хотя теперь Он более возмужавший и задумчивый, напоминает мне Его в том давнем видении Иисуса, вступившего в диспут с учителями, когда Ему было двенадцать лет. Но это не вид ужасающегося человека, каким он не был и тогда. Это величавый вид героя, созерцающего поле Своей последней битвы. Затем Он оборачивается, чтобы посмотреть на холмы на юге города и говорит: «Дом Каийафы!» и Его глаза прослеживают маршрут от этого места в Гефсиманию, затем к Храму, затем Он смотрит за пределы городских стен, в сторону Лобного места…
Солнце сейчас уже взошло и город полон света…
Кто-то громко и непрерывно стучится в главную дверь дворца. Иисус выглядывает за парапет, чтобы увидеть, кто стучится, но выступающий карниз и то обстоятельство, что дверь находится с внутренней стороны толстой стены, мешают Ему увидеть кого-либо. Но Он слышит звуки голосов мужчин, которые начинают просыпаться, пока дверь, которую открыл Левий, с грохотом закрывается. А затем Он слышит многочисленные голоса мужчин и женщин, произносящие Его Имя… Он спешит сойти вниз со словами:
«Вот Я. Чего вы хотите?»
Как только те, кто звали Его, услышали Его, они, крича, бросились вверх по лестнице. Это старейшие апостолы и ученики, среди них и Иона, смотритель Гефсимании. Все они говорят одновременно и потому понять ничего невозможно.
Иисусу приходится сурово приказать им, чтобы они оставались на своих местах и замолчали, чтобы успокоить их. Затем Он приближается к ним и спрашивает: «В чем дело?»
Вновь возникает большое замешательство из-за их криков, которые невозможно понять. За теми, кто кричат, находятся женщины и ученики, которые выглядят грустными и удивленными.
«Пусть каждый говорит в свою очередь. Ты, Петр, говори первым».
«Пришел Иона… Он сказал, что там их было много и они искали Тебя повсюду. Он был расстроен всю ночь и когда открыли ворота, он пошел к Иоанне, где ему сказали, что Ты был здесь. Что мы должны делать? Мы, прежде всего, должны соблюдать Пасху!»
Иона из Гефсимании подтверждает эти сведения и говорит: «Да, они даже дурно обошлись со мной. Я сказал им, что не знаю, где Ты находишься и что Ты, возможно, не придешь назад. Но они увидели всю Твою одежду и поняли, что Ты вернешься в Гефсиманию. Не причиняй мне какого-либо вреда, Учитель! Я всегда оказывал Тебе гостеприимство от всего сердца, а прошлой ночью я страдал из-за Тебя. Но…»
«Не бойся! Отныне Я не буду подвергать тебя какой-либо опасности. Я больше не буду останавливаться в твоем доме. Я буду приходить сюда, когда Мне случится проходить мимо, в ночное время, для молитвы… Ты не можешь запретить Мне…» Иисус в высшей степени добр к испуганному Ионе из Гефсимании.
Но неистово вспыхивает золотой голос Марии Магдалины: «С каких это пор, человек, ты забываешь, что ты слуга, и только из-за нашей податливости ведешь себя так, как если бы ты был хозяином? Кому принадлежит дом и оливковая роща? Только мы единственные можем сказать Ребе: “Не приходи и не причиняй вреда нашему имуществу”. Но мы не скажем этого. Потому что, все равно, это было бы величайшим из благословений, если бы враги Христа уничтожили деревья, стены и даже срыли холм, потому что все может быть разрушено ради того, чтобы оказать гостеприимство Любви, и Любовь возместит за это нам, Своим преданным друзьям, любовью. Пусть они придут и уничтожат все. Какое это имеет значение, если Он любит нас и невредим?!»
Иона охвачен страхом перед своими врагами и перед своей ревностной госпожой. Он шепчет: «А что, если они причинят зло моему сыну?…»
Иисус утешает его: «Я говорю тебе, что тебе не нужно бояться. Я больше не буду останавливаться там. Ты можешь сказать тем, кто спросит у тебя, что Учитель больше не живет в Гефсимании… Нет, Мария! Лучше сделать так. Оставь это Мне! Я благодарю тебя за твою щедрость… Но это не Мой час, это пока не Мой час! Я предполагаю, что это были фарисеи…»
«И члены Синедриона, и иродиане, и саддукеи… и солдаты Ирода… и… все… Я все еще дрожу от страха… Но Ты видишь, Господь! Я побежал предупредить Тебя… к Иоанне… затем сюда…» Мужчина желает указать, что он исполнил свой долг по отношению к Учителю с риском для своего собственного мира.
Иисус ласково и сочувственно улыбается и говорит: «Да, Я вижу. Пусть Бог вознаградит тебя за это. Иди домой и пребывай сейчас в мире. Я дам тебе знать, куда тебе нужно будет послать наши сумки или Я пришлю кого-нибудь, чтобы забрать их Самому».
Мужчина уходит и все, за исключением Иисуса и Нашей Благословенной Госпожи, порицают или насмехаются над ним. Замечания Петра резки, Искариота язвительны, Варфоломея ироничны, Иуда Фаддей ничего не говорит, но смотрит на него таким образом! Шепот и укоризненные взгляды продолжаются и среди женщин, завершившись заключительным ударом Марии Магдалины, которая отвечает на поклон своего слуги-крестьянина: «Я скажу Лазарю, чтобы он пришел и забрал домашнюю птицу, переполнившую Гефсиманию для праздничного банкета».
«У меня нет курятника, госпожа».
«Ты, Марк и Мария: трое великолепных каплунов!»[1]
[1] Каплун – кастрированный петух, откармливаемый на мясо.
