26 февраля 1946.

¹Они достигают загородного дома Иуды чудным свежим утром. Яблоневые сады покрыты росой, и трава у них под ногами – настоящий ковер из цветов, над которыми жужжат пчелы. Окна в доме уже распахнуты. Всем этим распоряжается крупная женщина, что смягчает свою властность большим добродушием и в настоящий момент отдает распоряжения слугам и крестьянам, из своих рук раздавая им пищу, перед тем как отправить каждого на свою работу. Через широко распахнутую дверь просторной кухни видно, как она снует туда-сюда в своей темной одежде, заговаривая то с одним, то с другим и оделяя каждого работника в соответствии с его потребностями. Перед дверью своей доли ждет шеренга воркующих голубей.

Иисус, улыбаясь, подходит, и Он уже почти в дверях, когда Мария Симонова появляется с мешочком крупы в руке, говоря: «А теперь вам, голубочки. Вот завтрак, а потом идите счастливые на солнце хвалить Господа. Хорошие, хорошие! Всем достанется, и не надо друг друга клевать…» И она сыплет зернышки, бросая их во все стороны, чтобы предотвратить жестокие драки между ненасытными голубями. Иисуса она не замечает, так как стоит опустив голову и даже наклоняется приласкать пернатых, которые поклевывают ей пальцы на ногах в знак привязанности. Мария берет одного на руки и гладит. Затем возвращает на место и вздыхает.

Иисус делает шаг вперед и говорит: «Мир тебе, Мария, и твоему дому!»

«Учитель!» – восклицает женщина, роняя мешочек, который держала подмышкой, и спешит навстречу Иисусу, обращая в бегство голубей, что, однако, сразу же опять садятся на землю и принимаются остервенело клевать завязку мешочка, пытаясь ее развязать, и его ткань, пытаясь ее порвать и удовлетворить свою прожорливость. «О, Господи! Какой святой и счастливый день!» – и она собирается встать на колени, чтобы приложиться к Его стопам.

Но Он не позволяет ей этого, говоря: «Матери Моих апостолов, будучи святыми израильтянками, не должны передо Мной унижаться, как рабыни. Они отдали Мне свою верную душу и свое чадо. А Я дарю им Свою особенную любовь».

Мать Иуды, тронутая, всё-таки целует Его ладони, приговаривая: «Спасибо, Господь!»

²Потом она поднимает голову, замечает группу апостолов, остановившихся у крайних деревьев, и, удивленная, что ее сын не идет ей навстречу, внимательно их разглядывает. От растерянности ее лицо становится бледным. Почти переходя на крик, она спрашивает: «Где же мой сын?» – и с болезненным испугом глядит на Иисуса.

«Не бойся, Мария. Это Я его отправил с одним поручением вместе с Симоном Зелотом в дом Лазаря. Если б Я сумел пробыть в Масаде столько, сколько намеревался, то застал бы его здесь. Но Мне не удалось там задержаться. Город оказался враждебным и изгнал Меня. И Я пришел сюда раньше времени, чтобы найти утешение у матери и саму ее утешить известием, что сын ее служит Господу», – говорит Иисус, подчеркивая последние слова, чтобы придать им более широкое значение.

Мария похожа на увядший и вновь оживший цветок. На ее щеки возвращается румянец, а в глаза – свет. Она спрашивает: «В самом деле, Господь? Он хороший? Ты им доволен? Да? О, радость! Радость материнского сердца! Я так много молилась! Так много! Подала столько милостыни! Столько! И подъяла столько покаянных трудов… Да и чего бы я не предприняла, чтобы сделать из моего сына святого? Спасибо, Господь! Спасибо, что так его любишь. Ведь это Твоя любовь его спасает, моего Иуду…»

«Да. Это наша любовь его… поддерживает…»

«Наша любовь! Как Ты добр, Господь! Поставить мою жалкую любовь вровень с Твоей, божественной!.. О, какие слова я от Тебя услышала! Такие обнадеживающие! Сколько покоя и утешения они мне даруют! Пока была моя жалкая любовь, Иуде было от нее мало пользы. Но Ты и Твое прощение… Ты ведь знаешь его грехи, Ты со Своей бесконечной любовью, что становится словно еще сильнее, когда он в ней нуждается, снова оступившись, о! Ты… Мой Иуда наконец-то победит самого себя, уже навсегда. Не правда ли, Учитель?» Женщина пристально смотрит на Него своим серьезным глубоким взглядом, молитвенно сложив ладони.

Иисус… о! Иисус, не имея возможности сказать да и не желая омрачать этот момент покоя, когда ее страхи развеялись, находит слова, которые не обманывают и не обещают, но которые женщина может принять с облегчением. Он говорит: «Его благая воля в соединении с нашей любовью способна творить настоящие чудеса, Мария. Всегда думай о том, что Бог любит тебя, и в твоем сердце будет мир. Он очень любит тебя. Понимает тебя. Всецело. И всегда будет тебе Другом».

Мария снова целует Ему ладони в знак благодарности и затем говорит: «Заходи тогда в мой дом в ожидании Иуды. Здесь любовь и покой, благословенный Учитель».

И Иисус, подозвав Своих, заходит в дом подкрепиться и передохнуть.

