ЕВАНГЕЛИЕ КАК ОНО БЫЛО МНЕ ЯВЛЕНО
387. К Ен-Геди. Прощание с Иудой Искариотом и Симоном Зелотом
19 февраля 1946
Они, должно быть, продолжили свое путешествие при свете лунной ночи и, отдохнув несколько часов в пещере, вновь двинулись в путь на рассвете. Они, очевидно, устали после ходьбы по щебню, между колючими кустами и стелющимися лианами, которые часто опутывают их ноги. Симон Зелот ведет их по этому пути, так как он, по-видимому, хорошо знаком с этим регионом. Он извиняется за трудности пути, как если бы он был причиной этих трудностей.
«Когда мы еще раз будем на тех горах, которые вы видите, это будет легче, и я обещаю вам много дикого меда и обилие воды…»
«Вода? Я нырну в нее! Песок разъел мои стопы, как если бы я шел по соли и моя кожа испытывает жгучую боль. Как ужасны эти места! О! Чувствуется, что мы близки к той местности, которую Небеса наказали огнем! Зловоние все еще в ветре, в земле, в колючках, повсюду», — восклицает Петр.
«И все же когда-то здесь было красиво, верно, Учитель?»
«Очень красиво, более того, в ранние века мира эта местность была маленьким Раем. Почва была очень плодородна и богата водными источниками, пригодными для многих целей. Они были так хорошо устроены, что были благословением. Затем… беспорядок в людях, кажется, воздействовал на стихии. И это стало концом. Мудрые мужи языческого мира объясняют ужасное наказание многими способами. То есть, в человеческих понятиях, временами – с суеверным ужасом. Но верьте Мне: только воля Божья изменила порядок стихий; и они из небесных были низведены до адских, они были ввергнуты в свободные столкновения друг с другом, в губительный беспорядок. Молнии подожгли битум, который раскрытые вены земли рассеяли повсюду в великом беспорядке. И огнем из недр земли и на земле, и молниями поражавшими землю, которая сотрясалась в ужасных конвульсиях, были сожжены, уничтожены и вытравлены акры[1] земли, которая прежде была раем. И она была превращена в ад, который мы теперь видим, существование в котором невозможно».
[1] Акр — единица площади = 0,4 га или 4047 м2.
Апостолы внимательно слушают…
Варфоломей спрашивает: «Ты думаешь, что если бы мы могли осушить насыщенную солью воду, то на дне Великого Моря мы бы нашли руины подвергнутых каре городов?»
«Несомненно. И почти нетронутыми; потому что илистая вода воздействует как известковый раствор на погребенные города. Но Иордан нанес на них большое количество песка. Таким образом, они погребены дважды, чтобы никогда не могли быть вновь восстановленными, что является символом тех, кто упорствовал во грехе, и были неумолимо погребены Божественным проклятием и властью Сатаны, которому они так горячо служили в течение своей жизни».
«Не здесь ли искал убежища Маттафия, сын Иоанна, сына Симонова, праведный Хасмоней, который вместе со своими сыновьями является славой Израиля?»[2]
[2] Маттафия — 1Мак 2:1, 14:16-19 и др. — Иудейский священник из чреды Иарива, живший во времена гонения Антиоха Епифана и мужественно защищавший от врагов веру и отечество. У него было пять сыновей: Иоанн, Симон, Иуда, Елеазар и Ионафан, которые по смерти отца ревностно продолжали начатое им дело. Погребен в отечественном г. Моди. (Архимандрит Никифор Библейская энциклопедия)
«Да, здесь. Среди гор и в пустынях, и здесь он реорганизовал народ и армию, и Бог был с ним».
«Но, во всяком случае… Ему это было легче, потому что Хасиды[3] были более праведными, чем фарисеи по отношению к Тебе!»
[3] ХАСИДЫ – евр. Хасид (благочестивые, … течение в *иудействе, возникшее в 1-й трети 2 в. до н.э. Община Х. вела борьбу против западного, гл. обр. греческого, влияния. В начале Маккавейского восстания Х., «крепкие силою в Израиле, все верные закону», примкнули к повстанцам (1 Макк 2:42, по греч. тексту). Но вскоре после первых побед над язычниками они устранились от политич. жизни. По всей видимости, хасидское движение распалось на неск. ветвей, из к-рых вышли *ессеи и *фарисеи. В 18 в. Х. стали называть членов одной из мистических сект в *иудаизме. (Отец Алекандр Мень. Словарь по библиологии).