У всех вызвало смех сердитое и… многозначительное остроумное замечание Марии Лазаревой, которая пришла в ярость из-за трусости своих подчиненных и беспокойства, причиненного Учителю, Который лишился тихого места отдыха в Гефсимании.
«Не расстраивайся, Мария! Мир! Не у всех сердце подобное твоему!»
«О! К несчастью, нет! Если бы каждый имел сердце подобное моему, Раввуни! Даже копья и стрелы, пущенные в меня, не смогут отделить меня от Тебя!»
Мужчины шепчутся… Мария смотрит на них и немедленно отвечает: «Конечно! Мы увидим! И я надеюсь скоро, поможет ли это вам набраться смелости. Ничто не испугает меня, если я могу служить моему Ребе! Да, служить Ему! И, братья мои, кому-то опасность помогает служить! Когда нет опасности, тогда не служат, тогда наслаждаются сами! А мы следуем Мессии не просто ради самонаслаждения!»
Мужчины опускают головы, ужаленные истиной.
Мария протискивается сквозь толпу и встает перед Иисусом. «Что Ты решил, Учитель? Сегодня День Подготовки. Где Ты будешь праздновать Свою Пасху? Отдай мне Твои распоряжения… и если я обрела милость в Тебе, позволь мне предложить Тебе комнату для трапезы и позаботиться обо всем…»
«Ты обрела милость Отца Небесного, и, таким образом, ты обрела ее и у Сына Отца. Каждое движение Отца свято для Сына. Но если Я принимаю трапезную, то позволь Мне пойти в Храм, чтобы освятить агнца, как истинному израильтянину…»
«А если они схватят Тебя?» — восклицают многие.
«Они не схватят Меня. Они могут осмелиться сделать это ночью, в темноте, как имеют обыкновение делать мошенники. Но не посреди толпы, которая поклоняется Мне. Не будьте трусливыми!…»
«О! Во всяком случае, сейчас есть Клавдия!» — восклицает Иуда «Царь и Царство больше не в опасности!…»
«Иуда, пожалуйста! Не позволяй им разрушиться внутри себя! Не устраивай им западней внутри себя. Мое Царство не от этого мира. Я не царь, подобный тем, которые сидят на тронах. Мое Царство – это Царство Духа. Если ты принизишь его до убожества человеческого царства, ты устроишь западню для него и разрушишь его внутри себя».
«Но Клавдия!…»
«Но Клавдия язычница. Поэтому она не может понять ценность духа. Это уже много, если она понимает и поддерживает Того, Кто, как она считает, является Мудрым Человеком… Многие люди в Израиле не считают Меня даже мудрым!… Но ты не язычник. Мой дорогой друг! Не позволяй твоей провиденциальной встрече с Клавдией стать губительной для тебя, и, подобным же образом, не позволяй дару, данному Богом для того, чтобы укрепить твою веру и твою волю служить Господу, стать для тебя духовным бедствием».
«Как это может быть, мой Господь?»
«Очень легко. И не только в тебе. Если дар, данный в помощь слабости человека, вместо укрепления его и пробуждения в нем жажды сверхъестественного блага или даже просто моральной добродетели, будет, напротив, отягощать получившего его человеческими желаниями и отклонять его с правильного пути на пути порока, то он может превратиться в нечто вредоносное и разрушительное. Достаточно гордости, чтобы обратить дар во вред. Дезориентации, из-за которой теряют из виду высшую благую Цель, причиной которой стало что-то, что воодушевило человека, достаточно для того, чтобы дар стал вредоносным. Я убедил тебя? Приход Клавдии должен был дать тебе только опору и повод к размышлению. Размышлению о том, что если язычница постигла величие Моего учения и необходимость его будущего триумфа, то ты, и все ученики вместе с тобой, должны чувствовать это более интенсивно и, следовательно, всецело посвятить себя этому. Но всегда духовным образом. Всегда…
А теперь давайте решим. Как вы думаете, где мы должны отпраздновать эту Пасху? Я желаю, чтобы ваш дух пребывал в мире во время этого ритуального Ужина, для того, чтобы почувствовать Бога, Который не воспринимаем в состоянии возбуждения. Нас много. Но Я хотел бы, чтобы мы все были вместе, чтобы вы могли сказать: “Мы отпраздновали одну Пасху вместе с Ним”. Выберите поэтому место где, будучи разделенными в соответствии с обрядом, мы могли бы образовать группы, каждая из которых была бы достаточной для того чтобы съесть своего собственного агнца, и мы могли бы сказать: “Мы все были едины, и каждый мог слышать голос своего брата”».
Одни упоминают одно место, другие – другое. Но победителями оказались сестры Лазаря. «О! Господь! Здесь! Мы пошлем за нашим братом. У нас здесь много залов и комнат. Мы все будем вместе и в соответствии с обрядом. Прими наше предложение, Господь! Во дворце есть комнаты, которые могут вместить самое меньшее две сотни людей, разделенных на группы по двенадцать человек в каждой. Но нас не так много. Осчастливь нас, Господь! Сделай это для нашего Лазаря, который так печален… и так болен, — и две сестры, плача заключают, — …мы не думаем, что он будет жив, чтобы есть следующую Пасху…»
«Что вы все думаете? Думаете ли вы, что мы должны согласиться с добрыми сестрами?» — говорит Иисус, ставя вопрос перед каждым.
«Я бы сказал да», — говорит Петр.
«И я тоже», — говорит Искариот и многие вместе с ним.
Те, кто не говорят, согласно кивают.
«Тогда сделайте все необходимое. А мы пойдем в Храм, чтобы доказать, что тот, кто уверен, что он повинуется Всевышнему, не боится и не труслив. Мой мир тем, кто остается».
И Иисус спускается по остальной части лестницы, пересекает прихожую и выходит вместе с учениками на улицу, по которой идут толпы людей.