25 февраля 1946

   Они взбираются по очень крутому холму к городу, который выглядит подобно орлиному гнезду на альпийском гребне. Продвигаются с большим трудом, идя на восток и оставив за собой непрерывную цепь гор, являющихся частью Иудейской горной цепи. Они подобны опорам огромной стены, простирающимся к южной оконечности Мертвого моря. Вершина, на которой построен город, очень высокая, уединенная и крутая, такая, какие выбирают орлы для своих ухаживаний, так как они относятся с презрением к свидетелям и сообществу.

   «Что за дорога, мой Господь!» — стонет Петр.

   «Она даже хуже, чем дорога к  Ифтах-Элю», — подтверждает Матфей.

   «Но здесь нет дождя, нет влажности и дорога не скользкая. И это не так уж плохо», — замечает Иуда Фаддей.

   «Да. Это утешительно. Но только это одно. Не беспокойся! Твои враги не захватят тебя! Если тебя не уничтожит землетрясение, то никакие дела людей никогда не разрушат тебя», — говорит Петр, адресуясь городу-крепости, заключенному в узкий круг своих оборонительных сооружений, со своими домами, теснящимися один к другому, подобно зернам граната в его жесткой кожуре.

   «Ты так думаешь, Петр?» — спрашивает Иисус.

   «Думаю ли я так? Я это вижу. Что гораздо лучше!»

   Иисус качает головой, но не отвечает.

   «Возможно, было бы лучше, если бы мы пошли вдоль озера. Если бы Симон был здесь… он знаком с этим регионом», — говорит Варфоломей, вздыхая, так как он изнурен.

   «Когда мы будем в городе, и вы увидите другую дорогу, то будете благодарить Меня за выбор этой дороги. Человек может взобраться здесь, хотя и с некоторым трудом. Козел вряд ли взберется по другой дороге», — отвечает Иисус.

   «Как Ты это узнал? Кто-то сказал Тебе или…?»

   «Я знаю. Во всяком случае, невестка Анании живет здесь. Я хочу, первым делом, поговорить с ней».

   «Учитель…тут не будет никакой опасности? Потому что мы не сможем спешно покинуть это место. И если они погонятся за нами, то мы никогда больше не увидим нашего дома. Посмотри на эти страшные пропасти! И на эти острые камни!…» — говорит Фома.

   «Не бойся. Мы не найдем здесь второго Ен-Геди. Только несколько городов подобны Ен-Геди в Израиле. Но никакого вреда не случится с нами».

   «Это потому, что… Знаешь ли Ты, что это одна из твердынь Ирода?…»

   «Так? Не бойся, Фома. Пока не придет час, ничего серьезного не случится».

   Они продолжают подъем и достигают не очень впечатляющих стен, когда солнце находится уже высоко. Но высота места смягчает жару.

   Они входят в город через арку узких мрачных ворот. Стены бастиона огромны, с частыми башнями и узкими амбразурами.

   «Какой капкан для дичи!» — говорит Матфей.

   «Я думаю о тех несчастных беднягах, которые подняли все эти материалы на эту высоту. Эти каменные блоки, эти железные плиты…» — говорит Иаков Алфеев.

  «Святая любовь к Отечеству и независимости сделала тяжести легкими для людей Ионафана Маккавея. Злобный эгоизм и страх перед народным гневом возлагает, по воле Ирода Великого, тяжкое ярмо, не на граждан, но на людей, которые хуже рабов. Оно было крещено в крови и слезах и оно канет в вечность, когда придет этот час божественного наказания».

   «Учитель, но при чем тут жители?»

   «Не при чем. И при всем. Потому что, если подданные соперничают с их лидерами в проступках или заслугах, то они получат то же самое вознаграждение или наказание, что и их лидеры. Но вот и дом, третий на второй улице, с колодцем перед ним. Пойдем…»

   Иисус стучится в дверь высокого узкого дома. Мальчик открывает дверь.

   «Ты родственник Анании?»

   «Меня зовут так же, как его, потому что он отец моего отца».

   «Позови свою мать. Скажи ей, что Я пришел из города, где живет Анания и где находится могила ее умершего мужа».

   Мальчик уходит и возвращается: «Она сказала, что ее не интересуют новости о старике. Так что Ты можешь идти».

   Выражение лица Иисуса становится очень суровым. «Я не уйду, пока не поговорю с ней. Дитя, пойди и скажи ей, что Иисус из Назарета, в Которого верил ее муж, здесь и желает поговорить с ней. Скажи ей, чтобы она не боялась. Старика здесь нет…»

   Мальчик снова уходит. Ожидание затягивается. Люди останавливаются, чтобы поглядеть, и некоторые из них задают апостолам вопросы. Но атмосфера неприветливая, равнодушная или ироничная… Апостолы пытаются быть любезными, но очевидно, что они испуганы. И они еще больше испугались, когда прибыли знатные лица города с несколькими солдатами. Как первые, так и вторые смотрят как… настоящие рецидивисты и не внушают никакого доверия.

   Иисус, погруженный в свои мысли, терпеливо ждет, прислонившись к косяку двери и скрестив руки на груди.

   Наконец женщина выходит. Она высокая и смуглая, ее глаза напряженные, а профиль резкий. Она не уродливая и не старая, но выражение ее лица делает ее уродливой и старой. «Чего Ты хочешь? Поторопись, потому что я занята», — надменно говорит она.

   «Я ничего не хочу. Ты можешь быть уверена в этом. Я только принес тебе от Анании его прощение, любовь и молитвы…»

   «Я не хочу, чтобы он снова был со мной! Бесполезно умолять меня об этом. Я не хочу старого скорбного человека. С ним все кончено. Во всяком случае, я собираюсь снова выйти замуж и не могу навязывать грубого крестьянина, подобного ему, дому богатого человека. Я достаточно настрадалась из-за моей ошибки, выйдя замуж за его сына! Но тогда я была глупой девочкой и смотрела только на статный внешний вид мужчины. Горе мне! Горе мне! Да будет проклято все, что принесло его на мой путь! Пусть даже память о нем будет предана анафеме…» — кричит она, выглядя поистине дикой.

   «Достаточно! Уважай живущего и умершего, которых ты не заслужила иметь. Твое сердце, женщина, тверже, чем камень. Горе тебе! Да. Горе тебе! Потому что нет любви к твоим ближним в твоем сердце, и, следовательно, в тебе Сатана. Но смотри, женщина. Смотри, женщина, чтобы слезы старика и твоего мужа, которого ты, конечно, удручала из-за отсутствия в тебе любви, не стали бы огненным дождем, павшим на то, что тебе дорого. У тебя есть дети, женщина!…»

   «Дети! Я бы хотела, чтобы их у меня не было! Также и последние узы были бы разорваны! Но я больше не желаю что-либо слышать. Я не желаю слушать Тебя. Уходи! Я в своем доме, в доме моего брата. Я не знаю Тебя. Я не хочу вспоминать старика. Я не…» — она кричит как сорока, которую ощипывают заживо. Это настоящая гарпия[1].

[1] Гарпии – в греческой мифологии являются злобными похитительницами детей и человеческих душ.