«О! Легко быть более праведными, чем фарисеи! Даже легче, чем этим шипам уколоть меня и вонзиться в мою ногу… Взгляни сюда!» — восклицает Петр, который, слушая, не видел куда идет и запутался в колючем кусте, от чего его нога стала кровоточить.
«Их не так много в горах. Видишь, как они уже поредели?» — говорит Симон Зелот, успокаивая его.
«Х’м! Ты хорошо знаешь это место…»
«Я жил здесь, когда был в изгнании и преследовался…»
«О! В этом случае…»
И действительно, зеленая растительность начинает причинять меньше беспокойства на невысоких горах, однако она не очень тенистая. А травы на этих горах несколько короткие, но ароматные и усеяны цветами, образующими многоцветный ковер. Пчелы пьют их нектар, а затем летят к пещерам на склонах горы, где они хранят мед в естественных ульях под завесами плюща и жимолости.
Симон Зелот входит в одну из пещер и выходит оттуда с сотами золотого меда; затем он заходит в другие пещеры пока не набрал достаточно меда для всех, и предложил его Учителю и своим друзьям, которые насладились сладкой сочащейся субстанцией.
«Я бы хотел, чтобы у нас было немного хлеба! Мед очень вкусный!» — говорит Фома.
«О! Он очень хорош и без хлеба! Гораздо лучше филистимских колосьев пшеницы. И… будем надеяться, что никакой фарисей не придет, чтобы сказать нам, что мы не можем есть его!» — говорит Иаков Зеведеев.
Они едят на ходу и приходят к водохранилищу, в которое втекают воды нескольких ручьев, а затем распределяются в неизвестные мне места. Вода, вытекающая из бассейна, прохладная и чистая, потому что она защищена от солнца и загрязнения сводом огромной скалы, в которой высечен резервуар; она стекает в крошечное озеро в кремнистой черноватой породе.
Апостолы явно наслаждаются, сняв свои одежды и купаясь по очереди в неожиданно встреченном водоеме. Но они желают, чтобы Иисус первым насладился им, «чтобы наши тела были освящены», — говорит Матфей.
Они продолжают свой путь, освежившиеся, но еще более голодные, чем прежде, и самые голодные, вдобавок к меду, грызут стебли дикого фенхеля и других съедобных побегов, названий которых я не знаю.
Можно насладиться прекрасными видами с возвышенных плато этих странных гор, вершины которых кажутся срезанными ударом меча. Части других зеленых гор и плодородных долин видны на юге, а также тянутся к Мертвому морю, которое виднеется на востоке, вместе с удаленными горами на другой его стороне, постепенно тающими в дымке легких облаков, поднимающихся с юго-востока. Удаленная зеленая долина Иордана видна на севере, между горными гребнями, тогда как высокие горы Иудеи видны на западе.
Солнце печет все жарче и Петр утверждает, что «те облака над горами Моава являются признаком большой жары».
«Сейчас мы спустимся в долину Кедрона. Она тенистая…» — говорит Симон.
«Кедрон!?! О, как мы так быстро пришли к Кедрону?»
«Да Симон Ионин. Это трудный путь, но он сокращает путешествие! Пройдя по его долине, мы скоро будем в Иерусалиме», — объясняет Зелот.
«И в Вифании… Я должен послать некоторых из вас в Вифанию, сказать сестрам, чтобы они отправили Эглу к Нике. Она так сильно просила Меня, и совершенно справедливо. Бездетная вдова будет также иметь святую любовь, а девушка-сирота истинную мать израильтянку, которая воспитает ее в нашей старой вере и в Моей. Я бы тоже хотел пойти… Мирный отдых для Моего опечаленного духа… В доме Лазаря сердце Христа находит только любовь… Но путешествие, которое Я желаю совершить перед Пятидесятницей очень длинное!»
«Пошли меня, Господь. И со мной кого-нибудь, кто легок на ногу. Мы пойдем в Вифанию, а затем в Кериоф и мы встретимся там», — с энтузиазмом говорит Искариот.
Остальные, напротив, ожидая, что кто-то будет избран для этого путешествия, которое разлучит их с Учителем, вообще не проявляют энтузиазма.