³Вечер. Природа медленно погружается в ночь. Звуки один за другим утихают, и в тишине остается лишь голос слабого ветра в листве. Потом в полях с созревшими хлебами вдруг просыпается первый сверчок. Еще один… еще. И всё пространство оглашается их монотонным стрекотанием… пока соловей не устремляет к звездам своё первое благозвучное вопрошание… замолкает прислушиваясь, а потом повторяет опять. Снова замокает… Чего он ждет?.. Может, первого блеска луны?.. Тихо щебечет, спрятавшись, должно быть, в густой кроне растущего возле дома грецкого ореха; видимо, у него там гнездо. Кажется, он болтает со своей подружкой, которая, наверное, высиживает птенцов… Невдалеке настойчивое блеяние. Звон бубенцов на дороге, ведущей в Кериот. Затем тишина.

Иисус и Мария сидят рядом на поставленных перед домом скамьях. Он беззаботно отдыхает в кругу Своих апостолов и домашней прислуги. Приятное, безмятежное времяпровождение. Души и тела утешаются. Иисус говорит мало, с долгими перерывами. Позволяет самим апостолам рассказать об Энгадди, о старом главе синагоги, о чуде. Мария и слуги внимательно слушают.

Среди стволов яблонь какое-то движение. Но если здесь, на пятачке перед домом, что-то еще видно благодаря заполонившим небо ярким звездам, то там, под густой листвой, света нет совершенно, и только этот производимый движением шорох достигает ушей.

«Какой-нибудь ночной зверь? Или потерявшаяся овца?» – гадают с разных сторон. И упоминание об овце наводит многих на мысль об одной овце, горюющей оттого, что у нее отняли ягненка, чтобы зарезать.

«Эта животинка никак не успокоится! – говорит управляющий. – Боюсь, как бы у нее не пропало молоко. С самого утра не ест и всё блеет и блеет… Вон, послушайте!..»

«Это у нее пройдет… Они ягнятся для того, чтобы мы могли есть ягненка», – философски замечает один слуга.

«Но не все одинаковы. Эта не так проста и страдает сильнее. Слышишь? Разве это не похоже на плач? Не сочти меня глупой, Учитель… Он отдается во мне болью, словно это плач женщины, потерявшей своего ребенка…»

«А ты, наоборот, нашла своего сына, мать! – произносит Иуда Искариот, появляясь вместе с Симоном у них за спиной и заставляя всех вздрогнуть от неожиданности. – Учитель! Благослови наше возвращение, как благословил нас в дорогу».

«Конечно, Иуда», – и Иисус обнимает обоих вернувшихся.

«И ты, мама…» Мария также целует и обнимает своего сына.

⁴«Мы не ожидали застать Тебя тут, Учитель. Мы шли без устали, почти везде кратчайшим путем, чтобы нас не задерживали. Но встретили некоторых учеников и предупредили Иоанну и Элизу, что скоро свидимся», – поясняет Симон.

«Да. И Симон шел, как юноша. Учитель, мы исполнили Твое поручение. Лазарь очень болеет. Жара заставляет его сильнее страдать. Он умоляет нас скорее идти к нему… Учитель, я никуда не ходил, кроме крепости Антония, чтобы угодить Эгле, которая хотела поблагодарить Клавдию перед тем, как отправиться в Иерихон. Не правда ли, Симон?»

«Правда. Да и в Антонию мы пошли в шестой час, в знойный день, когда все предпочитают оставаться дома. Пока Иуда разговаривал с Клавдией, которую Альбула Домицилла вызвала в сад, другие дамы расспрашивали меня. Думаю, я не сделал ничего плохого, объяснив им, как умел, то, что они хотели знать».

«Ты правильно поступил. Они в самом деле стремятся узнать Истину».

«А Клавдия в самом деле стремится Тебе помочь. Отпустив Эглу, которая пошла попрощаться с Плаутиной и остальными, она задала мне много вопросов. Если я правильно понял, она хочет убедить Понтия не верить клевете фарисеев, саддукеев и тому подобных. Понтий доверяет своим центурионам лишь до некоторой степени, так как они хороши в битвах, но не столь хороши в деловых отношениях. При этом часто прибегает к помощи своей жены, которой приходится проявлять понятливость и даже хитрость, чтобы уверенно судить о вещах. Поистине Проконсул – это Клавдия. Сам по себе он ничто и находится наверху только потому, что она это она, его влиятельная сила и советница. Она пожелала дать нам денег для Твоих бедняков. Вот они».

«Когда же вы прибыли? Вы не выглядите усталыми и запыленными», – интересуется Иаков Зеведеев.

«Между третьим и шестым часом. Мы пошли в Кериот посмотреть, там ли моя мать, и оповестить о Твоем прибытии. Но я держался Твоих наставлений, Учитель. Не позволял себе поддаваться человеческим желаниям. Не правда ли, Симон?»

«Это правда».

«И правильно сделал. Всегда слушайся – и спасешься».

«Хорошо, Учитель. О! теперь, когда я знаю, что с нами Клавдия, я больше не делаю тех неразумных поспешных шагов. Хотя все они диктовались любовью. Ты должен с этим согласиться. Неуравновешенной любовью… Неуравновешенной, потому что она чувствовала себя незащищенной, беспомощной в достижении своей цели – сделать так, чтобы Тебя любили, уважали, как Ты того заслуживаешь, как это должно быть. Теперь мне спокойнее. Я больше не боюсь. И мне даже приятно ожидание…» Иуда грезит наяву.

«Не предавайся мечтаниям, Иуда. Стой в истине. Я Свет мира, а свет всегда будет ненавистен тьме…» – предостерегает Иисус.

Взошла луна. Ее белизна заливает пространство, делает лица бледными, серебрит дома и растения. Обращенная к востоку сторона грецкого ореха вся ею окутана. Соловей принимает приглашение луны и запевает долгую мелодичную песнь, которую приберегал в запасе, песнь приветствия ночи и луне.