Иисус думает, и пока думает, Он смотрит на Иуду. Он в нерешительности, следует ли Ему согласиться или нет.
Иуда настаивает: «Скажи “да” Учитель. Доставь мне радость!…»
«Ты меньше всех подходишь, чтобы пойти в Иерусалим!»
«Почему, Господь? Я знаю город лучше, чем кто-либо еще».
«Вот почему!… Город не только хорошо известен тебе, но он и воздействует на тебя больше, чем на кого-нибудь еще».
«Учитель, я даю Тебе слово, что не остановлюсь в Иерусалиме и никого не буду искать в нем… Но позволь мне пойти. Я достигну Кериофа прежде Тебя и…»
«И ты не будешь никого принуждать оказывать Мне человеческое почтение».
«Нет, Учитель. Я не буду этого делать. Я обещаю». Иисус все еще задумчив.
«Почему Ты так сильно колеблешься, Учитель? Почему Ты мне не доверяешь?»
«Ты так слаб, Иуда. И как только ты уходишь подальше от Силы, ты падаешь! Ты был таким хорошим некоторое время! Почему ты хочешь вновь сорваться и опечалить Меня?»
«Нет, Учитель. Я не хочу этого! Но однажды я останусь без Тебя! И что тогда? Что я буду делать, если я не подготовлюсь заблаговременно?»
«Иуда прав», — говорят некоторые из апостолов.
«Хорошо!… Иди, тогда. Иди с Моим братом Иаковом».
Остальные издали вздох облегчения.
Иаков тяжело вздыхает, но покорно говорит: «Да, мой Господь! Благослови нас, и мы пойдем».
Симон Зелот чувствует к нему жалость и говорит: «Учитель, отцы добровольно замещают своих детей, чтобы сделать их счастливыми. Я принял его как своего сына вместе с Иудой[4]. Прошло время, но мое сердце все то же. Послушай мою мольбу… Пошли меня с Иудой Симоновым. Я стар, но силен как молодой человек, И Иуда не будет жаловаться на меня».
[4] Речь идет об Иуде Алфеевом. Зелот усыновил Иакова и Иуду Алфеевых после смерти их отца.
«Нет, несправедливо, если ты должен будешь принести себя в жертву, покинув Учителя вместо меня. Тебя, конечно, опечалит расставание с Ним…» — говорит Иаков Алфеев.
«Печаль будет облегчена радостью от того, что ты остался с Учителем. Позже ты расскажешь мне, что вы делали в мое отсутствие… Во всяком случае… Я иду в Вифанию добровольно…» — заключает Зелот, как если бы он желал преуменьшить ценность своей жертвы.
«Хорошо. Пойдете вы двое. А тем временем пойдем к той деревне. Кто поднимется вверх, чтобы попросить немного хлеба во имя Божие?»
«Я пойду! Я пойду!» Все желают пойти.
Но Иисус подзывает к Себе Иуду Искариота. Когда все ушли, Иисус взял его за руку и стал говорить с ним лицом к лицу. Кажется, что Он желает внушить ему Свою мысль, воздействуя на него до такой степени, чтобы Иуда не мог иметь других мыслей, кроме тех, которые желает Иисус. «Иуда… Не причиняй себе никакого зла, Мой дорогой Иуда! Разве ты не был спокойнее и счастливее некоторое время, свободным от бремени своего низшего эго, человеческого эго, которое так легко подпадает под власть и контроль Сатаны и мира? Ты, конечно, знаешь, что оно у тебя есть! Ну, защити же свой мир и благополучие. Не наноси себе раны, Иуда. Я могу читать в твоем сердце. В данный момент ты находишься в таком счастливом периоде! О! Если бы Я только мог удержать тебя в нем ценою всей Моей Крови, и разрушить последний бастион, в котором скрывается твой великий враг, и сделать тебя полностью духовным, с духовным разумом, духовной любовью, полностью… духом!»
Иуда, лицом к лицу с Иисусом, с рукой в руке Учителя, почти потрясен. Он шепчет: « Ранить себя? Последний бастион? Какой?…»
«Какой?! Ты знаешь. Ты знаешь, как ты ранишь себя! Лелея мысли о человеческом величии и дружеских связях, которые, как ты полагаешь, полезны для достижения такого величия. Поверь Мне, Израиль не любит тебя. Он ненавидит тебя так же, как ненавидит Меня, как он ненавидит всякого, кто может показаться вероятным победителем. И поскольку ты не скрываешь своих амбиций быть таковым, ты ненавидим. Не верь их ложным словам и лукавым вопросам, их притворному интересу к твоим планам и притворному желанию помочь тебе. Они заманивают тебя в ловушку, чтобы ранить тебя, чтобы разведать, и причинить тебе зло. Я умоляю тебя не во имя Мое, но только во имя тебя самого. Если Я являюсь мишенью несправедливости, Я все же Господь. Они могут мучить Мое тело и убить его. Но не более этого. Но в твоем случае, они могут убить твою душу… Остерегайся искушений, друг Мой! Скажи Мне, что ты будешь избегать их! Скажи это слово мира твоему бедному преследуемому обеспокоенному Учителю!»
Иисус сжал его в Своих объятиях и, щека к щеке, говорит ему в ухо, и Его золотые волосы смешиваются с густыми темными локонами Иуды.
«Я знаю, что Я должен страдать и умереть. Я знаю, что Моя корона будет короной мученика. Я знаю, что Моя Кровь будет Моим Багрянцем[5]. Я пришел для этого. Потому что посредством этого мученичества Я искуплю человечество, и любовь побуждала Меня бесконечное число раз делать это. Но Я бы не хотел, чтобы любой из Моих последователей был потерян. О! Все люди дороги Мне, потому что в них присутствует образ и подобие Моего Отца и бессмертные души, которые Он сотворил. Но вы, Мои любимые и возлюбленные, вы, кровь от Моей крови и зеница Моего ока, не должны быть потеряны! О! Никакое мучение не может сравниться с этим, и даже если Сатана, который есть Грех, Ужас и Отвращение, пронзил бы Меня своим оружием, пылающим адской серой, и если бы он кусал и схватил Меня, то никакое мучение не могло бы заставить Меня так сильно страдать, как Я страдал бы из-за одного Моего избранного, которого Я должен был бы потерять… Иуда, Мой Иуда! Должен ли Я просить Моего Отца позволить Мне страдать Моими ужасными Страстями три раза, так чтобы два раза из них могли быть предложены для спасения тебя одного? Скажи Мне, друг Мой, и Я сделаю это. Я попрошу Его бесконечно умножить Мои страдания ради этой цели. Я люблю тебя, Иуда, Я так сильно люблю тебя. И Я хотел бы дать тебе Себя, чтобы сделать тебя Своим, чтобы спасти тебя от тебя самого…»
[5] Багрянец – здесь, красная мантия царя, символ царской власти.
«Не плачь, не говори так, Учитель. Я тоже люблю Тебя. Я также отдал бы себя, чтобы увидеть Тебя сильным, уважаемым, внушающим страх, торжествующим. Возможно, я люблю Тебя не совершенно. Возможно, мои мысли не совершенны. Но я использую и, возможно, я злоупотребляю всем моим существом, потому что страстно хочу увидеть Тебя любимым. Но я клянусь Тебе, я клянусь Яхве, что не буду общаться с книжниками, или фарисеями, или саддукеями, или иудеями, или священниками. Они скажут, что я сумасшедший. Но это не имеет значения. Я буду совершенно счастлив при условии, что Ты не беспокоишься обо мне. Ты счастлив? Один поцелуй, Учитель, как Твое благословение и защиту».
Они целуют друг друга и расстаются, а тем временем остальные бегут вниз с холма, показывая кексы и свежие сыры. Они садятся на зеленую траву на берегу и делят еду, рассказывая, что их встретили приветливо, потому что люди в нескольких домах знакомы с пастухами из числа учеников и хорошо расположены к Мессии.
«Мы не сказали им, что Ты здесь, иначе…» — заключает Фома
«Мы постараемся вернуться сюда в другой раз. Мы не должны никем пренебрегать», — отвечает Иисус.
Трапеза окончена. Иисус встает и благословляет двоих идущих в Вифанию, не желающих ждать вечера, чтобы отправиться в путь, так как долина тенистая и богата водой.
Иисус и десять апостолов оставшихся с Ним, ложатся на траву и отдыхают в ожидании заката, когда они пойдут обратно к дороге на Ен-Геди и Масаду, как я слышу из их разговоров.